Он тоже остановился… неудобно было пройти мимо нее – в то время, когда человек стоит, – и, чувствуя, что с ним и вокруг него происходит что-то необычное, незнакомое: цвет и запах сирени другой, дом очень светлый – прямо как мел на свежевымытой школьной доске, воробьи перелетают и попискивают как-то не так, – спросил показавшимся странным себе самому – и потому после первых же слов неуверенным – голосом:
– А-а… что это у вас… пылесос?
Она вздохнула – с затуманившимся лицом, – переступила с ноги на ногу: как будто невидимая волна коротко всколыхнула ее глянцевитые, теплые – теплого цвета – колени… На ней было светло-серое платье с ярко-синими – похожими на васильки – зубчатыми, звездчатыми цветами. Ресницы ее были слегка накрашены – не как у других, жирными слипшимися косицами, и без крошек, застревавших у жены в волосках… Вдруг он понял – !!! – ведь ей тяжело… и чуть не испугавшись бросился к ней, протягивая руку.
– Давайте, я помогу!
Она не сопротивляясь отдала пылесос (при этом пальцы их встретились, почти прижались – в прорези узкой дужки – друг к другу, это было – очень приятно…), он взял пылесос (тут же в голове промелькнуло: глупо! зачем ты взял пылесос – стоять с ним? ее подъезд совсем рядом!…) и одновременно с этим – увидел у Мишкиного подъезда целую стаю – нет, серую свору – старух… и все они – и сидевшие на лавке лицом к нему, и на лавке напротив – смотрели на них не мигая, чуть не вытянув стервятничьи шеи, старуха из второго подъезда – зять в ЛТП – и вовсе выглядывала из куста… Надя – жену Бирюкова звали Надеждой, он вдруг первый раз про себя назвал ее не женой Бирюкова, а Надей, – сказала:
– Вот, пылесос сломался… Отнесла в мастерскую на Коптевской, а она оказалась закрыта. По техническим причинам… – Она вдруг вполоборота оглянулась (как будто почувствовала взгляды) на окаменевшую тучу старух – и протянула к нему тонкую, хрупкую в запястье, с паутинкой голубых – незабудковых – жилок, плавно округлявшуюся к локтю, наливавшуюся молочной (только чуть подрумяненной солнцем, чуть золотившейся вербным пушком) белизной, с едва заметной тенистой ложбинкой под напрягшимся в ожидании тяжести мускулом, – руку… – Спасибо вам. Я пойду.
– Пылесос сломался? – спросил он, не отдавая пылесос. Она не опускала руки, и он заволновался от близости ее беззащитно – просьбой о помощи – раскрывшейся кисти. Пылесос? Вдруг он почувствовал себя всемогущим. – Да… чего вы ходили в мастерскую-то? Я починю!
– Ну что вы, – сказал она.
– А чего? Не бойтесь, будет не хуже, чем в Коптеве. Пойдемте!… – Он запнулся. Куда – «пойдемте»? К ней? А-а… у нее и отвертки-то, наверное, нет. Хотя как нет – у Бирюкова должны же были быть инструменты… Да нет, неудобно. Старуха, у которой зять сидел в ЛТП, чуть не вывалилась из кустов на дорогу – захрустела, ломая ветки, задергала вытаращенной костяной головой… – Я вот что. Я его сейчас заберу домой, починю и вам принесу. Какая у вас квартира?
Она вдруг слегка покраснела – как будто закатный луч погладил ее по лицу.
– Да нет, мне неудобно… Что вам трудиться…
– Пустяки, – решительно сказал он и в приливе сил так встряхнул пылесос, как будто это была Сережкина трехкилограммовая гантелька. – Какая у вас квартира?
– Нет-нет, спасибо…
– Ну чего вы?! Она вздохнула.
– Четырнадцатая.
– Ну вот. Вы когда дома будете?
– Я сегодня весь вечер дома. – Он видел, что она растерялась. И чего?! И в то же время он просто млел от этой ее растерянности. Он все сделает, он перетряхнет у этого прадедушки пылесосов все его старые кости, он не бросит ее, не оставит одну… он спасет ее… тьфу ты, чушь какая!!
– Ну все, я пошел, – сказал он. – Если там что-то серьезное – ну, обмотка сгорела… – он подумал: если полетела обмотка, дома я сделать ничего не смогу. Отнесу на завод – Мишкин участок ремонтирует маломощные двигатели… – Ну, тогда завтра.
– Большое вам спасибо, – неожиданно горячо сказала она. – Я уже второй раз хожу в эту мастерскую. По телефону не дозвонишься, трубку не берут, второй раз прихожу – и закрыто…
– Все будет в лучшем виде, – заверил он и – глубоко закогтив взглядом старух – полетел домой…
III
Света в недоумении уставилась (это он непроизвольно подумал – уставилась) на пылесос.
– Господи… что это?
