ничто не могло подорвать его веру в Крога, а тем более это маленькое мошенничество. Он повиновался ему безропотно, в его преданности было даже что-то средневековое: подобно рыцарям Генриха Второго, он ловил любое желание своего господина, он мог бы угадывать его желания, будь он поумнее. — Меня здесь никто не подменит? — рядом Холл тоже неоценим: маленькая ловушка, легкий шантаж. — Вы отлично знаете, Холл, как трудно сейчас с деньгами. Краткосрочных займов мы уже брать не можем. Нам бы с этими расплатиться. — Мне кажется, они поднимут страшный шум, когда разберутся. — Купив, они не станут шуметь. Что они скажут акционерам? Они не осмелятся оказать на нас давление. Им придется выждать. А когда нас не будет держать Америка, я откуплю у них компанию, если они захотят. Все будет в наших силах. Кстати, я принял меры предосторожности. Приобретение акций я пометил задним числом.
— Шесть минут.
— И директора дали свое согласие? — благоговейно замирая, спросил Холл. — Конечно, — успокоил Крог. Не станешь ведь объяснять Холлу, что из-за такого пустяка, как подписать чеки, совершенно незачем держать совет со Стефенсоном, Асплундом, Бергстеном. У него есть их факсимиле на резиновых штемпелях. Лаурина он тоже не стал посвящать в это дело, успеется. К тому же покупка акций была помечена такой старой датой, когда Лаурин просто еще не был директором. Он тихо проговорил в телефон:
— Сейчас уже все в порядке, Холл.
— Вам видней.
— Несколько дней назад я немного понервничал. Не чувствовал себя готовым. Здесь заводятся порядки, как в Америке. Готовили забастовку, а Лаурин как нарочно заболел, Но я все уладил. В газеты ничего не просочилось, и никаких письменных обещаний я тоже не дал. Так что дела идут превосходно, Холл.
— Мне, значит, покупать?
— Сегодня утром это должно кончиться. Рассчитывайте на деньги от «Баттерсона». Возвращайтесь, когда кончите дела в Амстердаме. Можете понадобиться. На фабрике неспокойно.
— Я приеду сразу же, мистер Крог.
— До свидания, Холл.
— До свидания, мистер Крог. — Но голос еще вернулся, смяв предупреждение «девять минут». — Не думайте, что я против маленького обмана. Вы меня знаете, я не против. Если стоимость обеспечена, то не о чем и говорить.
— Стоимость бывает разная, — тихо внушал Крог. — Ее нельзя вычислить. Стоимость это доверие. Мы чего-то стоим, пока достаем деньги. Пока пользуемся доверием. — Он опустил трубку.
Холл — это человек на своем месте. Другой, поумнее, пожалуй, уже перепугался бы. Успокоив Холла, он почувствовал некоторую слабость: нет, его не мучили сомнения — это была приятная физическая усталость. Холл и тогда говорил:
— Трение будет слишком большим, — и ошибся. Холл всегда ошибался, но его можно переубедить. В пререканиях с Холлом встали на место все обстоятельства, прояснились отдельные мысли и теперь можно попробовать убедить недоверчивого и боязливого Лаурина. Он позвонил Кейт и спросил:
— Где Лаурин?
— Еще болеет, в Салшебадене. Послушай, Эрик, мне нужно поговорить. — Не сейчас. Через пять минут. Я поднимусь в тихую комнату. Где твой брат?
— Еще не приходил.
Он аккуратно разложил на столе бумаги; отобрал, с собой несколько писем, увидел конверт с билетами на концерты и, улыбнувшись, порвал его. Сейчас дела шли превосходно. Ему не верилось, что еще несколько дней назад он буквально сходил с ума от беспокойства. Я слишком много думал о прошлом. Он всегда презирал людей, думающих о прошлом. Жить значит забывать, быть свободным, как все потерявший в кораблекрушении человек. Чикаго, Барселона, школа в Стокгольме; ученичество в Нючепинге, избушка на берегу Веттеркз — все поплыло назад, как фигуры на платформе, когда поезд трогается; они остались с залами ожидания, буфетом, туалетами — их забыли, не взяли на этот поезд. Он думал: вчера я хорошо отвлекся. Я никогда так хорошо не отдыхал. Теперь можно глядеть вперед. Направляясь к двери, он выглянул в окно и снова увидел фонтан. Но на этот раз рукотворная глыба зеленого камня совершенно неожиданно наполнила его восторгом. Тут не было прошлого, не было законченности, когда отделаны каждый сосок, ямочка на руке, коленная чашечка; здесь было сегодняшнее, оно изнутри распирало камень, ломилось наружу. Восторг быстро угас, зато теперь он уже не тревожился за фонтан. Он думал: через неделю Америка — и тогда мы сможем двинуться вперед, никакая депрессия не будет нам грозить; жалкие люди, им кажется обманом эта ясность, это длинное сложное уравнение, которое наконец я знаю, как решить. И поднимаясь в стеклянном лифте в тихую комнату под самой крышей, он не переставал чувствовать чистую холодную радость.
