Признаюсь, такого я еще не видывал.
– Правда не видывали? – самодовольно спросила Мария.
– Правда. Все невзрачные, неказистые девчонки, которых я знал, старались как-то искупить свое уродство – были приветливы с людьми или, скажем, стремились им угодить, одни имели приятные манеры, другие умели вести себя за столом, третьи были неглупы и с ними было приятно поговорить. Если бы Доусли не жалели твою несчастную тетку, которая, как я понял со слов мистера Доусли, глупа чуть ли не на грани идиотизма, они бы все это время продержали тебя – раз уж пообещали тебя держать – в сарае или в хлеву на задворках. Мне не хотелось бы говорить со зла, – продолжал мистер Хэммонд. – И я, по-моему, вовсе не злюсь, мне тебя только жаль. Мне говорили, что Доусли берут детей из Индии, но знай я, что они не отказываются и от таких, как ты, ноги б моей не было в Молтон-Пиле. Заткнись, адово отродье! А ну отпусти мои волосы, не то я тебе задам!
Мария, не дав ему опомниться, наскочила на него и умелой рукой вцепилась в волосы.
– Ах вы, большевик чертов! – заорала она и рванула его что было мочи за волосы. Мистер Хэммонд схватил ее за руки. – А ну бросьте, мне больно, зверюга вы этакий, вот вы кто! Бить девочку, да как у вас рука поднялась! – она лягнула его и залилась слезами. – Я… я пришла… – сказала она, – единственно из жалости к вам. Вполне могла бы и не приходить. А вы накинулись на меня с кулаками… Ой-ей!
– Это твоя последняя надежда, – сказал мистер Хэммонд, продолжая выкручивать ей руку; он не на шутку разъярился, но держался очень бесстрастно. – Давай кричи, визжи, только тебе вовсе не больно. Благодари бога, что я викарий… Меня, кстати, выгнали еще из начальной школы за то, что я бил всех, кто ни попадался под руку… Похоже, от себя не уйдешь.
Между ними завязалась потасовка. Мария пронзительно взвизгнула и укусила ему руку.
– Ах, вот оно что, ты еще и кусаться! Знаю, знаю, ты девчонка, и редкостная гадина притом. Я думал, девчонок не принято колотить лишь потому, что они куда более милые, приятные и привлекательные, чем мальчишки, во всяком случае, так считается. – Он отбил удар и, ухватив Марию за кисти, отодвинул на расстояние протянутой руки. Побагровев от злобы, они сверлили друг друга глазами.
– А еще викарий!
– А еще барышня, негодяйка этакая! Вот я тебе покажу… Эх, если бы Доусли узнали, то-то бы они порадовались! – И мистер Хэммонд испустил вздох облегчения.
– Скотина, скотина здоровая!
– Жаль, что ты не моя сестра, – сказал мистер Хэммонд, – не то я бы занялся тобой раньше. Ты б у меня шелковая стала. Гонял бы что ни день по саду, да так, что ты бы от меня на деревьях спасалась.
– Социалист!
– А теперь вон отсюда! – мистер Хэммонд отпустил ее руки. – И учти, у тебя такой вид, что если не хочешь, чтобы на тебя показывали пальцами, не вздумай идти через дверь, лезь в окно. А теперь – марш домой и ябедничай, сколько хочешь, миссис Доусли.
– Можете попрощаться со своей карьерой, – сказала Мария, бережно растирая кисти. – Я так и сообщу в газеты: «Викарий в припадке страсти изувечил племянницу баронета». Да уж, мистер Хэммонд, с чем, с чем, а с карьерой вам придется проститься.
– И пусть, пусть, дело того стоило, – приговаривал мистер Хэммонд. Ему шел двадцать пятый год, и он не бросался словами. – А теперь вон, – рявкнул он, распахивая окно, – не то я тебе так наподдам, что ты вмиг вылетишь отсюда.
– Вы ведь мне теперь все равно что брат, верно? – обронила Мария, чуть замешкавшись на подоконнике.
– Никакой я тебе не брат! Вон!
– Мистер Хэммонд, я же пришла открыть вам душу. Но я никак не предполагала, что вы накинетесь на меня с кулаками, до сих пор никто так со мной не обращался. Впрочем, я вас прощаю, потому что гнев ваш вполне оправдан. Как это ни печально, но вы не на шутку скомпрометированы. Прочтите-ка вот это. Это копия письма, которое я три дня назад отправила тете Ине. – И Мария протянула мистеру Хэммонду листок. – Может быть, я и страшила, и пакостница, и испорчена до мозга костей, но вам придется признать, мистер Хэммонд, что дурой меня не назовешь.
Мария следила за тем, как мистер Хэммонд читает письмо.
