Все ему теперь быстро приедалось, все вокруг выцветало, становилось тусклым, скучным. Постепенно он начал остывать и к медицине. Изредка, по привычке, он заходил к доктору Бражюнасу и, невнимательно выслушав его советы, уходил. Такой аккуратный когда-то, чистюля, щеголь, он перестал следить за своей внешностью. Ему лень было переодеваться. Бессменный костюм его покрывался пятнами. Когда на одном башмаке порвался шнурок, Нарбутас заменил его веровоч-кой.
Однажды доктор Бражюнас мягко намекнул кузнецу, что надо бы почаще менять белье. После этого Нарбутас перестал ходить в поликлинику. Он окончательно охладел к медицине, которая оказалась не в силах вернуть ему молодость. Теперь он подолгу лежал на кровати и предавался воспоминаниям. Но работа памяти тоже утомляла его. Да и воображение уже не имело прежнего огня. Это были какие-то серые, полустертые видения… Он забывался в тревожном сне.
Как-то раз, когда Нарбутас вышел из дому, чтобы пойти в столовую, у самых ворот кто-то хлопнул его по плечу.
Кузнец оглянулся и увидел Сашу Копытова.
– Ага, попалась пташечка! – воскликнул молодой кузнец и торжествующе захохотал.
Впрочем, он тут же оборвал смех и с беспокойством оглядел Нарбутаса. Его поразила даже не столько неопрятность старого кузнеца, сколько то, что в лице его появилась какая-то неопределенность, расплывчатость, та бездумная детскость, которая иногда возвращается к человеку в старости. Чтобы скрыть свое огорчение, Копытов сказал весело:
– А где же твой фасонистый галстук? Где шляпа? Ой, Антанас, смотри, дамочкам перестанешь нравиться.
Нарбутас потянул носом. От Копытова пахнуло дымом, кисловатым духом металла и еще чем-то непередаваемым, что составляет запах кузни. Нарбутас с бессознательным удовольствием вдохнул его.
– Ну как ты? – вяло проговорил он, просто чтобы сказать что-нибудь.
– Да вот на второй курс перевалил, – сказал Копытов.
Он принялся рассказывать о своей работе. Он хотел раззадорить Нарбутаса, выманить его из этого состояния странного равнодушия. Когда-то старый кузнец сам уговаривал его поступить на заочный факультет политехникума и всегда горячо интересовался его учебой. Но сейчас, о чем бы ни рассказывал Копытов, Нарбутас безразлично молчал, механически кивая головой. Один раз только он вроде слегка оживился, когда Саша заговорил о министре:
– На днях он опять заявился к нам. Вообще, знаешь, оказался ничего парнем. Простецкий такой и здорово, видать, знает дело. А главное, прижал строителей. В общем, новые цеха уже под крышу вытягиваются, ты не узнал бы. Так он заглянул и к нам, в кузню и, что ты думаешь, вспомнил о тебе, чтобы меня разорвало! Спрашивает: «А где ж у вас был тут такой пожилой мальчик, который брался вручную делать турбинную лопатку?» Слышишь?
Копытов толкнул Нарбутаса в бок и захохотал.
– Пожилой мальчик… – повторил Нарбутас и с неприязнью посмотрел на Копытова. – Да… В молодости мы не соображаем, что через некоторое время постареем…
Копытов удивился:
– Через некоторое?
– Да… И довольно короткое.
Копытов почесал в затылке. Черт его знает, как оторвать старика от этих нудных думок!… Копытов заговорил о спорте. Он смачно расписывал недавнюю встречу заводских баскетболистов со спортсменами Теплоцентрали:
– Первый тайм – полный порядок: двадцать семь на семнадцать! Мирово? Мирово! А после перерыва? Полная перемена декораций! Теплоцентральщики заграбастали мяч и дуют раз за разом в нашу корзину. Представляешь? А у наших мазил полный переполох: передачи неточные, мячи теряют – словом, дело дрянь… Что тебе сказать, Антанас, теплоцентральщики вклеили нам девяносто один на пятьдесят. Ребята прямо выли с досады. Спросишь: почему так получилось? Тренер – Дерьмо! Знаешь, этот костлявый Ванайтис из «Спартака», Ребята прямо говорят: «Готовил бы нас, как прежде, Нарбутас, так разве мы влипли бы в последнюю шестерку?» Слышишь? В общем, учти, Антанас, это – дело нешуточное: если ты нам не поможешь, так мы с этим скелетом Ванайтисом вконец погорим и, наверно, останемся совсем без места.
Нарбутас пожал плечами и пробормотал;
– Ну и оставайтесь…
Некоторое время они шли молча. Потом Копытов снова заговорил. На этот раз он повел речь о кузне. Он пытался пробудить в Антанасе профессиональную гордость… Он даже намеренно оскорблял его:
– Тебе уж за нами не угнаться. Куда там! Посмотрел бы, как Стефан дает жизни. О нас я уже не говорю, с других заводов приходят люди, с комбината Эйдука-вичюса, с «Эльфы», экскурсии прут прямо как на выставку. Да что там, из других городов приезжают! – самоотверженно врал Копытов.
