Она зарыдала.
Фал-Грижни воспринял это с явным неудовольствием.
— Плакать нет смысла. Возьмите себя в руки мадам. — Его голос несколько смягчился. — Поймите, что я действую в ваших интересах…
— Вы ничего не понимаете, — всхлипывая, ответила Верран. — Иначе вы никогда не отослали бы меня. Да еще в такое время.
— Мы сможем обсудить это, если вы прекратите плакать. Мадам, я прошу вас успокоиться. Но она и не думала успокаиваться.
— Мне в любом случае было бы важно остаться с вами. Но сейчас это особенно важно! Сейчас, когда я жду ребенка.
Ей хотелось бы сообщить ему эту новость при иных обстоятельствах, но сложившаяся ситуация требовала немедленного признания.
— Вы ждете ребенка! — удивленно воскликнул он. — Вы уверены? — Верран кивнула. — И какой же срок?
— Мне кажется, шесть недель.
Грижни был не из тех, кто выдает собственные чувства, однако сейчас он широко улыбнулся, и глаза его радостно вспыхнули. Просто удивительно, насколько молодым человеком показался он ей в эту минуту.
— Я благодарю вас, мадам. Я чрезвычайно рад.
— Вы действительно рады, милорд?
— Я… — Он запнулся, подыскивая подходящее слово. — Я счастлив.
Глаза Верран все еще были влажны от слез. Грижни притянул ее к себе и поцеловал, как ей того и хотелось. И речи о том, чтобы отослать ее, больше не было.
Глава 8
Осенью в Лайти-Юм пришли новые тревоги, и герцогу Повону начало казаться, будто его сглазили. Сперва разыгралась эта историях кораблями Кру Беффела. Три торговых судна, принадлежавшие ему, разбились в бурю о скалы у побережья Стрелл, и дорогой груз безвозвратно пропал. Разумеется, это было делом рук Фал-Грижни. Такого никогда не случалось до тех пор, пока магистр не снял покровительства Избранных с морских путей торгового флота. Грижни, по сути дела, оказался убийцей. Однако вместо того, чтобы обвинить в своем несчастье чародея, который этого определенно заслуживал, Кру Беффел предпочел посчитать виновником трагедии самого герцога. И теперь устные жалобы и письменные петиции разоренного лорда сделали и без того грустную жизнь Повона просто невыносимой. И дело было не только в Беффеле. Примерно полдюжины представителей высшей знати принялись докучать великому князю, выражая ему свое недовольство то тем, то этим, и за всем чувствовались козни проклятого Грижни.
Произошла серия краж со взломом во дворцах аристократии, чего не случилось бы, не сними Избранные свою защиту и с них. Отвратительные морские черви уже разбойничали на причале, многие столбы которого были уже подточены. И это тоже было результатом интриг и злоумышлений Грижни. Повон понял, какая это страшная вещь — вражда со злокозненным и могущественным магистром ордена Избранных. И какая жалость, что верховную власть в ордене не может получить человек, исполненный понимания и сочувствия, — такой, например, как Саксас Глесс-Валледж. Насколько утешительней пошла бы в этом случае жизнь! Саксас, конечно, понял бы необходимость поддерживать самые тесные дружеские отношения с келдхаром из Гард-Ламмиса. Правда, келдхар начал в последнее время предъявлять кое-какие претензии, что да, то да, но его остающаяся в силе добрая воля имела чрезвычайно важное значение для благополучия города-государства Ланти-Юм. Келдхар предложил новый щедрый заем в обмен на свободный и беспошлинный доступ на береговую полосу Уит, охраняемую лантийской крепостью, которая подобно орлу воссела на господствующем над побережьем утесе. Повон счел себя вынужденным пойти на эти условия, и Фал-Грижни со всеми своими Избранными тут же принялся оказывать противодействие. «Подобное — постоянное и последовательное — противоборство граничит с государственной изменой», — подумал герцог. К тому же Саксас сообщил ему, что значительное число горожан, главным образом из простонародья, воспринимает Грижни как своего рода общественное проклятие. Союз патриотов — а все они без исключения оказались благонамеренными и здравомыслящими людьми — регулярно печатает и распространяет листовки, вменяющие в вину магистру всевозможные преступления, а в самых последних из этих листовок содержатся требования немедленно арестовать и казнить лорда Грижни. С какой радостью пошел бы герцог навстречу подобным пожеланиям подданных, да только дело обстояло далеко не просто. Увы, столь могущественного чародея изолировать было почти невозможно, потому что злоба его была безгранична, и нападение на него повлекло бы за собой массу осложнений пренеприятного свойства. Более того. Избранные были самолюбивы и спесивы, они, скорее всего, не смирились бы с устранением собственного предводителя. Их возможные действия могли оказаться опасными, и это особенно огорчало Повона. Почему жизнь чревата такими трудностями? Почему ему не дают жить в мире и править по справедливости, что и является его единственным желанием? Почему его подданные не относятся к нему с достаточной лояльностью, не поддерживают его, не благодарят, не славят и его самого, и осуществляемые им перемены? Почему не найдется ни одного честного человека, который вонзил бы нож Фал-Грижни в сердце ради общественного блага? И правда, почему?
