Смайли проницательно посмотрел на нее. В горле у него пересохло, и, проглотив слюну, он спросил:
– И по какому поводу этот звонок, миссис Феннан?
И снова чарующая улыбка:
– Проблема в том… что я абсолютно не помню.
Глава пятая
МАСТОН В ОГНЯХ РАМПЫ
Смайли не спеша ехал в Лондон, совершенно забыв о присутствии Менделя.
Было время, когда Смайли расслаблялся, ведя машину, находя в нереальности длительного уединенного путешествия шанс отдохнуть своему беспокойному мозгу, так как усталость, приходящая после долгих часов езды, предоставляла возможность отвлечься от более серьезных проблем.
То, что он больше не может так укрощать свой мозг, наверное, было одним из неуловимых признаков зрелости. Сейчас он прибегал к мерам более суровым: однажды он даже пытался представить себя в европейском городе, отмечая, к примеру, магазины и дома Берна, перед которыми он прошел бы по дороге из собора в университет. Но, несмотря на эти энергичные умственные упражнения, тень действительности преследовала его и охотилась за его мечтаниями. Его спокойствие похитила Энн, придававшая большое значение действительности, научившая мужа осознавать реальность; и в конце концов, покинув Смайли, она лишила его всего.
Он и мысли не допускал, что Эльза Феннан убила своего мужа. Должно быть, инстинкт заставил ее защищать и накапливать ценности жизни, воздвигнуть вокруг себя символы обыденного существования. В ней не было никакой агрессивности, кроме желания защитить свои приобретения.
Кто знает? Как там у Гессе: «Странная вещь: в тумане каждый блуждает в одиночестве. Ни одно дерево не знает своего соседа, каждое само по себе». Мы не знаем ни тех, ни других, вздохнул Смайли. Как я могу осуждать Эльзу Феннан? Я могу понять ее страдания, ее выдумки, которые диктует ей страх, но что я о ней знаю? Ничего.
Мендель показал на указатель:
– Вон там я живу. Митчем. Это в самом деле недурно. Мне надоела неустроенность. Там я купил себе приличный домишко, чтобы в нем отдохнуть после отставки.
– Отставки? Вам еще долго ждать.
– Да. Три дня. Потому-то мне и доверили это дело. Все просто. Никаких осложнений. Дайте это старому Менделю, он все равно все испортит.
– Постойте, постойте. Я полагаю, что в понедельник мы оба станем безработными.
Он высадил Менделя у Скотланд-Ярда и поехал на Кембриджскую площадь.
Войдя в здание, он понял, что все уже в курсе; он понял это по выражению их лиц, по неуловимому изменению взглядов и поведения. Он направился прямо в кабинет Мастона. Когда он вошел, секретарша быстро подняла голову.
– Советник у себя?
– Да, он вас ждет. Он один. На вашем месте я бы постучала и вошла.
Но Мастон сам открыл дверь и пригласил Смайли. На нем был черный пиджак и полосатые брюки. Вот и пришел конец безвкусной элегантности, подумал Смайли.
– Я пытался с вами связаться. Вы получили мое сообщение? – спросил Мастон.
– Да, но я не имел возможности вам ответить.
– Не понимаю.
– Так вот, я думаю, что Феннан не застрелился. Я уверен– его убили. Я не мог вам это сообщить по телефону.
Мастон снял очки и ошарашенно посмотрел на Смайли.
– Убит? С чего вы взяли?
– Феннан написал письмо в десять тридцать вчера вечером, если верить времени, указанному на письме.
– Ну?
– Так вот, в девятнадцать пятьдесят пять он звонил в центральную, чтобы заказать звонок на сегодняшнее утро. На восемь тридцать.
– Откуда, черт возьми, вы это знаете?
– Я был в доме, когда звонили с центральной. Думая, что звонят из управления, я снял трубку.
– Откуда у вас такая уверенность в том, что разговор заказывал Феннан?
– Я проверял. Телефонистка из центральной прекрасно знает голос Феннана. Она утверждает, что вчера вечером, в без пяти восемь, звонил именно он.
– Они что, знали друг друга?
– Да нет же, они по случаю просто обменялись когда-то любезностями.
– И из этого вы делаете вывод, что его убили?
– Я разговаривал с его женой по поводу этого звонка…
– И?..
– Она солгала. Она сказала, что сама его заказывала. Она, дескать, чрезвычайно рассеянна и иногда звонит в центральную, чтобы ей напомнили… так же, как другие завязывают узелок на память… когда у нее срочное свидание. И еще одна деталь: перед тем как пустить себе пулю в висок, Феннан приготовил какао. Он так его и не выпил.
Мастон молча слушал, потом улыбнулся и встал.
– Мне кажется, между нами произошло недоразумение, – сказал он. – Я отправил вас туда только затем, чтобы узнать, почему Феннан застрелился. Сейчас вы утверждаете, что он не покончил с собой. Мы не полицейские, Смайли.
– Нет. Иногда я задаюсь вопросом, кто же мы.
– Вы узнали что-либо такое, что может отразиться на нашей деятельности? Или что могло бы объяснить его поступок? Какой-нибудь факт, который увязывается с его письмом?
Смайли колебался, прежде чем ответить. Он предвидел вопрос.
– Да. Если верить миссис Феннан, наш разговор вывел Феннана из равновесия. (Пожалуй, придется все выложить.) Его это преследовало, он не мог заснуть. Она дала ему снотворное. То, что она мне сказала о настроении Феннана после нашего с ним разговора, полностью соответствует письму… (Мгновение он помолчал, с глупым видом моргая глазами.) Я вот к чему веду: я не думаю, что она говорит правду. Я не верю ни в то, что Феннан на писал это письмо, ни в то, что он хотел умереть.
(Он повернулся к Мастону.) Мы не должны отвергать априори все эти противоречия. И еще. Я не обращался к экспертам, но существует сходство между анонимным письмом и запиской Феннана.
Складывается впечатление, что они напечатаны на одной машинке. Это кажется нелепым, но это так.
Мы должны предупредить полицию… и представить им факты.
– Факты? – повторил Мастон. – Какие факты?
Допустим, что она лжет. Конечно, эта женщина довольно странная. Иностранка. Черт ее знает, что у нее в голове. Мне говорили, что она многое перенесла во время войны, что она подвергалась преследованиям, и тому подобное. Может быть, она увидела в вас угнетателя, инквизитора. Она почувствовала, что вы вынюхиваете что-то. Ее охватила паника, и она рассказала вам первое, что пришло в голову. И из-за этого она преступница?
– В таком случае почему Феннан звонил в центральную? Зачем готовил какао?
– Кто может вам ответить? (Мастон говорил теперь звонче и убедительнее.) Если, к примеру, вы или я, Смайли, дойдем до этой крайности, если решимся уйти из жизни, кто может знать наши последние мысли? Так же и с Феннаном. Он видит, что его карьера кончена, жизнь теряет всякий смысл. Разве мы не можем понять, что он хотел в момент слабости или нерешительности услышать человеческий голос, почувствовать еще раз перед смертью теплоту человеческого общения? Может быть, это абсурдно, сентиментально, но это понятно в человеке, доведенном до отчаяния, решившем покончить с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37