Сквозь облегающую ткань штанины и тонкую кожу высокого сапога различимы были рельефные мускулы этой ноги. Несмотря на всю страсть к женщинам, которая, подумалось Патриции, должна была свести почти всю его жизнь к постели, Банкрофт, очевидно, немало внимания уделял поддержанию физической формы.
Как же он был прекрасен! Она чувствовала тепло его ладони на своей руке и обещала себе, хоть и с огромной осторожностью, что никогда не забудет этого момента. Этот человек был опасным и бессовестным распутником, и она должна была быть благодарна судьбе за то, что недостаток красоты и очарования, а также ее бедность заставляли его вести себя с ней именно так – как с младшей сестрой, ведь при иных обстоятельствах Банкрофт вполне мог попытаться соблазнить ее. Разделив с ним эти несколько мгновений, она потом будет всю жизнь бережно хранить их в своем сердце.
Патриция даже радовалась тому, что у нее нет достоинств, которые могли бы соблазнить такого мужчину, и что он ни разу не пытался к ней подступиться. Закусив губу, она старалась убедить себя в том, что действительно довольна этими обстоятельствами…
Совсем рассвело. Солнце, должно быть, уже встало над горизонтом, хотя еще не было видно за деревьями. Пора было возвращаться домой, чтобы успеть приготовиться к дневным хлопотам. А ей так хотелось просидеть тут до самого его пробуждения! Наверное, он проснется через несколько часов. У нее не было этих нескольких часов… И потом, она вовсе не хотела больше с ним разговаривать. Патриция не была уверена в том, что сможет, как и прежде, обмениваться с ним взаимными шутливыми уколами. Она боялась: еще чуть-чуть – и расплачется.
Девушка очень хотела поцеловать его. Что-то словно подталкивало ее изнутри склониться и коснуться губами его лба или щеки… А может, даже губ… Но вдруг он проснется? Патриция умерла бы со стыда, если бы Банкрофт почувствовал, что она целует его.
Вот почему девушка лишь осторожно приподняла его руку и прижалась к ней щекой, а потом, тронув губами тыльную сторону, осторожно положила ее на траву. Поднявшись на ноги, Патриция немного постояла, глядя на спящего, а потом бесшумно скрылась в роще – она двигалась намного тише и неприметнее, чем он полчаса назад.
* * *
А он вовсе не спал. Просто не хотел продолжать этот разговор. И не хотел, чтобы им пришлось вместе возвращаться к дому.
Эта девушка так просто впустила его в свой мир, самый бесхитростный, но настолько чуждый ему мир, что Банкрофт просто не знал, как реагировать. Жизнь обошлась с ней жестоко, очень жестоко. И эти мечты, хотя и совсем непритязательные, были для нее, насколько он понимал, совершенно недосягаемы. Банкрофт ни на секунду не поверил в существование молодого процветающего фермера, как, впрочем, и в наличие румяного толстощекого старичка землевладельца. Эта бедная родственница была слишком необходима самой миссис Пибоди. Ведь миссис Пибоди относилась к тому типу женщин, которым нужна не просто горничная, чтобы подавать разные вещи. Ей нужна была безропотная жертва, на которой в любой момент можно было бы сорвать свое раздражение. Жертва, которая не посмела бы ей ответить.
Вот почему Патриции Мэнган не суждено было нянчить своих детишек. А между тем это самая скромная женская мечта. Ведь она не желала ни шелковых нарядов, ни драгоценностей, ни модных кавалеров – лишь доброго и преданного мужа, да маленький уютный домик, да детишек.
Банкрофт испытывал… О нет, не жалость. Он не думал, чтобы это была жалость. Его маленькая птичка слишком благоразумная и отважная девушка, чтобы ее жалеть. Он испытывал гнев. Должно быть, это был гнев на миссис Пибоди. И конечно же, на Бога. Хотя Банкрофт и не был уверен в том, что Господь виноват в жестокости людей, которые, владея безгранично прекрасным даром – свободной волей, вытворяют такое со своими ближними.
Ему так хотелось привлечь эту хрупкую девочку в свои объятия, прижать к сердцу, согреть своим теплом… Но к чему бы это привело? Ведь он умел делать лишь одно с женским телом, раз уж оно попалось в его объятия. Банкрофт понятия не имел, что значит утешать. Да и едва ли Патриция нуждалась в его утешениях. Совсем не похоже было на то, что девушка жалела себя, а если и так, то она с успехом умела побороть эту жалость, не выпуская ее из глубины своего сердца.
Светский лев, искушенный сердцеед чувствовал себя побежденным.
Он не мог говорить с нею. Вот почему Банкрофт предпочел притвориться спящим и подождать, пока Патриция удалится. Именно так он встречал все жизненные трудности – закрывал глаза и ждал, пока все решится само собой.
