Дуглас вошел и стал на середину ковра, устремив на герцога внимательный взгляд.
— Вы хотели меня видеть, ваша милость.
Он нарочито подчеркивал свой шотландский выговор, напоминая о своем происхождении.
— Вы мистер Маккиннон?
Дуглас молча кивнул.
Герцог указал ему на стул — изящный, украшенный резьбой, который выглядел несуразно под верзилой-шотландцем. Дуглас вытянул перед собой длинные ноги.
— Дочери рассказали мне об обстоятельствах вашего э-э-э… появления в нашей жизни, по крайней мере объяснили их точку зрения на сей счет. Я пригласил вас сюда в надежде услышать ваш взгляд на происшедшее.
— Боюсь, ваша милость, что не смогу добавить ничего более к рассказу ваших дочерей. Я всего-навсего остановился, чтобы помочь дамам, потому что у их кареты сломалось колесо. После этого они предложили довезти меня до трактира. До этого я проделал долгий путь пешком и потерял большую часть светлого времени суток, пока возился с каретой, поэтому и принял их предложение. Когда мы приехали в трактир, я хотел уйти, но старшая…
— Элизабет, — проворчал герцог, — ваша жена.
— Ну да. Она настояла на том, чтобы я поужинал с ними — как бы в награду за мои труды. Настояла на том, что за ужин заплатит она.
Герцог молча кивнул и ждал продолжения. Но с каждым мгновением его лицо становилось все мрачнее.
— Мы сидели внизу в трактире, а вечер был довольно холодный. Леди Элизабет попросила принести ей стаканчик уисге-бита…
— Виски! Вы дали моей дочери выпить виски?
— Я ничего не давал ей, ваша милость. Я даже пытался предостеречь ее, но она не послушалась. Отговорить ее было невозможно.
Герцог испустил громкий вздох. Он, разумеется, прекрасно знал свою дочь.
— Продолжайте.
— Я видел, что она пьет слишком много. — Дуглас устремил взгляд на герцога. — Боюсь, что она малость захмелела.
— Скорее, просто напилась. — Губы герцога сжались над его кружевным галстуком.
— А другая, леди Изабелла, всполошилась. Она решила, что ее сестрица вот-вот помрет, но я ее успокоил — сказал, что к утру она придет в себя. Помог донести ее до спальни, а потом ушел, но когда возвращался в общий зал, то нашел на лестнице туфельку леди Элизабет. Она, должно, свалилась, когда мы несли леди наверх. Ну, я и решил отнести ей туфельку-то.
— Совсем как в сказке о Золушке, — проворчал герцог.
Дуглас взглянул на него.
— Вот и она сказала в точности то же самое.
— Это еще не объясняет, как вы оказались в ее постели, сэр.
Дуглас кивнул.
— Когда я принес ей туфельку, она не спала.
— Элизабет? После такого количества выпитого виски?
— Я тоже удивился, ваша милость. Она попросила меня войти. Ей одной вроде бы было малость не по себе.
— Она боится темноты. Боялась ее почти всю жизнь, хотя никогда не признавалась в этом. — Сьюдли покачал головой. — Это началось с тех пор, как ребенком, играя в прятки, она спряталась в сундуке, а он захлопнулся. Я до сих пор нахожу ее в своем кабинете поздно ночью, она засыпает за книгой, свернувшись калачиком в моем кресле у огня.
Дуглас оглянулся и посмотрел на мягкое кресло, на которое указал герцог. Он представил себе Элизабет ребенком — волосы огненного цвета, упрямый подбородок упирается в подушки кресла. Эта картина его растрогала.
Он снова повернулся к герцогу.
— Я понял, что ей малость не по себе, и остался. Решил, что уйду, как только она заснет. Это последнее, что я помню, а потом я проснулся наутро в ее постели. Когда нас нашла леди Изабелла, она, ясное дело, подумала худшее. — Дуглас посмотрел на герцога. — Я не трогал вашей дочери, ваша милость. Клянусь. Но если бы я не согласился с ней обвенчаться, леди Изабелла засадила бы меня в тюрьму. Как, без сомнения, известно вашей милости, для Шотландии сейчас настали опасные времена. Если бы королевские власти решили, что я причинил вред англичанке…
Герцог со вздохом кивнул.
— Сын короля, герцог Камберленд, безудержно мстит повстанцам-якобитам. Я почти не сомневаюсь, что вас не оставили бы в живых.
Некоторое время герцог сидел в своем кресле и, судя по всему, обдумывал услышанное. Он барабанил пальцами по столу, не сводя глаз с гусиного пера, торчащего в чернильнице. Часы на стене позади герцога пробили время. Где-то в коридоре притворили дверь. Потом герцог встал из-за стола и, пройдясь по комнате, остановился у окна и посмотрел на свой сад. Он не произнес ни слова. Дуглас сидел молча, выжидая, пока герцог примет какое-либо решение касательно случившегося неожиданного и нежелательного поворота событий.
Наконец герцог отвернулся от окна.
— Знаете, она хочет, чтобы я устроил ваш развод.
Дуглас молча посмотрел на него.
— Для этого потребуется парламентский акт, а может быть, и королевский указ, но король благосклонен ко мне, и я воспользуюсь этим. Ради нее. Для своей дочери я все сделаю, и она это знает. А сейчас я хочу знать только одно — сколько вы хотите за ваше согласие?
Дуглас взглянул на герцога, сомневаясь, правильно ли он понял.
— Сколько чего, ваша милость?
— Денег, Маккиннон. Назовите вашу цену. Во что обойдется мне ваше согласие на развод? Если обе стороны хотят развода, дело будет легче уладить.
С этими словами Сьюдли отошел от окна и направился к своему столу. Он взял перо и принялся что-то писать — судя по всему, банковский чек; оставалось только услышать, какую сумму назовет Дуглас.
Но тот крепко сжал челюсти.
— Не нужно мне никаких денег, ваша милость.
Герцог, по-видимому, был ошеломлен.
— Если вы надеетесь на часть приданого Элизабет, вас ждет некоторое разочарование. Существует условие, согласно которому мои дочери лишаются приданого, если выходят замуж против моей воли. Говорите же, любезный, ведь, разумеется, вы небескорыстны. Все чего-то хотят. Посмотрите вокруг, мистер Маккиннон. Вы видите, я очень богат. Всякий сообразительный человек воспользовался бы случаем.
Голос Дугласа звучал низко и гневно:
— Я не из таких, милорд.
Герцог спокойно сунул перо в подставку.
— Если не деньги, то, возможно, что-то другое? Произведение искусства? Земля?
Выпрямившись во весь свой рост — шесть футов и три дюйма, — по другую сторону письменного стола Дуглас смотрел на герцога сверху вниз. Всякий сакс уверен, что можно купить честь шотландца. Очевидно, за пределами их понимания находится то, что существуют вещи, на которые не распространяется власть его чековой книжки. И пока горец стоял, кипя от негодования, в голове у него промелькнула мысль о том, как с толком использовать подвернувшуюся ему возможность.
Какую цену, подумал он, заплатит сакс за собственную честь?
— Прекрасно, ваша милость. Я прошу вашего покровительства.
— Я не ослышался? Вы сказали, что просите моего покровительства?
— Да. — Дуглас снова опустился в кресло, опираясь всей своей тяжестью на его витые подлокотники, и принялся обдумывать свою идею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61