в воскресенье четыре команды присоединятся к восьми, выбывшим из конкурса, а оставшиеся четыре перейдут в разряд безусловных призеров. Этим и объясняется острота предстоящих четвертьфинальных встреч.
Все это понимают и потому готовятся играть изо всех сил в этих бескомпромиссных поединках, в которых ничьих не бывает. Судит матч сборных команд Уругвая и СССР голландский судья Ван-Равенс. Больших изменений в составе нашей команды не предполагается. Это Кавазашвили, Дзодзуашвили, Шестернев, Капличный, Хурцилава, Афонин, Асатиани, Мунтян, Еврюжихин, Бышовец, Хмельницкий.
По издавна заведенному порядку накануне матча были в кино. Вестерн с неуязвимым героем – хорошее успокаивающее средство. После ужина «Эскаргот» замолк. Раннее начало игры – в 12 часов дня – требовало соответствующего режима сна. Предстоял очень трудный день.
В воскресное жаркое утро мы собрались на лужайке в тени под деревьями на установку. Гавриил Дмитриевич недолго, но обстоятельно определил план игры. Главная цель – победа; тактическая линия – атака; средства осуществления – скоростные действия с широким маневром; морально-волевые проявления – максимум усилий, непримиримость в борьбе за победу.
…Солнце на «Ацтеке» палило нещадно, казалось, что никогда не было так жарко. В 12 часов судья Ван-Равенс вызвал команду на поле. Мы засели в своем бункере для запасных членов команды. Из этого небольшого котлована над землей видны только наши головы. Очень неудобные места. Дальняя часть поля просматривается от колена бегающих по флангу футболистов; поле покатое от центра к боковым линиям. Выбраться на обочину поля не разрешается. Из этого КП Качалину предстоит руководить ходом поединка.
На первых же минутах игры стало ясно, что свою долю счастья мы исчерпали. Хмельницкий с нескольких метров не забил гол с подачи Еврюжихина, который при повторных аналогичных ситуациях забил бы из десяти десять раз.
После этого эпизода Стэнли Роуз, сидевший рядом с Гранаткиным, сказал: «За такие моменты на мировом чемпионате горько расплачиваются».
Первые пятнадцать-двадцать минут казалось, гол вот-вот созреет. Но в последний момент где-то что-то не срабатывало.
Бывают такие дни в жизни, когда ничего не ладится. Торопишься на поезд – билет дома забудешь; вернешься – только к такси, а его под носом займут; в метро – двери прямо перед тобой закроются, а когда в следующий состав сядешь, то обнаружишь, что едешь в обратном направлении. В конечном счете цепь мелких неудач приведет к неудаче крупной: опоздаешь на поезд, то есть главной цели не достигнешь.
Нечто подобное происходило на поле. Ребята что-то забыли дома. Несмотря на прямое требование Качалина играть в атакующем плане, защитникам активно поддерживать на поле нападающих, в игре все яснее обнаруживался разрыв между линиями атаки и обороны.
Встретив жесткое сопротивление со стороны уругвайцев (неизмеримо большее, чем у них отложилось в сознании после счастливого жребия!), ребята, как говорят, снизили волевой запал. У нас уводили из-под носа такси: пока замахнется ударить Еврюжихин, Анчета снимет мяч с ноги; ударит по воротам Бышовец – Мазуркевич закроет двери.
Постепенно наша команда утрачивала инициативу. Из игроков защитных линий только Альберт Шестернев да Владимир Мунтян пытались активизироваться в организации атак и вернуть инициативу игры команде. Но этого явно было недостаточно.
Напрасно уже после перерыва, во время которого было сказано о необходимости более смелых действий со стороны всех защитников, Качалин из нашего бункера, надрываясь, кричал: «Муртаз – вперед! Резо – вперед, Валентин – вперед!..» Защитники не осмеливались покидать свою половину поля даже тогда, когда на ней маячила только одинокая фигура Кубилы.
Таким образом, уругвайцы не без труда, но все же довольно успешно отражали наши натиски и переходили в контратаки затяжным способом, неторопливо пробираясь вперед болотистыми топями, заставляя и нас бегать по кочкам чуждого нам футбола.
Даже когда настал перерыв перед дополнительным временем, Качалин, да не только он, а все мы, сидящие в бункере, в один голос твердили, что до второго жребия доводить дело нельзя, что необходимо атаковать, – все же игры, которая требовалась для победы, не получилось. Защитники продолжали осторожничать, жались к своим воротам.
