Во-вторых, здесь, в Рокебрюне, у него будет соседом не кто иной, как Уинстон Черчилль, который имел привычку приезжать на отдых в этот уголок Лазурного побережья, а именно на мыс Кап д'Ай, в гости к лорду Бивербруку или лорду Ротермеру, магнату британской прессы, который владел, помимо прочих, газетами «Дейли экспресс», «Санди экспресс», «Дейли мейл», «Ивнинг ньюс». Иногда Черчилль приезжал также в Гольф-Жуан к Максиму Эллиоту. Там или же на мысе Кап д'Ай он трудился над историей своей семьи. Или же, в соломенной широкополой шляпе и с сигарой в зубах, усаживался на раскладной стульчик и неустанно писал полюбившиеся ему здешние морские пейзажи. Здесь, на Лазурном побережье, он проводил все больше времени, ибо все в том же 1929 году ему пришлось оставить должность министра финансов, и казалось, что на его политической карьере поставлен крест. Разве мог он тогда знать, сколь важная роль будет уготована ему десять лет спустя? Кстати сказать, «Ла Пауза» располагалась всего в нескольких километрах от княжества Монако, где в порту приписки стояла яхта «Летящее облако» и где герцог, пылавший страстью к баккара и рулетке, сможет просаживать столько денег, сколько ему заблагорассудится.
* * *
Итак, Вендор по приглашению Габриель пожаловал на виллу «Ла Пауза», и, по-видимому, новая резиденция его возлюбленной ему понравилась. Особенно польстило ему то, что один из двух домиков в глубине парка был приспособлен под мастерскую художника. Вендор как раз сейчас увлекся живописью, как и его друг Черчилль, – что ж, здесь ему будет уютно писать свои акварели! На самой же вилле все было устроено так, чтобы гости могли насладиться полной свободой. Вот какое яркое впечатление о царившей там атмосфере осталось у Беттины Баллард: «Здесь я наслаждалась отдыхом и комфортом, как никогда прежде». Сама хозяйка занимала верхнюю часть правого крыла, бок о бок со своей неразлучной полькой. В левом крыле расположились гостевые апартаменты из двух комнат; каждый имел небольшую гостиную и ванную, но все они соединялись между собою общим входом. Планировка была организована так, чтобы горничные не показывались гостям на глаза, а всего вилла насчитывала сорок комнат. Все было предусмотрено для удобства приглашенных, вплоть до парка небольших авто с шоферами, каждое утро готовых к услугам тех, кому захочется съездить в Монте-Карло – в спортклуб, в казино, на пляж или попросту на прогулку.
Конечно же, Габриель была первой, кто наслаждался свободой, которую она предоставляла гостям. Она никогда не показывалась из своей комнаты (там же и завтракала – чашечка кофе да ломтик поджаренного хлеба) раньше часа пополудни, разве затем, чтобы позагорать на солнышке на террасе. Для многочисленных своих гостей она устроила буфет. Помимо специально подогреваемых горячих блюд, как, например, паста по-итальянски, там были различные овощи, охлажденное мясо, особенно ростбиф, и в изобилии крепленые вина. Гости сновали туда-сюда от буфета к столу и обратно. Только одному человеку из прислуги разрешалось выходить к гостям – мажордому-итальянцу Уго: хозяйка терпеть не могла, когда под ногами путалось сонмище слуг, как в Итон-Холле.