Герцог Повон долго ломал себе голову над этими вопросами, но так и не пришел к мало-мальски удовлетворительным выводам. К счастью, именно нынешним вечером молодой Бескот Кор-Малифон дает изумрудный бал-маскарад. Маскарад обещает быть по-настоящему замечательным: в костюмах, украшенных изумрудами, перед гостями выступят зелланские танцовщицы. Поговаривали о том, что Бескот продал два лучших поместья, чтобы покрыть расходы на маскарад, но не дело герцога вдаваться в такие вульгарные обстоятельства. Бескот — слишком величавый аристократ и слишком утонченный художник, чтобы останавливаться перед расходами.
Задумавшись о предстоящем празднике, герцог Повон заметно повеселел.
Недели, принесшие такие хлопоты и огорчения герцогу Повону, обернулись для леди Верран сплошными радостями. Встреча с Бренном Уэйт-Базефом скоро позабылась. Беременность протекала нормально и почти не приносила ей каких бы то ни было тягот. Муж относился к ней с подчеркнутой нежностью. Белых демонов она больше не встречала и ничего о них не слышала. Большую часть времени она проводила в беседах с подругами и родственницами, которые давали ей всевозможные советы относительно родов и последующего ухода за ребенком. Женщины относились к ней с огромной симпатией. Они радостно разговаривали с нею о детях, но стоило Верран упомянуть о муже, как они тут же спешили переменить тему. Верран это удивляло, однако она решила не расстраиваться. В эти дни ей пришлось нанести множество визитов, потому что ее подруги категорически отказывались приезжать во дворец Грижни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Фал-Грижни воспринял это с явным неудовольствием.
— Плакать нет смысла. Возьмите себя в руки мадам. — Его голос несколько смягчился. — Поймите, что я действую в ваших интересах…
— Вы ничего не понимаете, — всхлипывая, ответила Верран. — Иначе вы никогда не отослали бы меня. Да еще в такое время.
— Мы сможем обсудить это, если вы прекратите плакать. Мадам, я прошу вас успокоиться. Но она и не думала успокаиваться.
— Мне в любом случае было бы важно остаться с вами. Но сейчас это особенно важно! Сейчас, когда я жду ребенка.
Ей хотелось бы сообщить ему эту новость при иных обстоятельствах, но сложившаяся ситуация требовала немедленного признания.
— Вы ждете ребенка! — удивленно воскликнул он. — Вы уверены? — Верран кивнула. — И какой же срок?
— Мне кажется, шесть недель.
Грижни был не из тех, кто выдает собственные чувства, однако сейчас он широко улыбнулся, и глаза его радостно вспыхнули. Просто удивительно, насколько молодым человеком показался он ей в эту минуту.
— Я благодарю вас, мадам. Я чрезвычайно рад.
— Вы действительно рады, милорд?
— Я… — Он запнулся, подыскивая подходящее слово. — Я счастлив.
Глаза Верран все еще были влажны от слез. Грижни притянул ее к себе и поцеловал, как ей того и хотелось. И речи о том, чтобы отослать ее, больше не было.
Глава 8
Осенью в Лайти-Юм пришли новые тревоги, и герцогу Повону начало казаться, будто его сглазили. Сперва разыгралась эта историях кораблями Кру Беффела. Три торговых судна, принадлежавшие ему, разбились в бурю о скалы у побережья Стрелл, и дорогой груз безвозвратно пропал. Разумеется, это было делом рук Фал-Грижни. Такого никогда не случалось до тех пор, пока магистр не снял покровительства Избранных с морских путей торгового флота. Грижни, по сути дела, оказался убийцей. Однако вместо того, чтобы обвинить в своем несчастье чародея, который этого определенно заслуживал, Кру Беффел предпочел посчитать виновником трагедии самого герцога. И теперь устные жалобы и письменные петиции разоренного лорда сделали и без того грустную жизнь Повона просто невыносимой. И дело было не только в Беффеле. Примерно полдюжины представителей высшей знати принялись докучать великому князю, выражая ему свое недовольство то тем, то этим, и за всем чувствовались козни проклятого Грижни.
