Осборн вообще избегал обращаться к нему. Между ними возникло силовое поле, отшвыривавшее их друг от друга, но покуда незаметное для других. Было похоже, что между ними лежит что-то такое, чего они оба боятся коснуться, что-то вроде мины натяжного действия типа «прыгающей Бетти». Боже сохрани задеть хотя бы один из трех ее усиков, выступающих еле заметно из земли. Впрочем, Осборн не был уверен, догадывается ли Майкл, какая убийственная шрапнельная начинка кроется в их «прыгающей Бетти». А Майкл отгонял от себя саму мысль, будто Осборн догадывается, что ему, Майклу, известно нечто такое тягостное, унизительное, позорное, что… Словом, они избегали друг друга. Майкл числился во взводе Брандиса.
Получив под свое начало американских солдат, Осборн решил подтянуть их, Его не смущало, что тут были ребята из разных частей и различного рода оружия – помимо пехотинцев, связисты, саперы, артиллеристы и нестроевые – повара, санитары. Осборн наконец побрился. Казалось, вместе с грязной щетиной он сбросил с себя мрачную апатию и снова приобрел свой мушкетерский бравый вид.
На одном из привалов он построил американцев в две шеренги и обратился к ним с небольшой речью. Начал он отнюдь не резко, скорее покровительственно, как хозяин с работниками:
– Я хотел сказать вам вот что, люди. Вы потеряли воинский вид. Мы находимся в чужой среде. Партизаны не солдаты. Вы с них пример не берите.
Майкл, проходивший мимо, остановился и с удивлением слушал. Этих замашек он не знал за Осборном. «Он честолюбив, оказывается, – подумал Майкл, прислушиваясь к начальническим ноткам в голосе первого лейтенанта. – И, как все честолюбцы, он беспринципен…»
– Я не хочу видеть расстегнутых воротничков! – кричал Осборн. – Что за разгильдяйство! Ношение галстуков обязательно! А гамаши! Посмотрите на них! Шнурки волочатся по земле! Как черви! Безобразие!
Теперь уже не только Майкл, но и другие партизаны остановились и наблюдали это зрелище. Подошел и Урс. Он слушал с явным интересом и чуть усмехался в свою саваофскую бороду. Осборна нисколько не смущала эта аудитория. Он распалялся все больше:
– Отныне всякого солдата, которого я увижу без каски, я буду штрафовать. Для первого раза на десять долларов.
Солдаты молчали. Одни были испуганы, другие подталкивали друг друга локтями и насмешливо улыбались. Правофланговый, красивый рослый малый, откровенно засмеялся.
Осборн вскипел.
– Фамилия? Армия? – крикнул он.
– Взводный сержант Нортон из Третьей армии.
Глаза его дерзко блестели. Он не скрывал улыбки.
– Здесь, в походных условиях, нет гауптвахты, – отрывисто проговорил Осборн. – Но при первой возможности трое суток тебе обеспечено. Не надейся, что забуду. – Он прибавил более мягко, впадая в отечески-назидательный тон: – Стыдно, Нортон. Если бы командующий твоей армией генерал Паттон знал о твоем поведении…
– Стоп! – сказал Нортон. – Ныне Джордж Паттон уже не тот. На днях по приказу главнокомандующего генерал Паттон перед строем просил извинения у солдата. Да, сэр, у простого солдата.
Тут Урс внезапно расстался со своим олимпийским спокойствием и пробасил:
– Расскажи, парень.
Нортон ухмыльнулся:
– А что ж рассказывать, дело простое. Проштрафился – повинился. Мало что он генерал.
Ропот восхищения пробежал по строю солдат.
Урс настаивал:
– В чем проштрафился? Говори, сержант, не бойся.
Нортон ответил пренебрежительно:
– Чего мне бояться.
Вмешался Осборн. Он уже немного жалел, что не удержался от угрозы. Видно, она пришлась не по вкусу Урсу.
– Генерал Джордж Паттон, – сказал Осборн рассудительно, – герой Сицилии. Армия гордится им. Ну, иногда вырвется у него крепкое словечко. На то мы солдаты, черт возьми, а не монашки! Что ж люди, может, нам выдать вместо карабинов сборники псалмов, а вместо касок напялить чепчики?
И он прибавил крепкое словечко. Солдатам эта присоленная реплика понравилась. Раздался одобрительный смех. Один Нортон оставался мрачным. Он сказал угрюмо:
– Да, большего сквернослова, чем генерал Джордж Паттон, в американской армии нет. Уж он такую похабщину откалывает! Недаром у нас говорят: ругается, как Паттон.
Осборн нахмурился:
– Генерал никогда не выражается зря. Всегда по делу… Недаром говорят, что он один из самых hardbitten генералов американской армии.