Через полчаса к пасторскому дому подошел мистер Хэммонд – ну точь-в-точь ходячие каминные щипцы, волоча за собой сникшую, измочаленную Марию. Мария беспрестанно икала, ей открылось, что мистер Хэммонд начисто лишен чувства юмора. И вдобавок (вот жалость-то) еще и очень высокомерный. «Врунья несчастная!» – кинул он ей тогда свысока так, будто к какой-то козявке обращался, а теперь буквально тащит ее за собой. Слава богу, у нее шкирки нет, не то тащил бы за шкирку! Мария была вовсе не прочь, даже любила, когда ее поколачивали, но не переносила, когда ее презирали. И вот ее ведут в кабинет, где ей вдобавок предстоит скандал с мистером и миссис Доусли. Похоже, что ей не отвертеться еще от одной исповеди, а она до того вымоталась, что привычные навыки не срабатывали, и она не знала, с чего начать. Она попыталась хотя бы в самых общих чертах представить себе ей ждать и не явится ли сюда дядя Филип с хлыстом – отстегать мистера Хэммонда.
По тяжелой челюсти мистера Хэммонда ходили желваки, выражение лица у него было самое что ни на есть свирепое. Дорис Доусли, торчавшая в окне гостиной, едва завидев его, в ужасе скрылась.
– Дорис! – рыкнул мистер Хэммонд. – Знаете, где ваш отец? Марии нужно ему кое-что сообщить.
– Не…а, – сказала Дорис, возникая в дверях. – Только тут Марии пришла телеграмма – мама ее вскрыла, что-то такое о письме.
– Еще бы! – сказал мистер Хэммонд. – А ну давайте ее сюда!
– Нет, нет, – сказала Мария и попятилась от телеграммы.
Мистер Хэммонд, отнюдь не фигурально скрежеща зубами, взял у Дорис телеграмму.
ТВОЕ ПИСЬМО УНЕСЛО ЗА БОРТ (читал он) ЕДВА ПРОЧЛА ПЕРВУЮ ФРАЗУ УМИРАЮ ТРЕВОГИ ПРОШУ ПОВТОРИТЬ ОСНОВНОЕ ТЕЛЕГРАММОЙ ДЯДЯ ФИЛИП ХОЧЕТ ЧТОБЫ ТЫ ПРИСОЕДИНИЛАСЬ НАМ СРЕДУ МАРСЕЛЕ ДОУСЛИ НАПИШУ ТЕТЯ ИНА.
– Бедная леди Римлейд, как она все принимает близко к сердцу, – сказала добрая Дорис.
– Кое-кто не заслужил такой хорошей тетки, – сказал мистер Хэммонд.
– Боюсь, что мне в этом кругосветном плавании скучновато покажется после жизни в тесном семейном кругу: вы ведь для меня были все равно что братья и сестры, – грустно сказала Мария.
1 2 3 4
– Правда не видывали? – самодовольно спросила Мария.
– Правда. Все невзрачные, неказистые девчонки, которых я знал, старались как-то искупить свое уродство – были приветливы с людьми или, скажем, стремились им угодить, одни имели приятные манеры, другие умели вести себя за столом, третьи были неглупы и с ними было приятно поговорить. Если бы Доусли не жалели твою несчастную тетку, которая, как я понял со слов мистера Доусли, глупа чуть ли не на грани идиотизма, они бы все это время продержали тебя – раз уж пообещали тебя держать – в сарае или в хлеву на задворках. Мне не хотелось бы говорить со зла, – продолжал мистер Хэммонд. – И я, по-моему, вовсе не злюсь, мне тебя только жаль. Мне говорили, что Доусли берут детей из Индии, но знай я, что они не отказываются и от таких, как ты, ноги б моей не было в Молтон-Пиле. Заткнись, адово отродье! А ну отпусти мои волосы, не то я тебе задам!
Мария, не дав ему опомниться, наскочила на него и умелой рукой вцепилась в волосы.
– Ах вы, большевик чертов! – заорала она и рванула его что было мочи за волосы. Мистер Хэммонд схватил ее за руки. – А ну бросьте, мне больно, зверюга вы этакий, вот вы кто! Бить девочку, да как у вас рука поднялась! – она лягнула его и залилась слезами. – Я… я пришла… – сказала она, – единственно из жалости к вам. Вполне могла бы и не приходить. А вы накинулись на меня с кулаками… Ой-ей!
– Это твоя последняя надежда, – сказал мистер Хэммонд, продолжая выкручивать ей руку; он не на шутку разъярился, но держался очень бесстрастно. – Давай кричи, визжи, только тебе вовсе не больно. Благодари бога, что я викарий… Меня, кстати, выгнали еще из начальной школы за то, что я бил всех, кто ни попадался под руку… Похоже, от себя не уйдешь.
Между ними завязалась потасовка. Мария пронзительно взвизгнула и укусила ему руку.
– Ах, вот оно что, ты еще и кусаться! Знаю, знаю, ты девчонка, и редкостная гадина притом. Я думал, девчонок не принято колотить лишь потому, что они куда более милые, приятные и привлекательные, чем мальчишки, во всяком случае, так считается. – Он отбил удар и, ухватив Марию за кисти, отодвинул на расстояние протянутой руки. Побагровев от злобы, они сверлили друг друга глазами.
– А еще викарий!
