И в том и в другом случае он велик. Но быть великим и в то же время столь утонченным - губительно для художника, как, впрочем, и для любого другого человека. Это не Достоевский, кривляющееся, преследуемое, проклятое создание, это Тургенев, богато и разнообразно одаренный от природы. Абсолютное здравомыслие и глубина сознания, кристально чистое видение и необычайная чуткость, глубокий взгляд и неизменное благородство в суждениях; способность безошибочно находить самое важное, существенное в человеческой жизни и в окружающем мире; необычайно ясный ум, горячее сердце и широта чувств - и все это в нужной пропорции, без излишеств! Более чем достаточно, чтобы уничтожить любого писателя. Видишь ли, мой дорогой Эдвард, если бы мы стали показывать Антиноя в балагане, уверяя при этом, что жизнь его столь же совершенна, как и его обличье, едва ли кто-нибудь из толпы, которая ломилась бы в соседнюю дверь, желая хоть глазочком взглянуть на двухголового соловья или на скалящего зубы испуганного великана в ошейнике, подошел бы к нему. Я похож на тебя, мой дорогой друг... Разбит, сломлен, разрываюсь на части. Не могу заставить себя чем бы то ни было заниматься, не в состоянии ни на чем сосредоточиться. Быть может, виновата война? Или просто Конраду пришел конец? Полагаю, человеку должен однажды прийти конец. Того требуют приличия. Однако это звучит страшно или пугающе. Думаю, скорее последнее. Нет, мой дорогой друг, я не считаю свою небольшую книгу чем-то "недостойным". Она посвящена моему сыну. Мне почему-то думалось, что ты в Италии. Твой экземпляр лежит у меня, и вскоре я отошлю его тебе. Разумеется, ничего важного в этой книге нет. Любопытно, что в ней все-таки есть? То бишь, что мне удалось сделать? Я не видел статьи в "Нейшн". Я знал, что это не ты написал, ты ведь вроде бы освободился (на время) от литературных дел и уехал из Англии? Откровенно говоря, мне не хотелось бы выступать в роли знатока русской жизни. Ведь это не так. Я восхищаюсь Тургеневым, но, говоря по чести, Россия для него не более чем холст для художника. Даже если бы все его герои жили на Луне, он все равно оставался бы великим мастером. Его персонажи весьма схожи с шекспировскими итальянцами. Об этом как-то никто не задумывается. И все-таки, мой дорогой Эдвард, если ты настаиваешь, я исполню твою просьбу и попытаюсь. Не обещаю, что у меня получится! Как я тебе уже говорил, у меня почему-то все валится из рук. "Теневую черту" я закончил 15 января и с тех пор написал только два коротких рассказа. Примерно 12 000 слов. Несколько страниц я уничтожил. Всего несколько. Таково истинное положение вещей. И оно внушает мне самые серьезные опасения. У меня обострилась подагра, с февраля я почти все время лежал. Сейчас только оправился после последнего приступа. Если ты приедешь и мы малость поговорим, это, возможно, взбодрит меня. Как знать? В самом деле, мой дорогой, невыносимо отказывать себе во всем, что тебе дорого. Поразмысли над моим предложением. Джесси его поддерживает. Ведь она тебя так любит. Не говоря уж обо мне. Веришь ли ты в это? Или не веришь? Временами на меня нападают сомнения...
Джону Голсуорси Сомерис, 6 января нового, 1908 года
Дражайший Джек, Будь счастлив (синьоре Аде я напишу отдельно), желаю тебе здравствовать долгие годы и да не убудет слава твоя. Что касается меня, то старая история продолжается, и ты, должно быть, уже сыт ею по горло: подагра. Я не похож на Петра Великого - не развлекаю своих друзей. Подагра. Прихватила в начале рождественских праздников, в "День подарков", и до сих пор не отпускает. По-настоящему я так и не пришел в себя после приступа, случившегося за три недели до нашего совместного обеда. С тех пор как мы переехали в новый дом, у меня не было ни одного светлого дня. "Et le miserable ecrivait toujours". Этот "несчастный" пишет сейчас повесть под названием "Разумов". Выразительно, не так ли? Пожалуй, я пытаюсь ухватить суть российских событий - cosas de Russia. Непростая задача, однако в конце концов из этого, может, получится неплохая вещь. Она также может принести мне сотню фунтов, если добрейший Пинкер постарается и побегает с рукописью высунув язык... Однако я зло пошутил. Послушай, сюжет таков. Студент Разумов (внебрачный сын князя К.) выдает полиции своего однокашника, студента Гальдина, который прячется в его квартире после совершения политического преступления (предположительно, убийства Плеве). События первой части разворачиваются в Санкт-Петербурге. (Гальдина, разумеется, повесят.) Во второй части действие происходит в Женеве. Студент Разумов, познакомившись с матерью и сестрой Гальдина, влюбляется в последнюю, женится на ней и через некоторое время рассказывает ей о том, какую роль сыграл в судьбе ее брата. Психология развития событий, ведущих к предательству Разумовым Гальдина, к сделанному им признанию и к смерти Разумова и его жены (причина: сходство их ребенка с покойным Гальдиным), и есть главное содержание этой повести. Возможно, ни один журнал не захочет ее взять. С тех пор как Старик удалился от дел, "Блэквуды" не очень-то спешат печатать мои произведения. Попытаюсь в "Фортнайтли". Ах, дорогой, ты не знаешь, сколь убийственна для вдохновения беспокойная мысль: "А можно ли это продать?" Нет ничего более жестокого, чем быть зажатым между душевным порывом, работой и подобным вопросом, который для меня сейчас вопрос жизни и смерти. Бывают мгновения, когда страх начисто выметает из головы всякие мысли. Это безумно мучительно. И знаешь, день ото дня напряжение только растет. Но я должен написать эту вещь. Должен отойти подальше от "Случая", который почти перестал мне даваться. С остальными вещами дела обстоят так же неблагополучно. "Тайного агента" следует честно признать почетной неудачей. Он не стяжал мне ни любви публики, ни литературного успеха - хоть на гран. От всего этого я прихожу в уныние. Полагаю, я глуп, если жду чего-либо другого. Полагаю также, что есть во мне нечто глубоко несимпатичное широкой публике. Взять, к примеру, романы Харди, в общем-то достаточно трагичные и мрачные, но их и раньше покупали, и продолжают покупать сегодня. Это "нечто", я думаю, называется чуждостью. Словом, причин для тревожных мыслей достаточно. Издадут ли большой роман журнальными выпусками? А если нет? Я бы удивился, если бы Пинкера не беспокоил подобный вопрос. Он не торопит меня, однако сгорает от нетерпения. Признаться, количество страниц, написанных за последние три месяца, ничтожно. А ведь я корпел над романом изо дня в день. Жить так невозможно. Я теперь стал вегетарианцем. Специально ем очень мало. Голова у меня сейчас необыкновенно ясная, но в иные минуты я невольно спрашиваю себя, а не должен ли я все это бросить. Для человека с воображением такие мысли губительны - они приходят, словно дурные знамения, откуда-то извне.