– Как вы говорите? – заинтересовался Урс.
– Да это словечко трудновато перевести, – сказал Осборн, – даже англичане его не совсем понимают.
– Почему? – возразил Урс. – Вот я понимаю. Загрубелый? Упорный? Крепкий в драке? Стойкий?
– Да, – неохотно согласился Осборн, – все это так, но и еще что-то неуловимое американское… – Вдруг он прервал себя и уставился на Нортона: – Смотрю я на тебя, сержант, и не пойму: ты как попал на север? Ведь Третья армия стоит далеко на юге, где-то в Эльзасе. Какого же черта ты болтаешься здесь? А? Можешь объяснить?
Нортон посмотрел на Осборна с явным сожалением:
– А вы что, не знаете, что из Третьей армии одна дивизия была брошена под Сен-Вит? Паттон был против этого, и он был прав, будь я проклят! Гунны нас там здорово помяли. Так вот я оттуда. А вот интересно, где были вы, сэр?
Осборн побагровел от негодования. Но не успел ничего сказать, потому что немедленно вмешался Урс:
– Бросьте препираться. Будете сводить счеты, когда вернетесь к своим. Так, значит, генерал Паттон извинился перед солдатом за то, что обложил его?
– Совсем не за это, – сказал Нортон. – А то ему извиняться по десять раз в день.
– За что же?
– За то, что он смазал солдатику по роже. Да не один, а два раза. Справа и слева.
– Не верю! – закричал Осборн.
– Тсс, – утихомирил его Урс. И к Нортону: – А ну-ка расскажи подробнее, сержант, как было дело.
Нортон переступил с ноги на ногу.
– Не подумайте, я не против Джорджа Паттона, – начал он. – Нам не так плохо с ним. Разве можно сравнить нашу жизнь с тем адом, который достался ребятам из Девятой армии Симпсона, попавшей в подчинение к Монтгомери. Да я лучше соглашусь чистить нужники в Третьей армии, чем быть вестовым в штабе самого Монти. Нигде нет таких потерь, как на этих дерьмовых дамбах на Роере. А почему? Потому что Монти прячет своих лайми за спинами наших ребят!
Нортон разгорячился. Он выступил из строя, кричал, размахивал руками. Все это явно не нравилось Осборну, но, глянув на одобрительно улыбавшегося Урса, он сдержал себя.
Нортон продолжал:
– Так я ничего плохого не хочу сказать о нашем старике Паттоне. Он, может быть, самый блестящий офицер американской армии. Скажу больше, я горжусь Джорджем. Ведь именно он, а не кто другой выпер гуннов из Сицилии. Я там был, сэр, у меня за Сицилию «Серебряная звезда». Правда, за последнее время Паттон стал слишком фасонистый. На рукоятку своего пистолета насадил жемчужины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Получив под свое начало американских солдат, Осборн решил подтянуть их, Его не смущало, что тут были ребята из разных частей и различного рода оружия – помимо пехотинцев, связисты, саперы, артиллеристы и нестроевые – повара, санитары. Осборн наконец побрился. Казалось, вместе с грязной щетиной он сбросил с себя мрачную апатию и снова приобрел свой мушкетерский бравый вид.
На одном из привалов он построил американцев в две шеренги и обратился к ним с небольшой речью. Начал он отнюдь не резко, скорее покровительственно, как хозяин с работниками:
– Я хотел сказать вам вот что, люди. Вы потеряли воинский вид. Мы находимся в чужой среде. Партизаны не солдаты. Вы с них пример не берите.
Майкл, проходивший мимо, остановился и с удивлением слушал. Этих замашек он не знал за Осборном. «Он честолюбив, оказывается, – подумал Майкл, прислушиваясь к начальническим ноткам в голосе первого лейтенанта. – И, как все честолюбцы, он беспринципен…»
– Я не хочу видеть расстегнутых воротничков! – кричал Осборн. – Что за разгильдяйство! Ношение галстуков обязательно! А гамаши! Посмотрите на них! Шнурки волочатся по земле! Как черви! Безобразие!
Теперь уже не только Майкл, но и другие партизаны остановились и наблюдали это зрелище. Подошел и Урс. Он слушал с явным интересом и чуть усмехался в свою саваофскую бороду. Осборна нисколько не смущала эта аудитория. Он распалялся все больше:
– Отныне всякого солдата, которого я увижу без каски, я буду штрафовать. Для первого раза на десять долларов.
Солдаты молчали. Одни были испуганы, другие подталкивали друг друга локтями и насмешливо улыбались. Правофланговый, красивый рослый малый, откровенно засмеялся.
Осборн вскипел.
– Фамилия? Армия? – крикнул он.
– Взводный сержант Нортон из Третьей армии.
Глаза его дерзко блестели. Он не скрывал улыбки.
