На четвертое утро этих безумных гонок, когда они догнали арьергард Бесса, оставалось не более шестидесяти македонян, державшихся в седле только силой привычки. Сердца их отказывались биться в груди, и было бы достаточно горстки людей, чтобы разгромить их. Но несколько тысяч бактрийцев были до такой степени обессилены, что как завороженные увидели в шестидесяти всадниках всю армию Александра и, даже не пытаясь защищаться оружием, с воплями устремились к горным отрогам в надежде найти укрытие.
На дороге македоняне натолкнулись на трупы двух рабов с перерезанным горлом, одетых в ливреи персидского царя, и вскоре из ближайшей ложбины до Александра донеслись крики. Его звали солдаты. Там стояла брошенная деревенская повозка без кучера, в которую были впряжены две обезумевшие лошади. В повозке лежал Дарий. Он был мертв.
С грудью, пронзенной копьем, царь Вавилона, Суз, Персеполя и Экбатанов, бывший повелитель Египта, Финикии, Геллеспонта, земель Азии, владыка пяти рек и тридцати сатрапий, император половины мира, сын Ахурамзады и семи богов-покровителей света только что скончался; тело этого гиганта лежало посреди тихой долины в море крови. Бесс захотел, чтобы в руки Александра попал только труп Дария.
«Он хотел говорить с тобой, государь, произнес твое имя, – сказал командир македонянин, первый прибывший на место, – он испустил дух, когда мы услышали стук копыт твоей лошади».
Александр, пошатываясь, склонился над ним, напрасно желая заглянуть в последний раз в эти огромные глаза, взгляд которых влек его за собой с берегов Средиземного моря через всю Азию, и которые смотрели теперь только на миры, хранящие молчание. Слезы бризнули из глаз Александра, оставляя бороздки в густой пыльной маске, покрывавшей его лицо. Он обнял тело Дария, сжал его, поцеловал в лоб и повторял ему, как будто бы он мог слышать: «Клянусь тебе, я клянусь тебе, я не хотел этого!».
Затем он снял с длинной мертвой руки кольцо, служившее Дарию печатью.
Один за другим выезжали из ущелий его всадники на спотыкающихся лошадях. Александр приказал сделать в этом месте привал, лег на землю в тени повозки Дария и проспал десять часов подряд.
Проснувшись, он вспомнил, что в этот день он родился, – ему исполнилось двадцать шесть лет.
IV. Конец Пармениона
В то время как останки Дария бальзамировались и подготавливались в сопровождении пышной процессии в Сузы, где их должны были передать царице Сисигамбис и захоронить в фамильной гробнице, Александр прошел мимо Гекатомпила, продвинулся вперед в северо-восточном направлении и расположился в Гиркании, неподалеку от Каспийского моря, в городе Задракарте.
Здесь, в лагере, он провел начало осени. В Задракарте он надел на голову диадему персидских царей, укрепленную на красном с белой полосой венце, и стал одеваться по-восточному. Письма, отправляемые в азиатские провинции, он запечатывал теперь кольцом-печатью, снятым с руки мертвого Дария, а также потребовал от подданных своего бывшего врага, чтобы они падали ниц перед ним, касаясь лбом ковра, как они делали это раньше перед Дарием. Греки пока освобождались от этого церемониала, он казался им смешным, даже если смотреть на него со стороны.
Сюда же в Задракарту к нему приехал тесть Артабаз, с которым он был практически не знаком. Он принял старого персидского властителя и его сыновей с величайшими почестями, превозносил их за преданность Дарию и ввел в круг своей семьи.
Артабаз и его родственники в большой степени способствовали введению при дворе Александра восточных обычаев и манер, которые шокировали ветеранов.
Когда Александру приходило желание отдохнуть, он любил охотиться вместе с Филотой на диких зверей. Однажды в пустынных окрестностях Вавилона он сразился один со львом, шкуру которого он хранил потом как трофей Геракла. Иногда он нападал на племена, населявшие берега Каспия и наводил на них ужас: брал штурмом укрепленные поселения, срубал головы жителям, чтобы оставшиеся в живых запомнили имя своего повелителя.
Солдаты тем временем ждали возвращения домой. Их поход длился в течение четырех с половиной лет! Им тысячу раз говорили, что разгром Дария будет концом их мучений. Дарий был мертв, Александр стал во всем его преемником. Казалось, что цель похода была достигнута. Окруженные полчищем торговцев, менял, продавцов лошадей, музыкантов, местных танцовщиц, рабов, проституток, в числе которых встречались персидские принцессы, внучки бывшего монарха, среди всего этого странного множества продажного и рабского люда, сопровождавшего армию и несущего рядом с ней свои пороки, солдаты наслаждались отдыхом, который предшествует роспуску, и удивлялись тому, что соответствующий приказ запаздывает.
Парменион разделял настроение войск. «Государь, я воюю почти пятьдесят лет; я добыл Филиппу первую победу, и число моих сражений перевалило за сотню, – сказал он Александру, – я знаю, чего можно требовать от людей и чего нельзя. Пора тебе остановиться, распустить одну за другой фаланги и отправить их по домам». – «Это говорят не уставшие люди, а говоришь ты сам, Парменион, – ответил Александр. – Разумеется, чего можно требовать от солдат, если первыми хотят уйти их военачальники. Ты, действительно, давно служишь в армии; я думаю, что ты нуждаешься в отдыхе».
Парменион был отправлен в Экбатаны для командования резервными войсками, а на его место был назначен Кратер. Парменион в самом деле устал. Ему было около семидесяти трех лет. И, несмотря на свою выносливость, которая была предметом восхищения во время бесконечных походов, он стремился к покою на старости лет. Он был превосходным стратегом, но Александр с самого начала своих завоеваний никогда не следовал его советам и, что удивительно, всегда побеждал. Парменион потерял двух сыновей: Гектор утонул в Ниле, а Никанор недавно умер от болезни. Единственный, кто у него остался, Филота, упоенный собственными успехами, был только что назначен на пост командующего конницей гетайров вместо Клита, переведенного на другую должность. Парменион принял опалу с чувством облегчения.
Вскоре после отъезда старого воина в Экбатаны несколько греческих всадников было отпущено, и македоняне решили, что был отдан приказ об общем увольнении. Солдаты тотчас же сняли палатки, собрали багаж и с радостными криками загрузили повозки. Александр, привлеченный шумом, был поражен открывшимся ему зрелищем. Он незамедлительно вызвал военачальников, приказал объявить войскам общий сбор и перед тысячами выстроенных в ряд воинов произнес речь.
Он напомнил им о походах, сражениях, об усталости и победах, не забыв ни о чем. «Неужели мы так много сделали и столько претерпели, для того, чтобы какой-то предатель, убивший своего царя, захватил его трон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93