Вот именно, пусть так и будет. Мужчины со столь низкими моральными устоями просто не имеют права жить припеваючи! А женщины, позволяющие себе падать в их объятия, ничуть не лучше, а значит, тоже не заслуживают ничего хорошего!
«Боже мой!» – ахнула Патриция, услышав, как кто-то приближается, и поняв, что не ошиблась. Она насторожилась и притаилась, стараясь не шелохнуться. Ведь никто никогда не приходил сюда. Уж во всяком случае, в такое время. Как бы она не хотела, чтобы ее беспокоили! У нее было так мало свободных минут! Наверное, кто-то из садовников пришел, чтобы покосить траву вокруг пруда. Тогда, возможно, он уйдет, увидев ее тут. Конечно, она не самая важная персона в доме, но, однако, и не служанка.
Шаги затихли совсем рядом, и знакомый голос произнес:
– А знаете, маленьких птичек, которые покидают ветки деревьев, может кто-нибудь слопать. Например, большие злые волки или хитрые вороватые коты. Того и гляди неожиданно подкрадутся и набросятся.
Сердце Патриции перевернулось в груди, и она пожалела, что не отправилась сегодня на озеро или в холмы – куда угодно, лишь бы не на пруд с кувшинками.
– На вашем месте, – сказала она, не обернувшись, – я бы не желала превратиться ни в большого злого волка, ни в хитрого вороватого кота. Просто чтобы не умереть с голоду. Ведь пока вы сюда шли, вы, кажется, умудрились наступить на каждый сучок, лежавший на земле, и задеть каждую ветку, до которой смогли дотянуться.
– Неужели? – усмехнулся Банкрофт. – Но все же вы так и не вспорхнули на безопасную веточку, моя маленькая птичка?
Упорно не желая поворачивать голову в его сторону, Патриция поняла, что он садится рядом на траву.
– А вам бы, наверное, хотелось снова строгим голосом приказать мне спуститься, а потом снять меня с дерева? – поинтересовалась девушка. – Нет, благодарю вас, сударь. Единожды пережитое удовольствие на другой раз утрачивает свою остроту.
– Ну, знаете, вы меня озадачили, – чуть не смутился Банкрофт. – А что вы тут делаете в такую рань?
– Ищу уединения на берегу этого пруда, – с явственной долей ехидства отозвалась она. – Но, как видно, напрасно. А вы, сударь? Неужели миссис Делейни устала от ваших поклонений? Или на сей раз перед вами была леди Майрон? А Флосси? Она что, еще не явилась исполнять свои утренние обязанности?
– Чувствуется, что ваш язычок за эти два дня не расставался с точильным камнем, – заметил он. – Но разве вы не согласитесь, что, несмотря на мои ночные похождения, я вел себя с безупречной галантностью в присутствии моей нареченной и ее матушки? Ну же, смелее, вам все равно придется это признать.
– Там, где меня воспитывали, – сказала девушка, – нас учили, что ложь – это грех. Даже не представляю, найдется ли в аду достаточно жаркий угол для вас, когда вы покинете сей бренный мир, сударь.
– Предпочитаю в данный момент не задумываться о будущем, благодарю вас, – отвечал Банкрофт. – Но позвольте, мисс Мэнган. Разве этот мир не был бы ужасен и разве обходительность и галантность не погибли бы бесславно, если бы все мы неустанно говорили лишь то, что есть на самом деле?
Патриция улыбнулась, но собеседник так и не увидел выражения ее лица, поскольку девушка продолжала сидеть, отвернувшись.
– Что ж, по крайней мере мне, кажется, удалось заставить вас замолчать, – сказал Банкрофт. – Только представьте себе это, моя маленькая птичка: «Мадам, вы начисто лишены тех форм, которые, как правило, присущи женскому полу. Шелка и муслин выглядят тускло, когда они висят на вашей фигуре. При взгляде на вас человека пронизывает боль, которая лишь усиливается, когда вы открываете рот и начинаете говорить. Мадам, не угодно ли вам потанцевать со мной?» Или же: «Мадам, не соблаговолите ли сбросить ваши одежды и прыгнуть ко мне в постель? Мне кажется, вы созданы природой специально, чтобы удовлетворить мою похоть». Ну как? Мог бы я, по-вашему, получить место на небесах и золотую арфу в руки, если бы вот так откровенно разговаривал с дамами?
– О нет, полнейшее отсутствие такта, несомненно, лишило бы вас возможности совершать все прочие прегрешения, – наконец отозвалась она. – Просто ни одна женщина не подпустила бы вас к себе на расстояние меньше пяти миль. Так что, вполне вероятно, вскоре вы обнаружили бы, что ведете совершенно безупречное существование, сударь.
– Уф! – восхитился он.