Нарбутас молчал. Он даже как будто и не слышал. Молодой кузнец растерялся. Черт возьми, старик, видать, погряз по горло в этом могильном отупении. Неужели в нем на самом деле умерло все человеческое? Копытов попробовал возбудить в Нарбутасе жалость. Он стал плакаться на свое здоровье:
– Знаешь, поджимает у меня где-то внутри. Не знаю, сердце или селезенка. Ну и, бывает, потею. И вообще что-то такое, знаешь…
Не зная, что еще придумать, Копытов сделал неопределенный жест. Нарбутас поднял голову и пристально посмотрел на него. Молодой кузнец тотчас скроил на своем жизнерадостном краснощеком лице плаксивую мину. Он подумал с удовлетворением: «Кажись, пробирает».
– Хочешь послушать меня, Саша? – сказал Нарбутас с остатками прежней задушевности в голосе. – Так вот тебе мой совет: никогда не лечись. Понял? Не лечись!
– Новости! Почему?
– Потому что если болезнь легкая, так ты и без медицины выздоровеешь. А если болезнь тяжелая, так ты и с медициной помрешь.
Копытов даже остановился от удивления. Потом сказал решительно:
– Зайдем выпить по маленькой.
Они зашли в закусочную. Нарбутас сделал глоток и с отвращением отставил стопку. Тело его по-прежнему противилось алкоголю.
– А ты пей, через силу пей, – убеждал его несколько захмелевший Копытов.
– Не могу. Противно.
– Привыкнешь.
– Не успею уже…
– Да ну тебя! Встряхнись, Антанас! Уж очень ты смирный. Взбунтуйся! Что это у тебя, ей-богу, за жизнь?
И он повторил, вперив в Нарбутаса горящие глаза:
– Ну, какая это, к черту, жизнь! Знаешь что…
Он задумался, опершись лбом на руку и запустив пальцы в чуб. Потом с видом человека, которого осенила блестящая мысль:
– Приходи-ка назад в кузню. А в чем дело? У тебя же богатырский вид. Прямо жених, чтоб меня разорвало! Сколько тебе лет?
– Один год, – вдруг сказал старик. – А может, полгода.
– Что? – опешил Копытов.
– Полгода, – подтвердил Нарбутас, мотнув головой. – Это вы, молодые, считаете от рождения. А мы, старики, ведем счет с другого конца: сколько осталось… А может, и месяц…
На следующий день Копытов рассказал друзьям об этой встрече.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Однажды доктор Бражюнас мягко намекнул кузнецу, что надо бы почаще менять белье. После этого Нарбутас перестал ходить в поликлинику. Он окончательно охладел к медицине, которая оказалась не в силах вернуть ему молодость. Теперь он подолгу лежал на кровати и предавался воспоминаниям. Но работа памяти тоже утомляла его. Да и воображение уже не имело прежнего огня. Это были какие-то серые, полустертые видения… Он забывался в тревожном сне.
Как-то раз, когда Нарбутас вышел из дому, чтобы пойти в столовую, у самых ворот кто-то хлопнул его по плечу.
Кузнец оглянулся и увидел Сашу Копытова.
– Ага, попалась пташечка! – воскликнул молодой кузнец и торжествующе захохотал.
Впрочем, он тут же оборвал смех и с беспокойством оглядел Нарбутаса. Его поразила даже не столько неопрятность старого кузнеца, сколько то, что в лице его появилась какая-то неопределенность, расплывчатость, та бездумная детскость, которая иногда возвращается к человеку в старости. Чтобы скрыть свое огорчение, Копытов сказал весело:
– А где же твой фасонистый галстук? Где шляпа? Ой, Антанас, смотри, дамочкам перестанешь нравиться.
Нарбутас потянул носом. От Копытова пахнуло дымом, кисловатым духом металла и еще чем-то непередаваемым, что составляет запах кузни. Нарбутас с бессознательным удовольствием вдохнул его.
– Ну как ты? – вяло проговорил он, просто чтобы сказать что-нибудь.
– Да вот на второй курс перевалил, – сказал Копытов.
Он принялся рассказывать о своей работе. Он хотел раззадорить Нарбутаса, выманить его из этого состояния странного равнодушия. Когда-то старый кузнец сам уговаривал его поступить на заочный факультет политехникума и всегда горячо интересовался его учебой. Но сейчас, о чем бы ни рассказывал Копытов, Нарбутас безразлично молчал, механически кивая головой. Один раз только он вроде слегка оживился, когда Саша заговорил о министре:
– На днях он опять заявился к нам. Вообще, знаешь, оказался ничего парнем. Простецкий такой и здорово, видать, знает дело. А главное, прижал строителей. В общем, новые цеха уже под крышу вытягиваются, ты не узнал бы. Так он заглянул и к нам, в кузню и, что ты думаешь, вспомнил о тебе, чтобы меня разорвало! Спрашивает: «А где ж у вас был тут такой пожилой мальчик, который брался вручную делать турбинную лопатку?» Слышишь?