– А еще барышня, негодяйка этакая! Вот я тебе покажу… Эх, если бы Доусли узнали, то-то бы они порадовались! – И мистер Хэммонд испустил вздох облегчения.
– Скотина, скотина здоровая!
– Жаль, что ты не моя сестра, – сказал мистер Хэммонд, – не то я бы занялся тобой раньше. Ты б у меня шелковая стала. Гонял бы что ни день по саду, да так, что ты бы от меня на деревьях спасалась.
– Социалист!
– А теперь вон отсюда! – мистер Хэммонд отпустил ее руки. – И учти, у тебя такой вид, что если не хочешь, чтобы на тебя показывали пальцами, не вздумай идти через дверь, лезь в окно. А теперь – марш домой и ябедничай, сколько хочешь, миссис Доусли.
– Можете попрощаться со своей карьерой, – сказала Мария, бережно растирая кисти. – Я так и сообщу в газеты: «Викарий в припадке страсти изувечил племянницу баронета». Да уж, мистер Хэммонд, с чем, с чем, а с карьерой вам придется проститься.
– И пусть, пусть, дело того стоило, – приговаривал мистер Хэммонд. Ему шел двадцать пятый год, и он не бросался словами. – А теперь вон, – рявкнул он, распахивая окно, – не то я тебе так наподдам, что ты вмиг вылетишь отсюда.
– Вы ведь мне теперь все равно что брат, верно? – обронила Мария, чуть замешкавшись на подоконнике.
– Никакой я тебе не брат! Вон!
– Мистер Хэммонд, я же пришла открыть вам душу. Но я никак не предполагала, что вы накинетесь на меня с кулаками, до сих пор никто так со мной не обращался. Впрочем, я вас прощаю, потому что гнев ваш вполне оправдан. Как это ни печально, но вы не на шутку скомпрометированы. Прочтите-ка вот это. Это копия письма, которое я три дня назад отправила тете Ине. – И Мария протянула мистеру Хэммонду листок. – Может быть, я и страшила, и пакостница, и испорчена до мозга костей, но вам придется признать, мистер Хэммонд, что дурой меня не назовешь.
Мария следила за тем, как мистер Хэммонд читает письмо.
Через полчаса к пасторскому дому подошел мистер Хэммонд – ну точь-в-точь ходячие каминные щипцы, волоча за собой сникшую, измочаленную Марию. Мария беспрестанно икала, ей открылось, что мистер Хэммонд начисто лишен чувства юмора. И вдобавок (вот жалость-то) еще и очень высокомерный. «Врунья несчастная!» – кинул он ей тогда свысока так, будто к какой-то козявке обращался, а теперь буквально тащит ее за собой. Слава богу, у нее шкирки нет, не то тащил бы за шкирку! Мария была вовсе не прочь, даже любила, когда ее поколачивали, но не переносила, когда ее презирали. И вот ее ведут в кабинет, где ей вдобавок предстоит скандал с мистером и миссис Доусли. Похоже, что ей не отвертеться еще от одной исповеди, а она до того вымоталась, что привычные навыки не срабатывали, и она не знала, с чего начать. Она попыталась хотя бы в самых общих чертах представить себе ей ждать и не явится ли сюда дядя Филип с хлыстом – отстегать мистера Хэммонда.
По тяжелой челюсти мистера Хэммонда ходили желваки, выражение лица у него было самое что ни на есть свирепое. Дорис Доусли, торчавшая в окне гостиной, едва завидев его, в ужасе скрылась.
– Дорис! – рыкнул мистер Хэммонд. – Знаете, где ваш отец? Марии нужно ему кое-что сообщить.
– Не…а, – сказала Дорис, возникая в дверях. – Только тут Марии пришла телеграмма – мама ее вскрыла, что-то такое о письме.
– Еще бы! – сказал мистер Хэммонд. – А ну давайте ее сюда!
– Нет, нет, – сказала Мария и попятилась от телеграммы.
Мистер Хэммонд, отнюдь не фигурально скрежеща зубами, взял у Дорис телеграмму.
ТВОЕ ПИСЬМО УНЕСЛО ЗА БОРТ (читал он) ЕДВА ПРОЧЛА ПЕРВУЮ ФРАЗУ УМИРАЮ ТРЕВОГИ ПРОШУ ПОВТОРИТЬ ОСНОВНОЕ ТЕЛЕГРАММОЙ ДЯДЯ ФИЛИП ХОЧЕТ ЧТОБЫ ТЫ ПРИСОЕДИНИЛАСЬ НАМ СРЕДУ МАРСЕЛЕ ДОУСЛИ НАПИШУ ТЕТЯ ИНА.
– Бедная леди Римлейд, как она все принимает близко к сердцу, – сказала добрая Дорис.
– Кое-кто не заслужил такой хорошей тетки, – сказал мистер Хэммонд.
– Боюсь, что мне в этом кругосветном плавании скучновато покажется после жизни в тесном семейном кругу: вы ведь для меня были все равно что братья и сестры, – грустно сказала Мария.
1 2 3 4