Патриция больше не могла сдерживаться. Правда, ей все еще хотелось оказаться за тысячу миль отсюда, но он ведь уже был тут… Она чувствовала по его голосу, что он сидит совсем рядом. Наконец она повернула голову, прижавшись к коленям другой щекой, и уперла в собеседника внимательный взгляд. Банкрофт был в темном плаще, без шляпы. Он возлежал рядом на траве, опершись на локоть, и открыто улыбался. Вдруг она поняла, что именно приводило ее в такое состояние – вот эта самая улыбка. Ведь уже давно ей никто не улыбался!
– Маленькая птичка, – сказал Банкрофт, – твои глаза слишком велики для твоего лица.
– Я должна поблагодарить вас за такую откровенность? – осведомилась Патриция.
– Если хочешь, – улыбнулся он. – Кстати, меня только что осенило, а у вас здесь, случайно, не назначено свидание? А то, может, где-нибудь поблизости, в кустах прячется крепкий нетерпеливый парень, который только и ждет, пока я уйду?
– О, да тут, наверное, их с полдюжины, – отвечала девушка. – Ну да ничего. Придут завтра. Видите ли, все дело в моих глазах. От них мужчины так и умирают десятками.
– Миссис Пибоди выбирает для вас супруга, – проговорил Банкрофт. – Еще не выбрала?
В его голосе Патриция почувствовала насмешку.
– О да, – сказала она, – это владелец фермы, – и добавила, нарочно налегая на прилагательное:
– процветающей фермы.
– Неужели? – Сорвав травинку, он прикусил ее зубами. – Наверное, румяный, толстый, лет шестидесяти от роду?
– Он хорош собой, строен и лишь на два года старше меня, – возразила девушка.
Банкрофт лениво улыбнулся.
– И сколько же это будет? – уточнил он. – Двадцать три? Двадцать четыре? И уже хозяин процветающей фермы? Да он, наверное, настоящий работяга! Или везунчик.
– Его отец рано умер, – пояснила Патриция, – и все оставил сыну.
– О, – усмехнулся Банкрофт, – берегитесь, маленькая птичка. Я слышал, что даже в самом прохладном уголке ада не так уж приятно.
– Но вы этого никогда не узнаете, не так ли? – ответила она. – Ведь вы собираетесь превратиться в праведника и потратить оставшееся время на всякие полезные вещи, такие как игра на арфе!
Он снова усмехнулся и совсем улегся на траву, лишь поддерживая голову рукой. Другой рукой он тронул плечо девушки, провел ладонью до ее локтя и ниже, к запястью. Заключив его в плотное кольцо своих пальцев, так чтобы в любое время оторвать руку Патриции от ее колен и прижать к траве, Банкрофт закрыл глаза и произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
«Боже мой!» – ахнула Патриция, услышав, как кто-то приближается, и поняв, что не ошиблась. Она насторожилась и притаилась, стараясь не шелохнуться. Ведь никто никогда не приходил сюда. Уж во всяком случае, в такое время. Как бы она не хотела, чтобы ее беспокоили! У нее было так мало свободных минут! Наверное, кто-то из садовников пришел, чтобы покосить траву вокруг пруда. Тогда, возможно, он уйдет, увидев ее тут. Конечно, она не самая важная персона в доме, но, однако, и не служанка.
Шаги затихли совсем рядом, и знакомый голос произнес:
– А знаете, маленьких птичек, которые покидают ветки деревьев, может кто-нибудь слопать. Например, большие злые волки или хитрые вороватые коты. Того и гляди неожиданно подкрадутся и набросятся.
Сердце Патриции перевернулось в груди, и она пожалела, что не отправилась сегодня на озеро или в холмы – куда угодно, лишь бы не на пруд с кувшинками.
– На вашем месте, – сказала она, не обернувшись, – я бы не желала превратиться ни в большого злого волка, ни в хитрого вороватого кота. Просто чтобы не умереть с голоду. Ведь пока вы сюда шли, вы, кажется, умудрились наступить на каждый сучок, лежавший на земле, и задеть каждую ветку, до которой смогли дотянуться.
– Неужели? – усмехнулся Банкрофт. – Но все же вы так и не вспорхнули на безопасную веточку, моя маленькая птичка?
Упорно не желая поворачивать голову в его сторону, Патриция поняла, что он садится рядом на траву.
– А вам бы, наверное, хотелось снова строгим голосом приказать мне спуститься, а потом снять меня с дерева? – поинтересовалась девушка. – Нет, благодарю вас, сударь. Единожды пережитое удовольствие на другой раз утрачивает свою остроту.
– Ну, знаете, вы меня озадачили, – чуть не смутился Банкрофт. – А что вы тут делаете в такую рань?
– Ищу уединения на берегу этого пруда, – с явственной долей ехидства отозвалась она. – Но, как видно, напрасно. А вы, сударь? Неужели миссис Делейни устала от ваших поклонений? Или на сей раз перед вами была леди Майрон? А Флосси? Она что, еще не явилась исполнять свои утренние обязанности?