Правда, к концу игры Анатолий Бышовец заставил нас подпрыгнуть в котловане выше футбольного поля. Он в великолепном стиле забил гол в ворота уругвайцев. Но к их великой радости, думаю, что и не меньшему удивлению, необъективный голландский судья мяч не засчитал, объявив положение вне игры!
0:1 – возмездие за разгильдяйство, иначе как же назовешь поведение защитников, прекративших борьбу до свистка судьи, подтверждающего, что мяч вышел за пределы поля. Контролировавший его Афонин прекратил игру, считая, что был свисток о назначении свободного удара от ворот. Но он забыл дома бдительность, а вместо нее взял на поле беспечность. Чем и воспользовался Кубила. Проворно втащив мяч обратно в поле, он несильным навесным ударом послал его в центр. В этот момент Кавазашвили «поехал в обратном направлении». Он оставил ворота и побежал к мячу, чтобы восстановить истину и произвести удар от ворот. Какая наивность! О какой истине может идти речь при таком судье. Конечно же, Анзор только помог ему завершить свое черное дело. Судья Ван-Равенс никакого внимания не обратил на то, что вся наша команда, а частично и уругвайская прекратили игру. Он-то ее продолжал вести, и, воспользовавшись этим стоп-кадром, Эспараго на всякий случай направил мяч легким ударом головы в сетку оставленных без присмотра ворот Кавазашвили.
Раздался свисток на взятие ворот. Наш поезд ушел, мы опоздали и достигнуть конечной цели не могли. Вместо нас в него сели уругвайцы и поехали к следующей станции – полуфиналу. Радости их не было границ. Виновник торжества Кубила в молитвенном экстазе упал на колени у скрещения боковой и центральной линий поля напротив нашего бункера.
Грусть и печаль царили в этот вечер в «Эскарготе».
Я написал очередной репортаж в Москву, озаглавив его «Ошибка футбольной Фемиды». Отчасти, чтобы уменьшить боль собственных переживаний, отчасти, чтобы смягчить тяжесть известия всем, кто возлагал на наш коллектив надежды.
Однако я отлично понимал, что, продержись мы три злосчастные минуты и попади Паркуян вторично в «девятку», все равно полного удовлетворения от Мексики я бы не получил. В тот момент я, может, этого и не осознавал. Сердце еще бурлило, разум не остыл. Страсти, бушевавшие в бункере на «Ацтеке», еще не улеглись, для анализа с холодным рассудком время еще не наступило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Все это понимают и потому готовятся играть изо всех сил в этих бескомпромиссных поединках, в которых ничьих не бывает. Судит матч сборных команд Уругвая и СССР голландский судья Ван-Равенс. Больших изменений в составе нашей команды не предполагается. Это Кавазашвили, Дзодзуашвили, Шестернев, Капличный, Хурцилава, Афонин, Асатиани, Мунтян, Еврюжихин, Бышовец, Хмельницкий.
По издавна заведенному порядку накануне матча были в кино. Вестерн с неуязвимым героем – хорошее успокаивающее средство. После ужина «Эскаргот» замолк. Раннее начало игры – в 12 часов дня – требовало соответствующего режима сна. Предстоял очень трудный день.
В воскресное жаркое утро мы собрались на лужайке в тени под деревьями на установку. Гавриил Дмитриевич недолго, но обстоятельно определил план игры. Главная цель – победа; тактическая линия – атака; средства осуществления – скоростные действия с широким маневром; морально-волевые проявления – максимум усилий, непримиримость в борьбе за победу.
…Солнце на «Ацтеке» палило нещадно, казалось, что никогда не было так жарко. В 12 часов судья Ван-Равенс вызвал команду на поле. Мы засели в своем бункере для запасных членов команды. Из этого небольшого котлована над землей видны только наши головы. Очень неудобные места. Дальняя часть поля просматривается от колена бегающих по флангу футболистов; поле покатое от центра к боковым линиям. Выбраться на обочину поля не разрешается. Из этого КП Качалину предстоит руководить ходом поединка.
На первых же минутах игры стало ясно, что свою долю счастья мы исчерпали. Хмельницкий с нескольких метров не забил гол с подачи Еврюжихина, который при повторных аналогичных ситуациях забил бы из десяти десять раз.
После этого эпизода Стэнли Роуз, сидевший рядом с Гранаткиным, сказал: «За такие моменты на мировом чемпионате горько расплачиваются».
Первые пятнадцать-двадцать минут казалось, гол вот-вот созреет. Но в последний момент где-то что-то не срабатывало.