***
Кейт внимательно перечитала меморандум. Сначала она не придала ему значения. Об АКУ она знала только, что это самый процветающий бумажный синдикат в Швеции и одно из самых удачных капиталовложений Крога, причем инвестицию он провел на свой страх и риск, не советуясь с директорами. Оказались лишние деньги, он поместил их в дело — только и всего, и поэтому продажа АКУ компании «Баттерсон» ровным счетом ничего не значила. Он продавал, чтобы развязать себе руки для чего-то другого. Откуда же эта тревога?
На душе было неспокойно. Тревожили краткосрочные займы. Что-то неопрятное есть в снующем малыми долями капитале, это раздражает, как захватанное зеркало. Хочется видеть чистое отражение. В дверь постучали. Она думала: не может случиться ничего плохого, это все надежно — кабинеты из стали и стекла, интерьер редкой породы дерева, обои с рисунком восемнадцатого века в директорской столовой, заводы в Нючепинге, эта ваза с дорогими цветами. Она думала об АКУ. В меморандуме приводились цифры: годовая продукция — 350000 тонн, из них 200000 на экспорт; бумагоделательные фабрики: производство древесины — 300000 тонн, целлюлозы — 1300000 тонн; лесопильни: 15000 миль лесозаготовочных полос, 50 миллионов ежегодно сплавляемых бревен. Это все есть, это реальность. — Встречай блудного брата, — сказал Энтони.
Кейт подняла на него глаза. Вот реальность, подумала она; то были цифры, я видела, что делает с цифрами Крог, а это — я сама. Он улыбался. — Я опоздал. Великий человек гневается?
— А что случилось? — спросила она. Он был оживлен и одновременно сдержан. Охорашиваясь перед зеркалом, он ждал, что она сама догадается, где он пропадал. Ему достались слабости, полагавшиеся ей: нерешительность, тщеславие, обаятельная взбалмошность опрометчивых поступков. Кажется, все ее желания исполнились: он здесь, в одной комнате с нею, можно спорить с ним, дразнить, уступать. Ближе бывают только любовники, но уж тут ничего не поделаешь.
— Я встречался с Лу, — сказал Энтони.
— С какой Лу?
— С той девушкой, Дэвидж.
— Вижу, — сказала Кейт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Шесть минут.
— И директора дали свое согласие? — благоговейно замирая, спросил Холл. — Конечно, — успокоил Крог. Не станешь ведь объяснять Холлу, что из-за такого пустяка, как подписать чеки, совершенно незачем держать совет со Стефенсоном, Асплундом, Бергстеном. У него есть их факсимиле на резиновых штемпелях. Лаурина он тоже не стал посвящать в это дело, успеется. К тому же покупка акций была помечена такой старой датой, когда Лаурин просто еще не был директором. Он тихо проговорил в телефон:
— Сейчас уже все в порядке, Холл.
— Вам видней.
— Несколько дней назад я немного понервничал. Не чувствовал себя готовым. Здесь заводятся порядки, как в Америке. Готовили забастовку, а Лаурин как нарочно заболел, Но я все уладил. В газеты ничего не просочилось, и никаких письменных обещаний я тоже не дал. Так что дела идут превосходно, Холл.
— Мне, значит, покупать?
— Сегодня утром это должно кончиться. Рассчитывайте на деньги от «Баттерсона». Возвращайтесь, когда кончите дела в Амстердаме. Можете понадобиться. На фабрике неспокойно.
— Я приеду сразу же, мистер Крог.
— До свидания, Холл.
— До свидания, мистер Крог. — Но голос еще вернулся, смяв предупреждение «девять минут». — Не думайте, что я против маленького обмана. Вы меня знаете, я не против. Если стоимость обеспечена, то не о чем и говорить.
— Стоимость бывает разная, — тихо внушал Крог. — Ее нельзя вычислить. Стоимость это доверие. Мы чего-то стоим, пока достаем деньги. Пока пользуемся доверием. — Он опустил трубку.