Копытов толкнул Нарбутаса в бок и захохотал.
– Пожилой мальчик… – повторил Нарбутас и с неприязнью посмотрел на Копытова. – Да… В молодости мы не соображаем, что через некоторое время постареем…
Копытов удивился:
– Через некоторое?
– Да… И довольно короткое.
Копытов почесал в затылке. Черт его знает, как оторвать старика от этих нудных думок!… Копытов заговорил о спорте. Он смачно расписывал недавнюю встречу заводских баскетболистов со спортсменами Теплоцентрали:
– Первый тайм – полный порядок: двадцать семь на семнадцать! Мирово? Мирово! А после перерыва? Полная перемена декораций! Теплоцентральщики заграбастали мяч и дуют раз за разом в нашу корзину. Представляешь? А у наших мазил полный переполох: передачи неточные, мячи теряют – словом, дело дрянь… Что тебе сказать, Антанас, теплоцентральщики вклеили нам девяносто один на пятьдесят. Ребята прямо выли с досады. Спросишь: почему так получилось? Тренер – Дерьмо! Знаешь, этот костлявый Ванайтис из «Спартака», Ребята прямо говорят: «Готовил бы нас, как прежде, Нарбутас, так разве мы влипли бы в последнюю шестерку?» Слышишь? В общем, учти, Антанас, это – дело нешуточное: если ты нам не поможешь, так мы с этим скелетом Ванайтисом вконец погорим и, наверно, останемся совсем без места.
Нарбутас пожал плечами и пробормотал;
– Ну и оставайтесь…
Некоторое время они шли молча. Потом Копытов снова заговорил. На этот раз он повел речь о кузне. Он пытался пробудить в Антанасе профессиональную гордость… Он даже намеренно оскорблял его:
– Тебе уж за нами не угнаться. Куда там! Посмотрел бы, как Стефан дает жизни. О нас я уже не говорю, с других заводов приходят люди, с комбината Эйдука-вичюса, с «Эльфы», экскурсии прут прямо как на выставку. Да что там, из других городов приезжают! – самоотверженно врал Копытов.
Нарбутас молчал. Он даже как будто и не слышал. Молодой кузнец растерялся. Черт возьми, старик, видать, погряз по горло в этом могильном отупении. Неужели в нем на самом деле умерло все человеческое? Копытов попробовал возбудить в Нарбутасе жалость. Он стал плакаться на свое здоровье:
– Знаешь, поджимает у меня где-то внутри. Не знаю, сердце или селезенка. Ну и, бывает, потею. И вообще что-то такое, знаешь…
Не зная, что еще придумать, Копытов сделал неопределенный жест. Нарбутас поднял голову и пристально посмотрел на него. Молодой кузнец тотчас скроил на своем жизнерадостном краснощеком лице плаксивую мину. Он подумал с удовлетворением: «Кажись, пробирает».
– Хочешь послушать меня, Саша? – сказал Нарбутас с остатками прежней задушевности в голосе. – Так вот тебе мой совет: никогда не лечись. Понял? Не лечись!
– Новости! Почему?
– Потому что если болезнь легкая, так ты и без медицины выздоровеешь. А если болезнь тяжелая, так ты и с медициной помрешь.
Копытов даже остановился от удивления. Потом сказал решительно:
– Зайдем выпить по маленькой.
Они зашли в закусочную. Нарбутас сделал глоток и с отвращением отставил стопку. Тело его по-прежнему противилось алкоголю.
– А ты пей, через силу пей, – убеждал его несколько захмелевший Копытов.
– Не могу. Противно.
– Привыкнешь.
– Не успею уже…
– Да ну тебя! Встряхнись, Антанас! Уж очень ты смирный. Взбунтуйся! Что это у тебя, ей-богу, за жизнь?
И он повторил, вперив в Нарбутаса горящие глаза:
– Ну, какая это, к черту, жизнь! Знаешь что…
Он задумался, опершись лбом на руку и запустив пальцы в чуб. Потом с видом человека, которого осенила блестящая мысль:
– Приходи-ка назад в кузню. А в чем дело? У тебя же богатырский вид. Прямо жених, чтоб меня разорвало! Сколько тебе лет?
– Один год, – вдруг сказал старик. – А может, полгода.
– Что? – опешил Копытов.
– Полгода, – подтвердил Нарбутас, мотнув головой. – Это вы, молодые, считаете от рождения. А мы, старики, ведем счет с другого конца: сколько осталось… А может, и месяц…
На следующий день Копытов рассказал друзьям об этой встрече.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19