1 2 3 4 5
Джону Голсуорси Сомерис, 6 января нового, 1908 года
Дражайший Джек, Будь счастлив (синьоре Аде я напишу отдельно), желаю тебе здравствовать долгие годы и да не убудет слава твоя. Что касается меня, то старая история продолжается, и ты, должно быть, уже сыт ею по горло: подагра. Я не похож на Петра Великого - не развлекаю своих друзей. Подагра. Прихватила в начале рождественских праздников, в "День подарков", и до сих пор не отпускает. По-настоящему я так и не пришел в себя после приступа, случившегося за три недели до нашего совместного обеда. С тех пор как мы переехали в новый дом, у меня не было ни одного светлого дня. "Et le miserable ecrivait toujours". Этот "несчастный" пишет сейчас повесть под названием "Разумов". Выразительно, не так ли? Пожалуй, я пытаюсь ухватить суть российских событий - cosas de Russia. Непростая задача, однако в конце концов из этого, может, получится неплохая вещь. Она также может принести мне сотню фунтов, если добрейший Пинкер постарается и побегает с рукописью высунув язык... Однако я зло пошутил. Послушай, сюжет таков. Студент Разумов (внебрачный сын князя К.) выдает полиции своего однокашника, студента Гальдина, который прячется в его квартире после совершения политического преступления (предположительно, убийства Плеве). События первой части разворачиваются в Санкт-Петербурге. (Гальдина, разумеется, повесят.) Во второй части действие происходит в Женеве. Студент Разумов, познакомившись с матерью и сестрой Гальдина, влюбляется в последнюю, женится на ней и через некоторое время рассказывает ей о том, какую роль сыграл в судьбе ее брата. Психология развития событий, ведущих к предательству Разумовым Гальдина, к сделанному им признанию и к смерти Разумова и его жены (причина: сходство их ребенка с покойным Гальдиным), и есть главное содержание этой повести. Возможно, ни один журнал не захочет ее взять. С тех пор как Старик удалился от дел, "Блэквуды" не очень-то спешат печатать мои произведения. Попытаюсь в "Фортнайтли". Ах, дорогой, ты не знаешь, сколь убийственна для вдохновения беспокойная мысль: "А можно ли это продать?" Нет ничего более жестокого, чем быть зажатым между душевным порывом, работой и подобным вопросом, который для меня сейчас вопрос жизни и смерти. Бывают мгновения, когда страх начисто выметает из головы всякие мысли. Это безумно мучительно. И знаешь, день ото дня напряжение только растет. Но я должен написать эту вещь. Должен отойти подальше от "Случая", который почти перестал мне даваться. С остальными вещами дела обстоят так же неблагополучно. "Тайного агента" следует честно признать почетной неудачей. Он не стяжал мне ни любви публики, ни литературного успеха - хоть на гран. От всего этого я прихожу в уныние. Полагаю, я глуп, если жду чего-либо другого. Полагаю также, что есть во мне нечто глубоко несимпатичное широкой публике. Взять, к примеру, романы Харди, в общем-то достаточно трагичные и мрачные, но их и раньше покупали, и продолжают покупать сегодня. Это "нечто", я думаю, называется чуждостью. Словом, причин для тревожных мыслей достаточно. Издадут ли большой роман журнальными выпусками? А если нет? Я бы удивился, если бы Пинкера не беспокоил подобный вопрос. Он не торопит меня, однако сгорает от нетерпения. Признаться, количество страниц, написанных за последние три месяца, ничтожно. А ведь я корпел над романом изо дня в день. Жить так невозможно. Я теперь стал вегетарианцем. Специально ем очень мало. Голова у меня сейчас необыкновенно ясная, но в иные минуты я невольно спрашиваю себя, а не должен ли я все это бросить. Для человека с воображением такие мысли губительны - они приходят, словно дурные знамения, откуда-то извне.
1 2 3 4 5