И в конце концов она действительно ушла… Только сначала прижалась щекой к его руке и поцеловала ее.
Господи! О Боже, Боже!
Он никак не мог понять, что она хотела сказать этим. Что это было? Простая нежность в благодарность за то, что он ее выслушал? Ну да! А потом заснул, даже не дождавшись, пока она договорит! Или.., неужели что-то другое?
Гости провели в Холли-Хаусе уже две недели и собирались остаться еще на одну. Патриции их присутствие не слишком нравилось, хотя во всем этом было одно явное преимущество: миссис Пибоди частенько уезжала со всеми вместе на прогулку, предоставляя своей племяннице свободу. И все же Патриции все это не нравилось.
Ей не нравилось, что он здесь. Она хотела бы, чтобы Банкрофт уехал. Хотела снова стать свободной от него. После того утра на пруду с кувшинками она всего однажды оказалась с ним наедине. Длилось это лишь несколько секунд, и за это время они успели обменяться ровно семью словами: четырьмя с его стороны, и тремя – с ее. Но она все равно хотела, чтобы этот человек уехал. Само его присутствие в этом доме, а зачастую и в той же комнате, где находились они с тетушкой, лежало огромной тяжестью на ее душе.
Лишь однажды утром они столкнулись лицом к лицу или почти лицом к лицу. Патриция торопилась по верхнему холлу, несла на подносе вторую чашку шоколада для миссис Пибоди, а он тем временем вышел из своей комнаты. Прикрыв за собой дверь, Банкрофт остановился, поджидая ее.
– Доброе утро, маленькая птичка, – тихо поздоровался он.
– Доброе утро, сударь. –Не поднимая глаз, Патриция быстро прошмыгнула мимо, но потом весь день раскаивалась в этом.
Миссис Делейни очень злилась на своего недавнего обожателя. Патриция поняла это, заметив, как эта дама отчаянно принялась флиртовать со всеми без исключения джентльменами, почтившими своим присутствием их дом, в том числе и с хозяином. Теперь в фаворитках мистера Банкрофта числилась леди Майрон, которая, должно быть, и делила с ним постель. Похотливые взоры, которые они бросали друг на друга более недели назад, стали заметно жарче, а однажды Патриция видела, как, устремившись одновременно с Банкрофтом в дверной проем, эта леди нарочно подалась вперед и скользнула своим роскошным бюстом по его груди, словно за спиной у нее еще не оставалось целых шести дюймов свободного пространства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Как же он был прекрасен! Она чувствовала тепло его ладони на своей руке и обещала себе, хоть и с огромной осторожностью, что никогда не забудет этого момента. Этот человек был опасным и бессовестным распутником, и она должна была быть благодарна судьбе за то, что недостаток красоты и очарования, а также ее бедность заставляли его вести себя с ней именно так – как с младшей сестрой, ведь при иных обстоятельствах Банкрофт вполне мог попытаться соблазнить ее. Разделив с ним эти несколько мгновений, она потом будет всю жизнь бережно хранить их в своем сердце.
Патриция даже радовалась тому, что у нее нет достоинств, которые могли бы соблазнить такого мужчину, и что он ни разу не пытался к ней подступиться. Закусив губу, она старалась убедить себя в том, что действительно довольна этими обстоятельствами…
Совсем рассвело. Солнце, должно быть, уже встало над горизонтом, хотя еще не было видно за деревьями. Пора было возвращаться домой, чтобы успеть приготовиться к дневным хлопотам. А ей так хотелось просидеть тут до самого его пробуждения! Наверное, он проснется через несколько часов. У нее не было этих нескольких часов… И потом, она вовсе не хотела больше с ним разговаривать. Патриция не была уверена в том, что сможет, как и прежде, обмениваться с ним взаимными шутливыми уколами. Она боялась: еще чуть-чуть – и расплачется.
Девушка очень хотела поцеловать его. Что-то словно подталкивало ее изнутри склониться и коснуться губами его лба или щеки… А может, даже губ… Но вдруг он проснется? Патриция умерла бы со стыда, если бы Банкрофт почувствовал, что она целует его.
Вот почему девушка лишь осторожно приподняла его руку и прижалась к ней щекой, а потом, тронув губами тыльную сторону, осторожно положила ее на траву. Поднявшись на ноги, Патриция немного постояла, глядя на спящего, а потом бесшумно скрылась в роще – она двигалась намного тише и неприметнее, чем он полчаса назад.
* * *
А он вовсе не спал. Просто не хотел продолжать этот разговор. И не хотел, чтобы им пришлось вместе возвращаться к дому.
