Я глубоко воздохнула, впервые за все то время, что продолжалась эта фантасмагория, и оцепенение постепенно сползло с меня, как сползает густая пена с намыленного тела под упругими струями душа.
Для начала я поднялась во весь рост, но еще несколько секунд стояла прислушиваясь, прежде чем, начала — нет, еще не двигаться! — пока только размышлять.
Первой затрепетала в голове пугливая мысль немедленно мчаться вниз и бежать прочь от собственного дома, вдруг превратившегося в опасную ловушку.
Однако, с ней я совладала.
" В любом случае, кто бы он ни был, его уже там нет. Он ушел, вернее, убежал и вряд ли кого-то оставил в квартире. — Сказала я себе и мое второе я, то, которое запаниковало, со мной согласилось — В то же время, он вполне может ошиваться где-то поблизости и неизвестно, как поведет себя, увидев, как я опрометью вылетаю из подъезда. "
Трусливое "я" снова не стало возражать.
Выходило так, что намного безопаснее сейчас подняться в квартиру, запереться изнутри на задвижку, обследовать все углы и закоулки, понять, что произошло ( в то, что меня ограбили почему-то верилось не очень — кроме груды неумолимо выходящих из моды тряпок, брать в моем доме было нечего ) и уже потом начинать действовать.
Звонить в милицию, Мусе. Собственно, больше звонить было некуда. Разве что, в пожарную охрану, если неизвестный пришелец вдруг решил подпалить мою квартиру.
Мысль о пожаре, хотя и абсурдная, заставила меня перейти, наконец, от размышления к действиям.
Решение было принято. Я мужественно преодолела последний лестничный пролет и, оказавшись перед собственной дверью, внимательно огляделась.
Ничто не говорило о чужом присутствии. Да и что, собственно, могло о нем говорить? Окурки и пепел случайно остаются на месте преступления только в плохих детективах, а различать отпечатки пальцев невооруженным глазом я не умела.
Квартира встретила меня привычной расслабляющей тишиной, в которую сливались урчание холодильника, громкое тиканье часов с кукушкой и мерный стук капель, сочившихся из крана на кухне, починить который все не доходили руки.
Я медленно обошла всю ее, вдоль и поперек, и это не заняло много времени — квартира моя была совсем небольшой, а скорее — маленькой. К тому же, все закутки, где в принципе, при желании можно было бы затаиться, известны мне были лучше, чем кому-либо.
Теперь я была совершенно уверена в том, что в квартире никого нет.
Еще некоторое время потребовалось, чтобы убедиться, что все вещи представляющие собой относительную ценность, были на местах, И вообще — ни к чему в доме не прикасались чужие руки.
В этом смысле память моя никогда меня не подводила: я с абсолютной точностью запоминаю положение вещей, и малейшее их смещение не может ускользнуть от моего внимания.
В детстве я закатывала целые истерики, если замечала, что кто-то трогал мои игрушки, ибо росла ребенком довольно капризным и жадным.
Позже, мои телевизионные коллеги, быстро отказались от привычки копаться на моем столе в поисках чистых кассет или вдруг потребовавшихся бумаг. Я неизменно засекала вторжение и устраивала разнос.
Однако, чаще всего мы ссорились с Егором, который мог бесцеремонно сунуть нос в мой компьютер, порыться в моих ящиках, просто так, любопытства ради, перебрать мои бумаги и даже вещи. В конце концов, это даже превратилось в некую игру, хотя ругалась я совершенно всерьез. Ему же становилось просто интересно, хоть раз провести меня, и вторгаясь на мою территорию, будь то кабинет, туалетная комната или салон машины, он пытался, перебирая вещи, оставлять их строго на тех местах, где они находились.
Однажды, он признался, что даже помечал расположение некоторых предметов практически неразличимыми карандашными штрихами или точками. Однако все эксперименты его заканчивались одинаково — я обнаруживала вторжение и начинала злобно ругаться.
Выходило, что повода для беспокойства не было, и злую шутку со мной опять сыграли мои не совсем, как мягко выражается Муся, здоровые нервы.
Не было никакого вторжения.
А если кто и хлопал дверьми и топал ногами, так это был кто-то из соседней квартиры. Старые мои соседи продали ее, в квартире, который месяц шел ремонт. И мало ли у кого из рабочих, какая возникла нужда держать кабинку лифта этажом выше, а потом, тяжело топая мчаться наверх, чтобы уже на лифте спуститься вниз. Со стороны такое поведение казалось, конечно, не очень логичным. Но кто, скажите мне, способен до конца постичь логику строительных рабочих, выходцев, то ли из Украины, то ли из Молдовы?!
Словом, теперь надо было успокоиться и признать, что история с рекламным фото повторилась, изменен был только сюжет, переписаны роли второго плана, но главная героиня оставалась прежней.
Это была, разумеется, я.
И автора никак нельзя было заменить. Ибо автором выступало мое прогрессирующее безумие.
Не раздеваясь, в своем нарядном парижском пальто и высоких, в тон ему сапогах, я легла на кровать поверх одеяла и собралась поразмышлять на эту невеселую тему.
Хотя уверенности в том, что теперь я вообще способна здраво размышлять о чем-либо у меня, откровенно говоря, не было.
Однако, развить эту скорбную мысль было не суждено.
Что-то, поначалу неуловимое, все настойчивее привлекало к себе мое внимание. Оно металось как охотничий пес, близко чующий дичь, но еще не взявший след. Метания, впрочем, продолжались недолго, стоило сигналу, который привлек к себе внимание, достичь поверхности сознания.
Оно определило его моментально.
Запах!
Мысль вспорхнула в голове стремительная и удивительно ясная.
Я быстро села на постели и втянула носом воздух.
Этот запах!
Но значительно слабее.
Я снова легла, уткнувшись носом в подушку. Здесь запах был совершенно отчетливым.
Я не спутала бы его с миллионом других ароматов. С завязанными глазами, я узнала бы его, даже если передо мной распахнули разом сотню флаконов с самыми изысканными и редкими ароматами.
Потому, что это был запах одеколона, которым целых семь лет пользовался Егор.
Потому что, я сама нашла и выбрала для него этот запах в самый первый год нашей жизни, когда не несколько дней он привез меня в Париж « посмотреть, как цветут каштаны».
Разумеется, мы не только глазели на каштаны, но совершали набеги на знаменитые бутики « золотого треугольника», который образуют, пересекаясь, три самые знаменитые в мире моды улицы Парижа.
Именно там, на авеню Монтень, он, как всегда бесцеремонно оторвал меня от любезной француженки в отделе женской одежды, с которой мы оживленно обсуждали преимущества последней коллекции Карла Лагрефельда, одновременно отбирая подходящие для меня экземпляры из этой коллекции, и почти насильно уволок в отдел парфюмерии Здесь на прилавке выставлено было по меньшей мере двадцать благоухающих флаконов, над которыми высилась ослепительная блондинка, беспрекословно предоставившая нахальному русскому клиенту, самонадеянно пожелавшему, как потом рассказал мне Егор, ознакомиться со всеми мужскими ароматами от «CHANEL», такую возможность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74