Холл — это человек на своем месте. Другой, поумнее, пожалуй, уже перепугался бы. Успокоив Холла, он почувствовал некоторую слабость: нет, его не мучили сомнения — это была приятная физическая усталость. Холл и тогда говорил:
— Трение будет слишком большим, — и ошибся. Холл всегда ошибался, но его можно переубедить. В пререканиях с Холлом встали на место все обстоятельства, прояснились отдельные мысли и теперь можно попробовать убедить недоверчивого и боязливого Лаурина. Он позвонил Кейт и спросил:
— Где Лаурин?
— Еще болеет, в Салшебадене. Послушай, Эрик, мне нужно поговорить. — Не сейчас. Через пять минут. Я поднимусь в тихую комнату. Где твой брат?
— Еще не приходил.
Он аккуратно разложил на столе бумаги; отобрал, с собой несколько писем, увидел конверт с билетами на концерты и, улыбнувшись, порвал его. Сейчас дела шли превосходно. Ему не верилось, что еще несколько дней назад он буквально сходил с ума от беспокойства. Я слишком много думал о прошлом. Он всегда презирал людей, думающих о прошлом. Жить значит забывать, быть свободным, как все потерявший в кораблекрушении человек. Чикаго, Барселона, школа в Стокгольме; ученичество в Нючепинге, избушка на берегу Веттеркз — все поплыло назад, как фигуры на платформе, когда поезд трогается; они остались с залами ожидания, буфетом, туалетами — их забыли, не взяли на этот поезд. Он думал: вчера я хорошо отвлекся. Я никогда так хорошо не отдыхал. Теперь можно глядеть вперед. Направляясь к двери, он выглянул в окно и снова увидел фонтан. Но на этот раз рукотворная глыба зеленого камня совершенно неожиданно наполнила его восторгом. Тут не было прошлого, не было законченности, когда отделаны каждый сосок, ямочка на руке, коленная чашечка; здесь было сегодняшнее, оно изнутри распирало камень, ломилось наружу. Восторг быстро угас, зато теперь он уже не тревожился за фонтан. Он думал: через неделю Америка — и тогда мы сможем двинуться вперед, никакая депрессия не будет нам грозить; жалкие люди, им кажется обманом эта ясность, это длинное сложное уравнение, которое наконец я знаю, как решить. И поднимаясь в стеклянном лифте в тихую комнату под самой крышей, он не переставал чувствовать чистую холодную радость.
***
Кейт внимательно перечитала меморандум. Сначала она не придала ему значения. Об АКУ она знала только, что это самый процветающий бумажный синдикат в Швеции и одно из самых удачных капиталовложений Крога, причем инвестицию он провел на свой страх и риск, не советуясь с директорами. Оказались лишние деньги, он поместил их в дело — только и всего, и поэтому продажа АКУ компании «Баттерсон» ровным счетом ничего не значила. Он продавал, чтобы развязать себе руки для чего-то другого. Откуда же эта тревога?
На душе было неспокойно. Тревожили краткосрочные займы. Что-то неопрятное есть в снующем малыми долями капитале, это раздражает, как захватанное зеркало. Хочется видеть чистое отражение. В дверь постучали. Она думала: не может случиться ничего плохого, это все надежно — кабинеты из стали и стекла, интерьер редкой породы дерева, обои с рисунком восемнадцатого века в директорской столовой, заводы в Нючепинге, эта ваза с дорогими цветами. Она думала об АКУ. В меморандуме приводились цифры: годовая продукция — 350000 тонн, из них 200000 на экспорт; бумагоделательные фабрики: производство древесины — 300000 тонн, целлюлозы — 1300000 тонн; лесопильни: 15000 миль лесозаготовочных полос, 50 миллионов ежегодно сплавляемых бревен. Это все есть, это реальность. — Встречай блудного брата, — сказал Энтони.
Кейт подняла на него глаза. Вот реальность, подумала она; то были цифры, я видела, что делает с цифрами Крог, а это — я сама. Он улыбался. — Я опоздал. Великий человек гневается?
— А что случилось? — спросила она. Он был оживлен и одновременно сдержан. Охорашиваясь перед зеркалом, он ждал, что она сама догадается, где он пропадал. Ему достались слабости, полагавшиеся ей: нерешительность, тщеславие, обаятельная взбалмошность опрометчивых поступков. Кажется, все ее желания исполнились: он здесь, в одной комнате с нею, можно спорить с ним, дразнить, уступать. Ближе бывают только любовники, но уж тут ничего не поделаешь.
— Я встречался с Лу, — сказал Энтони.
— С какой Лу?
— С той девушкой, Дэвидж.
— Вижу, — сказала Кейт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58