– Пылесос, – сказал он и поставил пылесос у стены: звук получился такой, как будто, раздавливая паркет, упало пушечное ядро. Как она его дотащила – в такую даль?! Увидел над отполированной дужкой ее тонкое, заплетенное сеточкой жилок запястье… – Встретил сейчас жену Бирюкова – идет с пылесосом. Ходила в мастерскую, на Коптевской, а там никого. Работнички, блин… Ну, я и предложил посмотреть.
Жена чуть наклонила голову и взглянула на него исподлобья – и поджала бесцветные – с остатками яркой помады – губы.
– Да?
– Ну да, – сказал он, сбрасывая сандалии и надевая необъятные шлепанцы.
– Понятно, – сказал она и пошла на кухню.
Он поспешил в уборную, к шкафу с инструментом – вытащил тестер, отвертку, нож, моток изоляции… он любил, чтобы во время работы у него было все под рукой. Он немного тревожился: чего там в пылесосе может сломаться? Движок в ведре… Правда, если бы сгорела обмотка, она бы сказала – что была вонь, дым… Ладно. Умру – но этот пылесос починю. Обмотка так обмотка. На заводе, правда, может и не оказаться подходящих движков – чтобы вмонтировать в старый корпус. Ничего, перемотают… А то пойду – и новый куплю! Во придумал?! Пылесос стоит сороковник, а у меня на мотоцикл отложено пятьсот. Да и на кой он… что он, мальчишка – на четвертом десятке на мотоцикл? Нет, мотоцикл – это, конечно, здорово… только куда на нем ездить? До первого гаишника, мать их ети? Ах да, на участок… При воспоминании об участке сердце его вдруг потянуло тоской. В августе тесть обещал кирпич и бетон, придется строить эту проклятую дачу. Он поразился – весь этот год, когда он думал о предстоящем строительстве, руки его прямо вздрагивали от нетерпения: работать он умел и любил, неторопливое дежурство даже его тяготило – он наверстывал дома: встроенные шкафы, паркет вместо холодного как лягушка линолеума, год назад жена захотела карнизы и лепные розетки под люстры на потолке… во, дурь-то! Два пятьдесят потолок – и розетки с карнизами, как в старых домах, – но потом сам увлекся… Строительство дома – своего дома! – еще не начавшись, захватило его. И вдруг сейчас – проклятая дача… Интересно, а у Нади есть дача? Нет, наверное, – дочка все лето в Москве… Он опять увидел ее растерявшееся, залитое тонким румянцем лицо. Сейчас сидит дома, ждет… ждет, когда он придет и принесет пылесос. Когда он придет… На кухне вдруг что-то грохнуло – злым, тонкостенным металлическим зыком, как будто ударили молотком в пустое ведро, – он очнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– А-а… что это у вас… пылесос?
Она вздохнула – с затуманившимся лицом, – переступила с ноги на ногу: как будто невидимая волна коротко всколыхнула ее глянцевитые, теплые – теплого цвета – колени… На ней было светло-серое платье с ярко-синими – похожими на васильки – зубчатыми, звездчатыми цветами. Ресницы ее были слегка накрашены – не как у других, жирными слипшимися косицами, и без крошек, застревавших у жены в волосках… Вдруг он понял – !!! – ведь ей тяжело… и чуть не испугавшись бросился к ней, протягивая руку.
– Давайте, я помогу!
Она не сопротивляясь отдала пылесос (при этом пальцы их встретились, почти прижались – в прорези узкой дужки – друг к другу, это было – очень приятно…), он взял пылесос (тут же в голове промелькнуло: глупо! зачем ты взял пылесос – стоять с ним? ее подъезд совсем рядом!…) и одновременно с этим – увидел у Мишкиного подъезда целую стаю – нет, серую свору – старух… и все они – и сидевшие на лавке лицом к нему, и на лавке напротив – смотрели на них не мигая, чуть не вытянув стервятничьи шеи, старуха из второго подъезда – зять в ЛТП – и вовсе выглядывала из куста… Надя – жену Бирюкова звали Надеждой, он вдруг первый раз про себя назвал ее не женой Бирюкова, а Надей, – сказала:
– Вот, пылесос сломался… Отнесла в мастерскую на Коптевской, а она оказалась закрыта. По техническим причинам… – Она вдруг вполоборота оглянулась (как будто почувствовала взгляды) на окаменевшую тучу старух – и протянула к нему тонкую, хрупкую в запястье, с паутинкой голубых – незабудковых – жилок, плавно округлявшуюся к локтю, наливавшуюся молочной (только чуть подрумяненной солнцем, чуть золотившейся вербным пушком) белизной, с едва заметной тенистой ложбинкой под напрягшимся в ожидании тяжести мускулом, – руку… – Спасибо вам. Я пойду.
– Пылесос сломался? – спросил он, не отдавая пылесос. Она не опускала руки, и он заволновался от близости ее беззащитно – просьбой о помощи – раскрывшейся кисти. Пылесос? Вдруг он почувствовал себя всемогущим. – Да… чего вы ходили в мастерскую-то? Я починю!