– Здесь, в походных условиях, нет гауптвахты, – отрывисто проговорил Осборн. – Но при первой возможности трое суток тебе обеспечено. Не надейся, что забуду. – Он прибавил более мягко, впадая в отечески-назидательный тон: – Стыдно, Нортон. Если бы командующий твоей армией генерал Паттон знал о твоем поведении…
– Стоп! – сказал Нортон. – Ныне Джордж Паттон уже не тот. На днях по приказу главнокомандующего генерал Паттон перед строем просил извинения у солдата. Да, сэр, у простого солдата.
Тут Урс внезапно расстался со своим олимпийским спокойствием и пробасил:
– Расскажи, парень.
Нортон ухмыльнулся:
– А что ж рассказывать, дело простое. Проштрафился – повинился. Мало что он генерал.
Ропот восхищения пробежал по строю солдат.
Урс настаивал:
– В чем проштрафился? Говори, сержант, не бойся.
Нортон ответил пренебрежительно:
– Чего мне бояться.
Вмешался Осборн. Он уже немного жалел, что не удержался от угрозы. Видно, она пришлась не по вкусу Урсу.
– Генерал Джордж Паттон, – сказал Осборн рассудительно, – герой Сицилии. Армия гордится им. Ну, иногда вырвется у него крепкое словечко. На то мы солдаты, черт возьми, а не монашки! Что ж люди, может, нам выдать вместо карабинов сборники псалмов, а вместо касок напялить чепчики?
И он прибавил крепкое словечко. Солдатам эта присоленная реплика понравилась. Раздался одобрительный смех. Один Нортон оставался мрачным. Он сказал угрюмо:
– Да, большего сквернослова, чем генерал Джордж Паттон, в американской армии нет. Уж он такую похабщину откалывает! Недаром у нас говорят: ругается, как Паттон.
Осборн нахмурился:
– Генерал никогда не выражается зря. Всегда по делу… Недаром говорят, что он один из самых hardbitten генералов американской армии.
– Как вы говорите? – заинтересовался Урс.
– Да это словечко трудновато перевести, – сказал Осборн, – даже англичане его не совсем понимают.
– Почему? – возразил Урс. – Вот я понимаю. Загрубелый? Упорный? Крепкий в драке? Стойкий?
– Да, – неохотно согласился Осборн, – все это так, но и еще что-то неуловимое американское… – Вдруг он прервал себя и уставился на Нортона: – Смотрю я на тебя, сержант, и не пойму: ты как попал на север? Ведь Третья армия стоит далеко на юге, где-то в Эльзасе. Какого же черта ты болтаешься здесь? А? Можешь объяснить?
Нортон посмотрел на Осборна с явным сожалением:
– А вы что, не знаете, что из Третьей армии одна дивизия была брошена под Сен-Вит? Паттон был против этого, и он был прав, будь я проклят! Гунны нас там здорово помяли. Так вот я оттуда. А вот интересно, где были вы, сэр?
Осборн побагровел от негодования. Но не успел ничего сказать, потому что немедленно вмешался Урс:
– Бросьте препираться. Будете сводить счеты, когда вернетесь к своим. Так, значит, генерал Паттон извинился перед солдатом за то, что обложил его?
– Совсем не за это, – сказал Нортон. – А то ему извиняться по десять раз в день.
– За что же?
– За то, что он смазал солдатику по роже. Да не один, а два раза. Справа и слева.
– Не верю! – закричал Осборн.
– Тсс, – утихомирил его Урс. И к Нортону: – А ну-ка расскажи подробнее, сержант, как было дело.
Нортон переступил с ноги на ногу.
– Не подумайте, я не против Джорджа Паттона, – начал он. – Нам не так плохо с ним. Разве можно сравнить нашу жизнь с тем адом, который достался ребятам из Девятой армии Симпсона, попавшей в подчинение к Монтгомери. Да я лучше соглашусь чистить нужники в Третьей армии, чем быть вестовым в штабе самого Монти. Нигде нет таких потерь, как на этих дерьмовых дамбах на Роере. А почему? Потому что Монти прячет своих лайми за спинами наших ребят!
Нортон разгорячился. Он выступил из строя, кричал, размахивал руками. Все это явно не нравилось Осборну, но, глянув на одобрительно улыбавшегося Урса, он сдержал себя.
Нортон продолжал:
– Так я ничего плохого не хочу сказать о нашем старике Паттоне. Он, может быть, самый блестящий офицер американской армии. Скажу больше, я горжусь Джорджем. Ведь именно он, а не кто другой выпер гуннов из Сицилии. Я там был, сэр, у меня за Сицилию «Серебряная звезда». Правда, за последнее время Паттон стал слишком фасонистый. На рукоятку своего пистолета насадил жемчужины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66