Произошла серия краж со взломом во дворцах аристократии, чего не случилось бы, не сними Избранные свою защиту и с них. Отвратительные морские черви уже разбойничали на причале, многие столбы которого были уже подточены. И это тоже было результатом интриг и злоумышлений Грижни. Повон понял, какая это страшная вещь — вражда со злокозненным и могущественным магистром ордена Избранных. И какая жалость, что верховную власть в ордене не может получить человек, исполненный понимания и сочувствия, — такой, например, как Саксас Глесс-Валледж. Насколько утешительней пошла бы в этом случае жизнь! Саксас, конечно, понял бы необходимость поддерживать самые тесные дружеские отношения с келдхаром из Гард-Ламмиса. Правда, келдхар начал в последнее время предъявлять кое-какие претензии, что да, то да, но его остающаяся в силе добрая воля имела чрезвычайно важное значение для благополучия города-государства Ланти-Юм. Келдхар предложил новый щедрый заем в обмен на свободный и беспошлинный доступ на береговую полосу Уит, охраняемую лантийской крепостью, которая подобно орлу воссела на господствующем над побережьем утесе. Повон счел себя вынужденным пойти на эти условия, и Фал-Грижни со всеми своими Избранными тут же принялся оказывать противодействие. «Подобное — постоянное и последовательное — противоборство граничит с государственной изменой», — подумал герцог. К тому же Саксас сообщил ему, что значительное число горожан, главным образом из простонародья, воспринимает Грижни как своего рода общественное проклятие. Союз патриотов — а все они без исключения оказались благонамеренными и здравомыслящими людьми — регулярно печатает и распространяет листовки, вменяющие в вину магистру всевозможные преступления, а в самых последних из этих листовок содержатся требования немедленно арестовать и казнить лорда Грижни. С какой радостью пошел бы герцог навстречу подобным пожеланиям подданных, да только дело обстояло далеко не просто. Увы, столь могущественного чародея изолировать было почти невозможно, потому что злоба его была безгранична, и нападение на него повлекло бы за собой массу осложнений пренеприятного свойства. Более того. Избранные были самолюбивы и спесивы, они, скорее всего, не смирились бы с устранением собственного предводителя. Их возможные действия могли оказаться опасными, и это особенно огорчало Повона. Почему жизнь чревата такими трудностями? Почему ему не дают жить в мире и править по справедливости, что и является его единственным желанием? Почему его подданные не относятся к нему с достаточной лояльностью, не поддерживают его, не благодарят, не славят и его самого, и осуществляемые им перемены? Почему не найдется ни одного честного человека, который вонзил бы нож Фал-Грижни в сердце ради общественного блага? И правда, почему?
Герцог Повон долго ломал себе голову над этими вопросами, но так и не пришел к мало-мальски удовлетворительным выводам. К счастью, именно нынешним вечером молодой Бескот Кор-Малифон дает изумрудный бал-маскарад. Маскарад обещает быть по-настоящему замечательным: в костюмах, украшенных изумрудами, перед гостями выступят зелланские танцовщицы. Поговаривали о том, что Бескот продал два лучших поместья, чтобы покрыть расходы на маскарад, но не дело герцога вдаваться в такие вульгарные обстоятельства. Бескот — слишком величавый аристократ и слишком утонченный художник, чтобы останавливаться перед расходами.
Задумавшись о предстоящем празднике, герцог Повон заметно повеселел.
Недели, принесшие такие хлопоты и огорчения герцогу Повону, обернулись для леди Верран сплошными радостями. Встреча с Бренном Уэйт-Базефом скоро позабылась. Беременность протекала нормально и почти не приносила ей каких бы то ни было тягот. Муж относился к ней с подчеркнутой нежностью. Белых демонов она больше не встречала и ничего о них не слышала. Большую часть времени она проводила в беседах с подругами и родственницами, которые давали ей всевозможные советы относительно родов и последующего ухода за ребенком. Женщины относились к ней с огромной симпатией. Они радостно разговаривали с нею о детях, но стоило Верран упомянуть о муже, как они тут же спешили переменить тему. Верран это удивляло, однако она решила не расстраиваться. В эти дни ей пришлось нанести множество визитов, потому что ее подруги категорически отказывались приезжать во дворец Грижни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95