– Чувствуется, что ваш язычок за эти два дня не расставался с точильным камнем, – заметил он. – Но разве вы не согласитесь, что, несмотря на мои ночные похождения, я вел себя с безупречной галантностью в присутствии моей нареченной и ее матушки? Ну же, смелее, вам все равно придется это признать.
– Там, где меня воспитывали, – сказала девушка, – нас учили, что ложь – это грех. Даже не представляю, найдется ли в аду достаточно жаркий угол для вас, когда вы покинете сей бренный мир, сударь.
– Предпочитаю в данный момент не задумываться о будущем, благодарю вас, – отвечал Банкрофт. – Но позвольте, мисс Мэнган. Разве этот мир не был бы ужасен и разве обходительность и галантность не погибли бы бесславно, если бы все мы неустанно говорили лишь то, что есть на самом деле?
Патриция улыбнулась, но собеседник так и не увидел выражения ее лица, поскольку девушка продолжала сидеть, отвернувшись.
– Что ж, по крайней мере мне, кажется, удалось заставить вас замолчать, – сказал Банкрофт. – Только представьте себе это, моя маленькая птичка: «Мадам, вы начисто лишены тех форм, которые, как правило, присущи женскому полу. Шелка и муслин выглядят тускло, когда они висят на вашей фигуре. При взгляде на вас человека пронизывает боль, которая лишь усиливается, когда вы открываете рот и начинаете говорить. Мадам, не угодно ли вам потанцевать со мной?» Или же: «Мадам, не соблаговолите ли сбросить ваши одежды и прыгнуть ко мне в постель? Мне кажется, вы созданы природой специально, чтобы удовлетворить мою похоть». Ну как? Мог бы я, по-вашему, получить место на небесах и золотую арфу в руки, если бы вот так откровенно разговаривал с дамами?
– О нет, полнейшее отсутствие такта, несомненно, лишило бы вас возможности совершать все прочие прегрешения, – наконец отозвалась она. – Просто ни одна женщина не подпустила бы вас к себе на расстояние меньше пяти миль. Так что, вполне вероятно, вскоре вы обнаружили бы, что ведете совершенно безупречное существование, сударь.
– Уф! – восхитился он.
Патриция больше не могла сдерживаться. Правда, ей все еще хотелось оказаться за тысячу миль отсюда, но он ведь уже был тут… Она чувствовала по его голосу, что он сидит совсем рядом. Наконец она повернула голову, прижавшись к коленям другой щекой, и уперла в собеседника внимательный взгляд. Банкрофт был в темном плаще, без шляпы. Он возлежал рядом на траве, опершись на локоть, и открыто улыбался. Вдруг она поняла, что именно приводило ее в такое состояние – вот эта самая улыбка. Ведь уже давно ей никто не улыбался!
– Маленькая птичка, – сказал Банкрофт, – твои глаза слишком велики для твоего лица.
– Я должна поблагодарить вас за такую откровенность? – осведомилась Патриция.
– Если хочешь, – улыбнулся он. – Кстати, меня только что осенило, а у вас здесь, случайно, не назначено свидание? А то, может, где-нибудь поблизости, в кустах прячется крепкий нетерпеливый парень, который только и ждет, пока я уйду?
– О, да тут, наверное, их с полдюжины, – отвечала девушка. – Ну да ничего. Придут завтра. Видите ли, все дело в моих глазах. От них мужчины так и умирают десятками.
– Миссис Пибоди выбирает для вас супруга, – проговорил Банкрофт. – Еще не выбрала?
В его голосе Патриция почувствовала насмешку.
– О да, – сказала она, – это владелец фермы, – и добавила, нарочно налегая на прилагательное:
– процветающей фермы.
– Неужели? – Сорвав травинку, он прикусил ее зубами. – Наверное, румяный, толстый, лет шестидесяти от роду?
– Он хорош собой, строен и лишь на два года старше меня, – возразила девушка.
Банкрофт лениво улыбнулся.
– И сколько же это будет? – уточнил он. – Двадцать три? Двадцать четыре? И уже хозяин процветающей фермы? Да он, наверное, настоящий работяга! Или везунчик.
– Его отец рано умер, – пояснила Патриция, – и все оставил сыну.
– О, – усмехнулся Банкрофт, – берегитесь, маленькая птичка. Я слышал, что даже в самом прохладном уголке ада не так уж приятно.
– Но вы этого никогда не узнаете, не так ли? – ответила она. – Ведь вы собираетесь превратиться в праведника и потратить оставшееся время на всякие полезные вещи, такие как игра на арфе!
Он снова усмехнулся и совсем улегся на траву, лишь поддерживая голову рукой. Другой рукой он тронул плечо девушки, провел ладонью до ее локтя и ниже, к запястью. Заключив его в плотное кольцо своих пальцев, так чтобы в любое время оторвать руку Патриции от ее колен и прижать к траве, Банкрофт закрыл глаза и произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19