А подтверждение тому - записывал он в записной книжке все песни, что слыхал он от Гемулы, и даже беседы ее с отцом, что вела на выдуманном языке, он записывал.
Итак, вернулся Гамзо к Гемуле. Увидела его Гемула и обрадовалась, как жениху невеста. Зажарила ему козленка и испекла черных блинов и спела все те песни, что хвалил мудрец Гидеон, и не слушала речей Гади бен Гаима, своего соседа, считавшего Гемулу суженой с тех пор, как его мать вскормила их обоих. Умерла мать Гемулы, рожая ея, и взяла Гемулу мать Гади себе в дочки.
В ту пору беда приключилась с Геварией, отцом Гемулы. Поднялся он на вершины гор, чтобы научиться у орлов возвращать себе молодость. Налетел на него орел и вступил с ним в бой, хотя пришел Гевария и осилил орла, а иначе погиб бы в его когтях и стал бы ему пищей. Но успел орел вцепиться когтями в шуйцу Геварии и пожрать мышцу руки. Не обращал Гевария внимания на рану, пока не заболел. И умер.
А пред смертью устроил он Гемуле ночь плясок. Такой у них обычай - за семь ночей до обручения водят хороводы, и в такую ночь приходят удальцы и похищают из хоровода себе невест. Знал Гамзо, что Гади, сын Гаима, собирается умыкнуть Гемулу, но опередил он Гади и добился Гемулы и повенчался с ней.
Семь дней и семь ночей гуляли свадьбу. Гевария лежал на циновке и здоровой рукой правил хоровод. Семь хороводов правил каждую ночь, и супротив того восемь хороводов каждый день, в знак того, что родит Гемула сына и будет тот обрезан на восьмой день. Завершились семь дней свадьбы, завершилась и жизнь Геварии.
Семь дней и семь ночей оплакивала Гемула отца, из ночи в ночь и изо дня в день песнями туги и кручины. А когда истекли семь дней, устроила большую тризну, с чудными и устрашающими песнопениями и плясками. Как прошло тридцать дней, заговорил с ней Гамзо об отъезде. Услышала Гемула, но не поняла, что он от нее хочет, а когда поняла, вскипела от ярости. Но понемножку соблазнилась и согласилась уехать. Откладывала она отъезд с недели на неделю и с месяца на месяц. В те дни не беспокоила ее луна. Видать, от горя по смерти отца не поддавалась она власти луны, и оберег защищал ее. А она оставалась, как завязь смоквы, что хранит сладость и не выходит плодом. Когда минул поминальный год, сама сказала она, что готова в дорогу. Нанял Гамзо двух верблюдов, и поехали они верхом до края пустыни, откуда выходят караваны. Присоединились они к каравану и шли сорок дней, пока не дошли до обитаемых мест. Купил ей Гамзо туфельки на ножки, и платья, и шали, и поскакали они дальше, до порта. Подрядил он судно, и уплыли они в Страну Израиля. И в честь того, что ехали они в Святую землю, уберег их Господь, да будет Он благословен, от всяких напастей. Но в Святой земле не уберег. Приводит Альшейх спор талмудистов, каждый ли день судит Господь человека или только в Новогодие. Спор этот не касается Святой земли, где судятся дела людские каждый день, и каждый день Пресвятой, да благословится Он, судит и приговаривает и исполняет приговор. Поначалу перестала Гемула ублажать слух пением. Потом отказалась слово молвить. Потом одолела ее черная хандра, потом занемогла она тяжким недугом, а как занемогла, стала досаждать мужу, и с каждым днем тяжесть его напасти круче прежней.
Пока говорил Гамзо, раздался звук, будто открывают окно, затем и звуки речи. Страха я не ощутил, но удивился, ведь, кроме меня и Гамзо, ни души не было в доме. А ни я, ни он не открывали окна. Припомнил я тот сон и тот поезд, что явился мне во сне, и то окно, что открылось в ночном сне, и снова подивился я силе сна, что возвращается наяву и кажется взаправдашним. Вновь раздался тот же звук. Напряг я слух и подумал: Гинат вернулся домой и отворил окно. Но что за речи слышу я? Заметил Гамзо, что я отвлекся, и сказал: вы устали, в сон клонит? Сказал я: не устал и в сон не клонит. Сказал Гамзо: что вас беспокоит? Сказал я: слышу я шум шагов. Сказал Гамзо: насколько я могу полагаться на свои уши, нет ни шума, ни звука. Сказал я: значит, я ошибся, вернемся к нашему разговору.
Продолжил Гамзо свой рассказ о том, что приключилось с ним и Гемулой в Иерусалиме. Много раз была Гемула на волосок от смерти, и коли б не помощь Пресвятого, да благословится Он, и дня Гамзо не продержался бы. Но велика милость Благословенного: посылает на человека напасти и дает силу устоять.
