Он натаскал себе водорослей и устроил под головой подушку. Думаю, что он слышал наши шаги или, может быть, просто понимал, что мы должны прийти– Слишком уж у него спокойный и независимый был вид: лежит, мол, человек, отдыхает, настроение у него чудесное и ни до кого ему дела нет. Он посмотрел на нас равнодушно. Так он взглянул бы на чаек, присевших на песок, на поссорившихся глупышей. Если бы он пытался от нас убежать, испугался бы, увидя нас, нам было бы легче. Но он смотрел, как будто знал все, что мы скажем и что он ответит. Как будто ему уже заранее было скучно.
Мы подошли к нему и остановились, а он отвел от нас глаза. Не потому, что боялся нас, а просто неинтересно было ему на нас смотреть.
– Ну, Жгутов? – сказала Глафира.
– Ну, Глафира? – лениво сказал Жгутов.
– Где продукты? Где спички? – спросила Глафира.
– Не знаю, – вяло сказал Жгутов.
– Ты же врешь, Жгутов, – сказала Глафира. – Некому было взять, кроме как тебе.
– Может, вру, – сказал Жгутов, – а может, нет.
Я чувствовал, что Глафира еле сдерживает раздражение. Она вцепилась бы ему в волосы, дай она себе волю. Она б ему все высказала, что она о нём думает. Но она заставила себя сдержаться.
– Я ведь знаю, – заговорила она, – когда ты украл. Мы Фому Тимофеевича в пещеру отводили, устраивали раненого старика, а ты в это время у детей хлеб воровал.
Жгутов потянулся, с наслаждением расправил руки и ноги, лениво зевнул и сказал неторопливо и ласково:
– Ты мне, Глашенька, лекции тут не читай. Может, оно так, а может, не так. Это одно. А другое, если так, то кому жаловаться будешь? Милиция далеко, до ближайшего прокурора тоже не доберешься. Хочешь делом говорить, давай. А лекции слушать мне некогда, я отдыхать хочу.
– Подлец ты, Жгутов! – сказала Глафира.
– Вот уж это нехорошо, – ласково протянул Жгутов. – Пользуешься тем, что милиция далеко, что я на тебя жалобу не могу подать за оскорбление. Это, Глаша, нечестно.
Фона теребил Глафиру за рукав.
– Тетя Глаша, – тянул он, – тетя Глаша.
Глафира не слышала. Она так ненавидела сейчас Жгутов а, так ей хотелось высказать ему все, что она не слышала Фому.
– Тетя Глаша, – тянул Фома, – тетя Глаша, чего вы с ним говорите? Остров-то небольшой, ну куда он мог спрятать? Не в море же бросил? Самому-то тоже есть охота. Значит, сберег. Так неужели ж мы не найдем? Бросьте вы с ним говорить, тетя Глаша.
– Вот и правильно, – сказал Жгутов. – Вы поищите, а я пока посплю. А коли не найдете, приходите – поговорим. Я отдохну, может, добрее буду.
Глафира посмотрела на Жгутова, круто повернулась и пошла. Мы пошли за ней. Уже несколькими шагами дальше впадины, в которой лежал Жгутов, пологий берег кончался. Отвесная скала прямо уходила под воду. Ясно, что тут спрятать было ничего невозможно. Мы посмотрели даже в воду. Дно было ясно видно, и на дне ни? чего не лежало. Мы пошли обратно. Шаг за шагом обошли мы весь остров. Это заняло не очень много времени. Здесь все было на виду. Кроме нашей пещеры, нигде не было никаких впадин, никаких расселин. Либо ровная каменная поверхность, либо – на противоположной стороне острова – крутой обрыв, с которого и глянуть-то страшно. Мы все-таки легли на камень и посмотрели вниз, но обрыв шел прямо до самой воды, крутой обрыв без, уступов или неровностей, куда можно было бы хоть на веревке спустить продукты. Положительно никуда не мог Жгутов спрятать хлеб и консервы. По нескольку раз оглядели мы каждый уголок острова. Не было на нем места для жгутовского тайника. И вот обессиленная Глафира села на камень и руками взялась за голову.