Сама Шанель, страшно боясь располнеть, ела чуть-чуть и не выпивала больше двух бокалов вина. Зато болтала помногу. Как рассказывала Беттина Баллард, Коко любила усесться в столовой у камина, сунув одну руку в карман (а другою жестикулировала), и, перемежая свою речь смехом, принималась рассказывать чуть хриплым голосом (дар рассказчицы у нее был незаурядный) анекдоты, порой озорные, о себе самой и о своих друзьях, которые были ее излюбленной мишенью и с которыми она далеко не всегда церемонилась. Она была мастером вставить шпильку. Вот что она говорила, к примеру, о своей – при всем том обожаемой – польской подруге: «Мы любим людей только за их недостатки… Мися дала мне обильные и многочисленные поводы любить ее…» Или такое: «Мися – калека сердцем, крива в дружбе и хрома в любви». Она живет в роскоши? Может быть… Но «ее роскошь противостоит роскоши. Мися настоящий блошиный рынок». Кстати, рассказывала Габриель, она окружает себя ужасными безделушками, обожает только перламутр. «Конечно же, тоска по тине, откуда родом и она, и перламутровые раковины», – добавляет она. Затем она с большим талантом вспоминала странное поведение своей подруги: «Когда она ссорит меня с Пикассо, то говорит: „Я тебя спасла от него“. Или выдумывает о своей польской подруге анекдот – слишком красивый, чтобы быть правдой. Мол, когда в Байрейте она присутствовала на представлении „Парсифаля“, то пожаловалась, что спектакль слишком длинный. На что ее раздраженный сосед-немец ответил: „Может, это вы слишком короткая, мадам?“
Если Габриель желает внушить слушателям, что ее подруга вовсе не «чрезмерно умна», как о том судят иные «поверхностные люди», она проявляет чудеса ловкости: «Если бы она была чрезмерно умна, я бы с ней дружбу не водила. Я сама недостаточно умна для чрезмерно умных женщин…»
Как бы там ни было, Габриель умеет с блеском использовать свой ум, выдавая самые точные суждения. Так, говоря о Пикассо, она отмечает, что художник одержим колоссальным стремлением к опустошению вокруг себя – и к счастью, замечает она, «я не нахожусь на пути его пылесоса».
Вполне понятно, что столь блистательная хозяйка не испытывала никаких затруднений оттого, что принимала у себя – будь то на вилле «Ла Пауза» или на рю Фобур-Сент-Оноре – самых интересных личностей своей эпохи.
* * *
Одним словом, когда герцог пожаловал на виллу «Ла Пауза», он нашел, что все здесь ему по вкусу. Беда была только в том, что в 1929 году, когда работы на вилле были закончены и он мог туда приезжать и наслаждаться жизнью сколько душе угодно, его связь с Габриель подошла к финалу. И это великолепное жилище, задуманное Коко три года назад именно в расчете на то, что они с герцогом проведут здесь немало блаженных часов, вскоре услышало лишь бурные споры и хлопанье дверями. Что верно, то верно – оба партнера обладали всем необходимым, чтобы между ними зарождались, разгорались и продолжались конфликты и ссоры. И пускай Вендор обыкновенно бывал учтив, мягок и деликатен, это не мешало ему время от времени предаваться яростным вспышкам гнева, а то и блажи, доходившей до самодурства. Поговаривали, что ему случалось поколачивать своих метресс, когда они переставали ему нравиться. Но и у Габриель, обыкновенно такой прельстительной, характер был вовсе не сахар; и ей не чужды были вспышки ярости, сарказм и язвительность. А уж в искусстве больнее всего ранить человека она демонстрировала поистине чудеса меткости… Что не мешало ей быстро успокаиваться и назавтра же забывать то, что было сказано ею накануне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
* * *
Итак, Вендор по приглашению Габриель пожаловал на виллу «Ла Пауза», и, по-видимому, новая резиденция его возлюбленной ему понравилась. Особенно польстило ему то, что один из двух домиков в глубине парка был приспособлен под мастерскую художника. Вендор как раз сейчас увлекся живописью, как и его друг Черчилль, – что ж, здесь ему будет уютно писать свои акварели! На самой же вилле все было устроено так, чтобы гости могли насладиться полной свободой. Вот какое яркое впечатление о царившей там атмосфере осталось у Беттины Баллард: «Здесь я наслаждалась отдыхом и комфортом, как никогда прежде». Сама хозяйка занимала верхнюю часть правого крыла, бок о бок со своей неразлучной полькой. В левом крыле расположились гостевые апартаменты из двух комнат; каждый имел небольшую гостиную и ванную, но все они соединялись между собою общим входом. Планировка была организована так, чтобы горничные не показывались гостям на глаза, а всего вилла насчитывала сорок комнат. Все было предусмотрено для удобства приглашенных, вплоть до парка небольших авто с шоферами, каждое утро готовых к услугам тех, кому захочется съездить в Монте-Карло – в спортклуб, в казино, на пляж или попросту на прогулку.