Не упомню порядка и связи вещей, но вновь рассказал Гамзо об одежке, а как вспомнил об одежке, вспомнил о своем учителе, а как вспомнил о своем учителе, вспомнил юность, что провел, изучая Писание, в духовных семинариях. Вам знаком Гамзо, человек общительный, которого взыскуют книжники Востока и Запада, ибо он привозит им редкие книги и рукописи. Но когда-то, как прочие семинаристы, кормился он от милости благодетелей - по дню у каждого по очереди. Раз послал его благодетель в лавку купить сокращенный свод "Накрытый стол". В книжной лавке попалась ему в руки книга, не похожая на прочие, каждая строка с большой буквы, и строки короткие и длинные, одна страница похожа на Псалом ангелов-хранителей, другая - на покаянную молитву Судного дня. Битый час стоял он и смотрел и дивился, ибо отродясь не видал он таких книг. Увидел его книготорговец и сказал: сорок целковых - и она твоя. Для семинариста сорок целковых - капитал, хоть бы он всю свою одежду продал, не выручил бы сорока целковых. Был у него сундучок, сделанный столяром в благодарность за то, что занимался Гамзо Священным Писанием с его сыном. Хоть и излишней роскошью был сундучок для Гамзо, все пожитки которого, кроме нательной одежды, можно было завернуть в плат, но придавал сундучок солидность лику хозяина, делая его обладателем красивой вещи. Отдал он книготорговцу сундук, а книготорговец дал ему книгу. А книга эта была «Диван» р. Иегуды Галеви в издании Луццато. Читал он ее и перечитывал и повторял, пока все стихи наизусть не выучил. Но сердце его взыскало большего. Принялся он рыться в праздничных молитвенниках и в старых сборниках гимнов и покаянных песен и кручин, и читал, и переписывал оттуда стихи. Не хватало ему бумаги переписать то, что было ему любо. Что же он сделал? Стал записывать только начальные строфы. Увлекся он стихами, а от семинарии отвлекся. Пошел и нанялся в услужение к книготорговцу. Увидел хозяин, что знает книги. Стал посылать его ко вдовам, у которых книги остались в наследство от мужей, и к просвещенным богачам, что хотели избавиться от святых книг. Со временем стал он покупать и для себя. Со временем стал ездить в дальние страны. Со временем стал ездить в места, куда не ступала нога европейца. Дошел он до пупа пустыни и привез книги и рукописи, о которых и самые отменные библиографы не слыхали. Нашел он и сборники стихов - «диваны» неизвестных пиитов, что по святой скромности скрыли свои имена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Итак, вернулся Гамзо к Гемуле. Увидела его Гемула и обрадовалась, как жениху невеста. Зажарила ему козленка и испекла черных блинов и спела все те песни, что хвалил мудрец Гидеон, и не слушала речей Гади бен Гаима, своего соседа, считавшего Гемулу суженой с тех пор, как его мать вскормила их обоих. Умерла мать Гемулы, рожая ея, и взяла Гемулу мать Гади себе в дочки.
В ту пору беда приключилась с Геварией, отцом Гемулы. Поднялся он на вершины гор, чтобы научиться у орлов возвращать себе молодость. Налетел на него орел и вступил с ним в бой, хотя пришел Гевария и осилил орла, а иначе погиб бы в его когтях и стал бы ему пищей. Но успел орел вцепиться когтями в шуйцу Геварии и пожрать мышцу руки. Не обращал Гевария внимания на рану, пока не заболел. И умер.
А пред смертью устроил он Гемуле ночь плясок. Такой у них обычай - за семь ночей до обручения водят хороводы, и в такую ночь приходят удальцы и похищают из хоровода себе невест. Знал Гамзо, что Гади, сын Гаима, собирается умыкнуть Гемулу, но опередил он Гади и добился Гемулы и повенчался с ней.
Семь дней и семь ночей гуляли свадьбу. Гевария лежал на циновке и здоровой рукой правил хоровод. Семь хороводов правил каждую ночь, и супротив того восемь хороводов каждый день, в знак того, что родит Гемула сына и будет тот обрезан на восьмой день. Завершились семь дней свадьбы, завершилась и жизнь Геварии.