– Ну что вы, – сказал она.
– А чего? Не бойтесь, будет не хуже, чем в Коптеве. Пойдемте!… – Он запнулся. Куда – «пойдемте»? К ней? А-а… у нее и отвертки-то, наверное, нет. Хотя как нет – у Бирюкова должны же были быть инструменты… Да нет, неудобно. Старуха, у которой зять сидел в ЛТП, чуть не вывалилась из кустов на дорогу – захрустела, ломая ветки, задергала вытаращенной костяной головой… – Я вот что. Я его сейчас заберу домой, починю и вам принесу. Какая у вас квартира?
Она вдруг слегка покраснела – как будто закатный луч погладил ее по лицу.
– Да нет, мне неудобно… Что вам трудиться…
– Пустяки, – решительно сказал он и в приливе сил так встряхнул пылесос, как будто это была Сережкина трехкилограммовая гантелька. – Какая у вас квартира?
– Нет-нет, спасибо…
– Ну чего вы?! Она вздохнула.
– Четырнадцатая.
– Ну вот. Вы когда дома будете?
– Я сегодня весь вечер дома. – Он видел, что она растерялась. И чего?! И в то же время он просто млел от этой ее растерянности. Он все сделает, он перетряхнет у этого прадедушки пылесосов все его старые кости, он не бросит ее, не оставит одну… он спасет ее… тьфу ты, чушь какая!!
– Ну все, я пошел, – сказал он. – Если там что-то серьезное – ну, обмотка сгорела… – он подумал: если полетела обмотка, дома я сделать ничего не смогу. Отнесу на завод – Мишкин участок ремонтирует маломощные двигатели… – Ну, тогда завтра.
– Большое вам спасибо, – неожиданно горячо сказала она. – Я уже второй раз хожу в эту мастерскую. По телефону не дозвонишься, трубку не берут, второй раз прихожу – и закрыто…
– Все будет в лучшем виде, – заверил он и – глубоко закогтив взглядом старух – полетел домой…
III
Света в недоумении уставилась (это он непроизвольно подумал – уставилась) на пылесос.
– Господи… что это?
– Пылесос, – сказал он и поставил пылесос у стены: звук получился такой, как будто, раздавливая паркет, упало пушечное ядро. Как она его дотащила – в такую даль?! Увидел над отполированной дужкой ее тонкое, заплетенное сеточкой жилок запястье… – Встретил сейчас жену Бирюкова – идет с пылесосом. Ходила в мастерскую, на Коптевской, а там никого. Работнички, блин… Ну, я и предложил посмотреть.
Жена чуть наклонила голову и взглянула на него исподлобья – и поджала бесцветные – с остатками яркой помады – губы.
– Да?
– Ну да, – сказал он, сбрасывая сандалии и надевая необъятные шлепанцы.
– Понятно, – сказал она и пошла на кухню.
Он поспешил в уборную, к шкафу с инструментом – вытащил тестер, отвертку, нож, моток изоляции… он любил, чтобы во время работы у него было все под рукой. Он немного тревожился: чего там в пылесосе может сломаться? Движок в ведре… Правда, если бы сгорела обмотка, она бы сказала – что была вонь, дым… Ладно. Умру – но этот пылесос починю. Обмотка так обмотка. На заводе, правда, может и не оказаться подходящих движков – чтобы вмонтировать в старый корпус. Ничего, перемотают… А то пойду – и новый куплю! Во придумал?! Пылесос стоит сороковник, а у меня на мотоцикл отложено пятьсот. Да и на кой он… что он, мальчишка – на четвертом десятке на мотоцикл? Нет, мотоцикл – это, конечно, здорово… только куда на нем ездить? До первого гаишника, мать их ети? Ах да, на участок… При воспоминании об участке сердце его вдруг потянуло тоской. В августе тесть обещал кирпич и бетон, придется строить эту проклятую дачу. Он поразился – весь этот год, когда он думал о предстоящем строительстве, руки его прямо вздрагивали от нетерпения: работать он умел и любил, неторопливое дежурство даже его тяготило – он наверстывал дома: встроенные шкафы, паркет вместо холодного как лягушка линолеума, год назад жена захотела карнизы и лепные розетки под люстры на потолке… во, дурь-то! Два пятьдесят потолок – и розетки с карнизами, как в старых домах, – но потом сам увлекся… Строительство дома – своего дома! – еще не начавшись, захватило его. И вдруг сейчас – проклятая дача… Интересно, а у Нади есть дача? Нет, наверное, – дочка все лето в Москве… Он опять увидел ее растерявшееся, залитое тонким румянцем лицо. Сейчас сидит дома, ждет… ждет, когда он придет и принесет пылесос. Когда он придет… На кухне вдруг что-то грохнуло – злым, тонкостенным металлическим зыком, как будто ударили молотком в пустое ведро, – он очнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32