Эта девушка так просто впустила его в свой мир, самый бесхитростный, но настолько чуждый ему мир, что Банкрофт просто не знал, как реагировать. Жизнь обошлась с ней жестоко, очень жестоко. И эти мечты, хотя и совсем непритязательные, были для нее, насколько он понимал, совершенно недосягаемы. Банкрофт ни на секунду не поверил в существование молодого процветающего фермера, как, впрочем, и в наличие румяного толстощекого старичка землевладельца. Эта бедная родственница была слишком необходима самой миссис Пибоди. Ведь миссис Пибоди относилась к тому типу женщин, которым нужна не просто горничная, чтобы подавать разные вещи. Ей нужна была безропотная жертва, на которой в любой момент можно было бы сорвать свое раздражение. Жертва, которая не посмела бы ей ответить.
Вот почему Патриции Мэнган не суждено было нянчить своих детишек. А между тем это самая скромная женская мечта. Ведь она не желала ни шелковых нарядов, ни драгоценностей, ни модных кавалеров – лишь доброго и преданного мужа, да маленький уютный домик, да детишек.
Банкрофт испытывал… О нет, не жалость. Он не думал, чтобы это была жалость. Его маленькая птичка слишком благоразумная и отважная девушка, чтобы ее жалеть. Он испытывал гнев. Должно быть, это был гнев на миссис Пибоди. И конечно же, на Бога. Хотя Банкрофт и не был уверен в том, что Господь виноват в жестокости людей, которые, владея безгранично прекрасным даром – свободной волей, вытворяют такое со своими ближними.
Ему так хотелось привлечь эту хрупкую девочку в свои объятия, прижать к сердцу, согреть своим теплом… Но к чему бы это привело? Ведь он умел делать лишь одно с женским телом, раз уж оно попалось в его объятия. Банкрофт понятия не имел, что значит утешать. Да и едва ли Патриция нуждалась в его утешениях. Совсем не похоже было на то, что девушка жалела себя, а если и так, то она с успехом умела побороть эту жалость, не выпуская ее из глубины своего сердца.
Светский лев, искушенный сердцеед чувствовал себя побежденным.
Он не мог говорить с нею. Вот почему Банкрофт предпочел притвориться спящим и подождать, пока Патриция удалится. Именно так он встречал все жизненные трудности – закрывал глаза и ждал, пока все решится само собой.
И в конце концов она действительно ушла… Только сначала прижалась щекой к его руке и поцеловала ее.
Господи! О Боже, Боже!
Он никак не мог понять, что она хотела сказать этим. Что это было? Простая нежность в благодарность за то, что он ее выслушал? Ну да! А потом заснул, даже не дождавшись, пока она договорит! Или.., неужели что-то другое?
Гости провели в Холли-Хаусе уже две недели и собирались остаться еще на одну. Патриции их присутствие не слишком нравилось, хотя во всем этом было одно явное преимущество: миссис Пибоди частенько уезжала со всеми вместе на прогулку, предоставляя своей племяннице свободу. И все же Патриции все это не нравилось.
Ей не нравилось, что он здесь. Она хотела бы, чтобы Банкрофт уехал. Хотела снова стать свободной от него. После того утра на пруду с кувшинками она всего однажды оказалась с ним наедине. Длилось это лишь несколько секунд, и за это время они успели обменяться ровно семью словами: четырьмя с его стороны, и тремя – с ее. Но она все равно хотела, чтобы этот человек уехал. Само его присутствие в этом доме, а зачастую и в той же комнате, где находились они с тетушкой, лежало огромной тяжестью на ее душе.
Лишь однажды утром они столкнулись лицом к лицу или почти лицом к лицу. Патриция торопилась по верхнему холлу, несла на подносе вторую чашку шоколада для миссис Пибоди, а он тем временем вышел из своей комнаты. Прикрыв за собой дверь, Банкрофт остановился, поджидая ее.
– Доброе утро, маленькая птичка, – тихо поздоровался он.
– Доброе утро, сударь. –Не поднимая глаз, Патриция быстро прошмыгнула мимо, но потом весь день раскаивалась в этом.
Миссис Делейни очень злилась на своего недавнего обожателя. Патриция поняла это, заметив, как эта дама отчаянно принялась флиртовать со всеми без исключения джентльменами, почтившими своим присутствием их дом, в том числе и с хозяином. Теперь в фаворитках мистера Банкрофта числилась леди Майрон, которая, должно быть, и делила с ним постель. Похотливые взоры, которые они бросали друг на друга более недели назад, стали заметно жарче, а однажды Патриция видела, как, устремившись одновременно с Банкрофтом в дверной проем, эта леди нарочно подалась вперед и скользнула своим роскошным бюстом по его груди, словно за спиной у нее еще не оставалось целых шести дюймов свободного пространства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19