– Ой, мамочка моя, мама! – сказала она. – Что же нам делать, что же нам делать?
Мы трое стояли перед ней, и мне было так жалко её, что даже есть почти не хотелось. Глафира посмотрела на нас и застонала.
– Ну куда мне командиром быть? – выкрикнула она. – Был бы Степа со мной, научил бы меня, глупую, а тут сама за все отвечай. А ну как не так скомандуешь? И вас всех погублю и сама погибну.
– Да ну, тетя Глаша, – протянул Фома, – чего вы, правда же, огорчаетесь? Выкрутимся же мы.
Глафира ещё раз посмотрела на нас, решительно встала и зашагала по песчаному берету к впадине, в которой лежал Жгутов.
Он притворялся, что спит. Не знаю почему, но я чувствовал, что он притворяется. Ему хотелось, чтобы мы подумали: вот, мол, мы тут волнуемся, нервничаем, а он и думать про нас забыл.
Глафира присела на корточки и потрясла его за плечи. Жгутов сделал вид, что проснулся, открыл глаза, посмотрел на Глафиру, будто бы сонным взглядом и спросил;
– Ну, нашли?
– Чего ты хочешь? – ответила Глафира вопросом.
Тогда Жгутов сел, протер глаза, зевнул и, будто бы согнав с себя сонливость, сказал:
– Значит, дело говорить решила? Ну что ж, поговорим.
– Чего ты хочешь? – повторила Глафира.
– Акт написать нужно о причинах аварии, – начал обстоятельно объяснять Жгутов. – Мол, случайное повреждение, не зависящее от механика. Чтоб ты подписала и старик подписал. А с ребят слово взять, чтоб молчали.
– Не подпишет старик, – хмуро сказала Глафира.
– Ну, это как сказать, – усомнился Жгутов. – Помучаются ребята с голоду да с холоду, тогда подпишет.
– Какой же ты, Жгутов, подлец! – сказала Глафира.
Жгутов пожал плечами:
– Ругайся, если тебе так легче. Мне-то ведь терять нечего. Так и так тюрьма, чего ж мне бояться?
Глафира помолчала, с ненавистью глядя на спокойное, даже, кажется, веселое лицо Жгутова. Потом она тяжело перевела дыхание.
– Ну, Жгутов, – сказала она, – твоя взяла. Где акт писать будем?
– А я и тетрадочку прихватил и самописочку из твоего магазина. Прямо сядем здесь и напишем.
Он вынул из кармана перегнутую пополам тетрадку, аккуратно её расправил и отогнул обложку.
Фома схватил Глафиру за руку:
– Вы же командир, тетя Глаша! – сказал Фома. – Не надо, нельзя его слушать!
– Подумаешь, – сказала Валя, – мне и есть-то совсем не хочется.
Жгутов вынул из кармана самописку, открыл её и посмотрел на кончик пера, не попал ли волосок.
– Не надо, тетя Глаша! – Фома тянул и дергал Глафиру за рукав. – Нельзя его слушать.
Глафира посмотрела на меня, на Валю, на Фому, потом перевела взгляд на Жгутова и вдруг, круто повернувшись, зашагала прочь от него.
Фома, Валя и я пошли за ней. Я, уходя, обернулся. Жгутов, держа в одной руке тетрадь, в другой самописку, растерянно смотрел нам вслед.
– Раскаешься, Глаша! – крикнул он. Но мы быстро уходили. Мне до тошноты хотелось есть.
Глава шестнадцатая РАЗГАДЫВАЕМ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Итак, мы остались на голой скале без огня и без крошки хлеба. Но хуже всего, что эта скала не была необитаемой. На ней жил враг, жестокий, ненавидящий, яростный враг.
Когда мы вошли в пещеру, Фома Тимофеевич лежал с открытыми глазами и смотрел на, нас ясным, разумным взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40