Конечно же, Габриель была первой, кто наслаждался свободой, которую она предоставляла гостям. Она никогда не показывалась из своей комнаты (там же и завтракала – чашечка кофе да ломтик поджаренного хлеба) раньше часа пополудни, разве затем, чтобы позагорать на солнышке на террасе. Для многочисленных своих гостей она устроила буфет. Помимо специально подогреваемых горячих блюд, как, например, паста по-итальянски, там были различные овощи, охлажденное мясо, особенно ростбиф, и в изобилии крепленые вина. Гости сновали туда-сюда от буфета к столу и обратно. Только одному человеку из прислуги разрешалось выходить к гостям – мажордому-итальянцу Уго: хозяйка терпеть не могла, когда под ногами путалось сонмище слуг, как в Итон-Холле.
Сама Шанель, страшно боясь располнеть, ела чуть-чуть и не выпивала больше двух бокалов вина. Зато болтала помногу. Как рассказывала Беттина Баллард, Коко любила усесться в столовой у камина, сунув одну руку в карман (а другою жестикулировала), и, перемежая свою речь смехом, принималась рассказывать чуть хриплым голосом (дар рассказчицы у нее был незаурядный) анекдоты, порой озорные, о себе самой и о своих друзьях, которые были ее излюбленной мишенью и с которыми она далеко не всегда церемонилась. Она была мастером вставить шпильку. Вот что она говорила, к примеру, о своей – при всем том обожаемой – польской подруге: «Мы любим людей только за их недостатки… Мися дала мне обильные и многочисленные поводы любить ее…» Или такое: «Мися – калека сердцем, крива в дружбе и хрома в любви». Она живет в роскоши? Может быть… Но «ее роскошь противостоит роскоши. Мися настоящий блошиный рынок». Кстати, рассказывала Габриель, она окружает себя ужасными безделушками, обожает только перламутр. «Конечно же, тоска по тине, откуда родом и она, и перламутровые раковины», – добавляет она. Затем она с большим талантом вспоминала странное поведение своей подруги: «Когда она ссорит меня с Пикассо, то говорит: „Я тебя спасла от него“. Или выдумывает о своей польской подруге анекдот – слишком красивый, чтобы быть правдой. Мол, когда в Байрейте она присутствовала на представлении „Парсифаля“, то пожаловалась, что спектакль слишком длинный. На что ее раздраженный сосед-немец ответил: „Может, это вы слишком короткая, мадам?“
Если Габриель желает внушить слушателям, что ее подруга вовсе не «чрезмерно умна», как о том судят иные «поверхностные люди», она проявляет чудеса ловкости: «Если бы она была чрезмерно умна, я бы с ней дружбу не водила. Я сама недостаточно умна для чрезмерно умных женщин…»
Как бы там ни было, Габриель умеет с блеском использовать свой ум, выдавая самые точные суждения. Так, говоря о Пикассо, она отмечает, что художник одержим колоссальным стремлением к опустошению вокруг себя – и к счастью, замечает она, «я не нахожусь на пути его пылесоса».
Вполне понятно, что столь блистательная хозяйка не испытывала никаких затруднений оттого, что принимала у себя – будь то на вилле «Ла Пауза» или на рю Фобур-Сент-Оноре – самых интересных личностей своей эпохи.
* * *
Одним словом, когда герцог пожаловал на виллу «Ла Пауза», он нашел, что все здесь ему по вкусу. Беда была только в том, что в 1929 году, когда работы на вилле были закончены и он мог туда приезжать и наслаждаться жизнью сколько душе угодно, его связь с Габриель подошла к финалу. И это великолепное жилище, задуманное Коко три года назад именно в расчете на то, что они с герцогом проведут здесь немало блаженных часов, вскоре услышало лишь бурные споры и хлопанье дверями. Что верно, то верно – оба партнера обладали всем необходимым, чтобы между ними зарождались, разгорались и продолжались конфликты и ссоры. И пускай Вендор обыкновенно бывал учтив, мягок и деликатен, это не мешало ему время от времени предаваться яростным вспышкам гнева, а то и блажи, доходившей до самодурства. Поговаривали, что ему случалось поколачивать своих метресс, когда они переставали ему нравиться. Но и у Габриель, обыкновенно такой прельстительной, характер был вовсе не сахар; и ей не чужды были вспышки ярости, сарказм и язвительность. А уж в искусстве больнее всего ранить человека она демонстрировала поистине чудеса меткости… Что не мешало ей быстро успокаиваться и назавтра же забывать то, что было сказано ею накануне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97