Бывают такие дни в жизни, когда ничего не ладится. Торопишься на поезд – билет дома забудешь; вернешься – только к такси, а его под носом займут; в метро – двери прямо перед тобой закроются, а когда в следующий состав сядешь, то обнаружишь, что едешь в обратном направлении. В конечном счете цепь мелких неудач приведет к неудаче крупной: опоздаешь на поезд, то есть главной цели не достигнешь.
Нечто подобное происходило на поле. Ребята что-то забыли дома. Несмотря на прямое требование Качалина играть в атакующем плане, защитникам активно поддерживать на поле нападающих, в игре все яснее обнаруживался разрыв между линиями атаки и обороны.
Встретив жесткое сопротивление со стороны уругвайцев (неизмеримо большее, чем у них отложилось в сознании после счастливого жребия!), ребята, как говорят, снизили волевой запал. У нас уводили из-под носа такси: пока замахнется ударить Еврюжихин, Анчета снимет мяч с ноги; ударит по воротам Бышовец – Мазуркевич закроет двери.
Постепенно наша команда утрачивала инициативу. Из игроков защитных линий только Альберт Шестернев да Владимир Мунтян пытались активизироваться в организации атак и вернуть инициативу игры команде. Но этого явно было недостаточно.
Напрасно уже после перерыва, во время которого было сказано о необходимости более смелых действий со стороны всех защитников, Качалин из нашего бункера, надрываясь, кричал: «Муртаз – вперед! Резо – вперед, Валентин – вперед!..» Защитники не осмеливались покидать свою половину поля даже тогда, когда на ней маячила только одинокая фигура Кубилы.
Таким образом, уругвайцы не без труда, но все же довольно успешно отражали наши натиски и переходили в контратаки затяжным способом, неторопливо пробираясь вперед болотистыми топями, заставляя и нас бегать по кочкам чуждого нам футбола.
Даже когда настал перерыв перед дополнительным временем, Качалин, да не только он, а все мы, сидящие в бункере, в один голос твердили, что до второго жребия доводить дело нельзя, что необходимо атаковать, – все же игры, которая требовалась для победы, не получилось. Защитники продолжали осторожничать, жались к своим воротам.
Правда, к концу игры Анатолий Бышовец заставил нас подпрыгнуть в котловане выше футбольного поля. Он в великолепном стиле забил гол в ворота уругвайцев. Но к их великой радости, думаю, что и не меньшему удивлению, необъективный голландский судья мяч не засчитал, объявив положение вне игры!
0:1 – возмездие за разгильдяйство, иначе как же назовешь поведение защитников, прекративших борьбу до свистка судьи, подтверждающего, что мяч вышел за пределы поля. Контролировавший его Афонин прекратил игру, считая, что был свисток о назначении свободного удара от ворот. Но он забыл дома бдительность, а вместо нее взял на поле беспечность. Чем и воспользовался Кубила. Проворно втащив мяч обратно в поле, он несильным навесным ударом послал его в центр. В этот момент Кавазашвили «поехал в обратном направлении». Он оставил ворота и побежал к мячу, чтобы восстановить истину и произвести удар от ворот. Какая наивность! О какой истине может идти речь при таком судье. Конечно же, Анзор только помог ему завершить свое черное дело. Судья Ван-Равенс никакого внимания не обратил на то, что вся наша команда, а частично и уругвайская прекратили игру. Он-то ее продолжал вести, и, воспользовавшись этим стоп-кадром, Эспараго на всякий случай направил мяч легким ударом головы в сетку оставленных без присмотра ворот Кавазашвили.
Раздался свисток на взятие ворот. Наш поезд ушел, мы опоздали и достигнуть конечной цели не могли. Вместо нас в него сели уругвайцы и поехали к следующей станции – полуфиналу. Радости их не было границ. Виновник торжества Кубила в молитвенном экстазе упал на колени у скрещения боковой и центральной линий поля напротив нашего бункера.
Грусть и печаль царили в этот вечер в «Эскарготе».
Я написал очередной репортаж в Москву, озаглавив его «Ошибка футбольной Фемиды». Отчасти, чтобы уменьшить боль собственных переживаний, отчасти, чтобы смягчить тяжесть известия всем, кто возлагал на наш коллектив надежды.
Однако я отлично понимал, что, продержись мы три злосчастные минуты и попади Паркуян вторично в «девятку», все равно полного удовлетворения от Мексики я бы не получил. В тот момент я, может, этого и не осознавал. Сердце еще бурлило, разум не остыл. Страсти, бушевавшие в бункере на «Ацтеке», еще не улеглись, для анализа с холодным рассудком время еще не наступило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73