Семь дней и семь ночей оплакивала Гемула отца, из ночи в ночь и изо дня в день песнями туги и кручины. А когда истекли семь дней, устроила большую тризну, с чудными и устрашающими песнопениями и плясками. Как прошло тридцать дней, заговорил с ней Гамзо об отъезде. Услышала Гемула, но не поняла, что он от нее хочет, а когда поняла, вскипела от ярости. Но понемножку соблазнилась и согласилась уехать. Откладывала она отъезд с недели на неделю и с месяца на месяц. В те дни не беспокоила ее луна. Видать, от горя по смерти отца не поддавалась она власти луны, и оберег защищал ее. А она оставалась, как завязь смоквы, что хранит сладость и не выходит плодом. Когда минул поминальный год, сама сказала она, что готова в дорогу. Нанял Гамзо двух верблюдов, и поехали они верхом до края пустыни, откуда выходят караваны. Присоединились они к каравану и шли сорок дней, пока не дошли до обитаемых мест. Купил ей Гамзо туфельки на ножки, и платья, и шали, и поскакали они дальше, до порта. Подрядил он судно, и уплыли они в Страну Израиля. И в честь того, что ехали они в Святую землю, уберег их Господь, да будет Он благословен, от всяких напастей. Но в Святой земле не уберег. Приводит Альшейх спор талмудистов, каждый ли день судит Господь человека или только в Новогодие. Спор этот не касается Святой земли, где судятся дела людские каждый день, и каждый день Пресвятой, да благословится Он, судит и приговаривает и исполняет приговор. Поначалу перестала Гемула ублажать слух пением. Потом отказалась слово молвить. Потом одолела ее черная хандра, потом занемогла она тяжким недугом, а как занемогла, стала досаждать мужу, и с каждым днем тяжесть его напасти круче прежней.
Пока говорил Гамзо, раздался звук, будто открывают окно, затем и звуки речи. Страха я не ощутил, но удивился, ведь, кроме меня и Гамзо, ни души не было в доме. А ни я, ни он не открывали окна. Припомнил я тот сон и тот поезд, что явился мне во сне, и то окно, что открылось в ночном сне, и снова подивился я силе сна, что возвращается наяву и кажется взаправдашним. Вновь раздался тот же звук. Напряг я слух и подумал: Гинат вернулся домой и отворил окно. Но что за речи слышу я? Заметил Гамзо, что я отвлекся, и сказал: вы устали, в сон клонит? Сказал я: не устал и в сон не клонит. Сказал Гамзо: что вас беспокоит? Сказал я: слышу я шум шагов. Сказал Гамзо: насколько я могу полагаться на свои уши, нет ни шума, ни звука. Сказал я: значит, я ошибся, вернемся к нашему разговору.
Продолжил Гамзо свой рассказ о том, что приключилось с ним и Гемулой в Иерусалиме. Много раз была Гемула на волосок от смерти, и коли б не помощь Пресвятого, да благословится Он, и дня Гамзо не продержался бы. Но велика милость Благословенного: посылает на человека напасти и дает силу устоять.
Не упомню порядка и связи вещей, но вновь рассказал Гамзо об одежке, а как вспомнил об одежке, вспомнил о своем учителе, а как вспомнил о своем учителе, вспомнил юность, что провел, изучая Писание, в духовных семинариях. Вам знаком Гамзо, человек общительный, которого взыскуют книжники Востока и Запада, ибо он привозит им редкие книги и рукописи. Но когда-то, как прочие семинаристы, кормился он от милости благодетелей - по дню у каждого по очереди. Раз послал его благодетель в лавку купить сокращенный свод "Накрытый стол". В книжной лавке попалась ему в руки книга, не похожая на прочие, каждая строка с большой буквы, и строки короткие и длинные, одна страница похожа на Псалом ангелов-хранителей, другая - на покаянную молитву Судного дня. Битый час стоял он и смотрел и дивился, ибо отродясь не видал он таких книг. Увидел его книготорговец и сказал: сорок целковых - и она твоя. Для семинариста сорок целковых - капитал, хоть бы он всю свою одежду продал, не выручил бы сорока целковых. Был у него сундучок, сделанный столяром в благодарность за то, что занимался Гамзо Священным Писанием с его сыном. Хоть и излишней роскошью был сундучок для Гамзо, все пожитки которого, кроме нательной одежды, можно было завернуть в плат, но придавал сундучок солидность лику хозяина, делая его обладателем красивой вещи. Отдал он книготорговцу сундук, а книготорговец дал ему книгу. А книга эта была «Диван» р. Иегуды Галеви в издании Луццато. Читал он ее и перечитывал и повторял, пока все стихи наизусть не выучил. Но сердце его взыскало большего. Принялся он рыться в праздничных молитвенниках и в старых сборниках гимнов и покаянных песен и кручин, и читал, и переписывал оттуда стихи. Не хватало ему бумаги переписать то, что было ему любо. Что же он сделал? Стал записывать только начальные строфы. Увлекся он стихами, а от семинарии отвлекся. Пошел и нанялся в услужение к книготорговцу. Увидел хозяин, что знает книги. Стал посылать его ко вдовам, у которых книги остались в наследство от мужей, и к просвещенным богачам, что хотели избавиться от святых книг. Со временем стал он покупать и для себя. Со временем стал ездить в дальние страны. Со временем стал ездить в места, куда не ступала нога европейца. Дошел он до пупа пустыни и привез книги и рукописи, о которых и самые отменные библиографы не слыхали. Нашел он и сборники стихов - «диваны» неизвестных пиитов, что по святой скромности скрыли свои имена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16