Может быть, в моем мозгу произошли какие-то изменения в результате аварии.
Луиз успокоила его.
- С вашей головой все в порядке. Я видела снимки. Мозг не поврежден.
- Все время забываю, что вы медицинская сестра, - усмехнулся он. - Но не в этом дело. Может быть, я слишком много времени нахожусь в одиночестве. Знаете, в последнее время я часто ловлю себя на том, что думаю о вас…
Она почувствовала, что ее сердце забилось чаще. Но как тогда быть с девушкой, которую он видел за мгновение до несчастного случая?
- А девушка в белом? - еле слышно спросила Луиз. - Вы вспоминаете о ней?
- Все время, - ответил Закари с недоумением на лице. - Она мне все еще снится, но иногда…
Он замолчал, нахмурившись.
- Иногда - что?
Закари не ответил. Он застыл перед мольбертом в центре студии, уставившись на полотно, его руки были все еще в карманах голубых джинсов, которые плотно облегали стройные ноги. Луиз разглядывала его, думая о том, как он потрясающе сексуален. Помимо джинсов на нем был только тонкий белый свитер, одетый на голое тело, который обтягивал его, как вторая кожа.
Она вздохнула и подошла к нему.
- Вы уже начали писать? - спросила Луиз, кивая на холст.
- Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел это, поспешно произнес Закари.
Но было уже поздно: она увидела.
Картина была не закончена. Но живая изгородь, хрупкая девичья фигурка в развевающемся белом платье, стоящая вполоборота к зрителю, с черными волосами, рассыпавшимися по плечам; луна, спрятавшаяся за серебристыми листьями деревьев; окна дома, смутно светящиеся на расстоянии, были выписаны достаточно тщательно.
Луиз сразу же поняла, кто изображен на холсте. Ревность сделала ее сверхчувствительной. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять, это - девушка, которую Закари видел тем вечером. Картина обладала магическим воздействием - озадачивала и интриговала, вселяя в зрителя уверенность, что скрывает какую-то тайну.
Затем глаза Луиз остановились на лице девушки и расширились от изумления.
Это было ее лицо.
Глава 9
Луиз была так ошеломлена увиденным, что даже не потребовала у Закари каких-либо объяснений, а только с недоумением смотрела на него.
Он побагровел и проворчал:
- Я даже не могу представить ее лица. Я помню только, что оно произвело на меня сильное впечатление, и мысленно я вижу его очень отчетливо. Но когда пытаюсь воспроизвести, оно исчезает из моей памяти. Я даже думал, что, может быть, стоит вообще вместо лица оставить пустое место. Это было бы даже интересно и, возможно, стало бы предметом искусствоведческого обсуждения. Некоторые художники подобным образом стараются заинтересовать толпу. Но я к ним не отношусь - не собираюсь завоевывать популярность трюкачеством. И пока я решал, что же мне делать, рука как бы сама набросала глаза, нос, рот. Когда же я, отступив на несколько шагов назад, посмотрел на то, что получилось, то оказалось, что это вы. - Закари пожал плечами. - И поэтому, когда от набросков перешел непосредственно к живописи, я вставил ваше лицо в картину.
Он смотрел на холст, стиснув зубы. Луиз наблюдала за ним, желая понять, о чем Закари думает.
Взглянув в ее сторону и опустив глаза, он спросил:
- Вы не возражаете?
Она молча покачала головой.
Возражает ли она? Ее сердце билось так сильно, что Луиз даже затошнило. Что все это значит?
Его голос стал грубее.
- Может быть, вы теперь понимаете, почему я был несколько озадачен… Не только вы волнуете меня. Меня беспокою я сам. Почему, когда я пытаюсь нарисовать ее лицо, получается ваше. Такое впечатление, что два образа слились в моем сознании воедино. Но я не понимаю, каким образом. Что, черт побери, творится в моей голове?
Луиз не нашла ответа на его вопрос…
Думая об этом во время ночного дежурства, она решила было поговорить с одним из психиатров больницы. Но он бы все равно ничего ей не объяснил, так как счел бы непрофессиональным делать какие-либо выводы с чужих слов.
Любой специалист захочет увидеть Закари лично, исследовать довольно долгий период его жизни, но она посчитала, что он откажется. За последний год у него и так сменилось множество врачей. А к психиатрии он относился с большим недоверием. На этот счет у Закари была своя точка зрения, как, впрочем, и на все остальное; На следующий день она заехала за Закари, чтобы отвезти его в суд.
- Что так рано? - сухо спросил он, открывая дверь.
В темном костюме, в рубашке в красную и белую полоску и в шелковом галстуке коричневого цвета он мало походил на себя. Луиз он больше нравился в старых голубых джинсах и в свитере.
- На стоянке возле суда вряд ли удастся поставить машину, - сказала она. - И я сначала высажу вас, а потом уже найду место для парковки.
Он посмотрел на нее тяжелым взглядом.
- Понятно. И конечно, у вас вряд ли хватит смелости на то, чтобы нас увидели вместе.
Луиз покраснела и постаралась сменить тему разговора.
- Не забудьте про ремень. Не обращая внимания на ее слова, он посмотрел в зеркало.
- Представляю, как все будут на меня пялиться, когда я войду в зал. Может быть, мне надеть что-нибудь на голову. - Его голос звучал жестко.
- Не говорите так. У вас осталось всего несколько шрамов.
- Несколько?
Закари еще раз с горечью взглянул на свое отражение.
- Возможно, кто-то на вас и посмотрит, - сказала она мягко. - Но только в самом начале, а потом быстро привыкнут к вашему виду.
Он медленно повернул к ней голову.
- Вы говорите так, потому что сами привыкли иметь дело с людьми, пострадавшими от ожогов.
- Нет, - уверенно сказала Луиз. - В течение многих лет я наблюдала, как пациенты и их семьи справляются с подобными недугами. Человеческий разум - странная штука. Люди свыкаются с любыми видами уродства. Шрамы вскоре станут менее заметными, и окружающие перестанут обращать на них хоть какое-нибудь внимание, потому что без них нас никто уже не сможет себе представить. Мы узнаем друг друга по лицу, и любая отметина становится его частью. И только совершенно незнакомые люди будут как-то реагировать на это.
- Сегодня мне предстоит войти в помещение, где будет полно незнакомых людей! - выпалил Закари, и Луиз увидела его судорожно сжатые кулаки.
Она взяла их в свои ладони и стала разжимать, палец за пальцем.
- Не будьте таким напряженным. Если вы их не знаете, какое вам дело, что они о вас думают? Войдите в зал суда с высоко поднятой головой, и, если люди будут на вас смотреть, пусть.
Она отпустила его руки и откинулась на спинку стула. Ее щеки порозовели, и Луиз опустила глаза.
- Вам давно следовало бы привыкнуть к тому, что на вас смотрят. Вы очень привлекательный мужчина…
Вдруг Закари засмеялся и подумал: а ведь правда, какое мне дело, что думает, например, Дейна?
Он схватил Луиз за подбородок и запрокинул ее голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Луиз успокоила его.
- С вашей головой все в порядке. Я видела снимки. Мозг не поврежден.
- Все время забываю, что вы медицинская сестра, - усмехнулся он. - Но не в этом дело. Может быть, я слишком много времени нахожусь в одиночестве. Знаете, в последнее время я часто ловлю себя на том, что думаю о вас…
Она почувствовала, что ее сердце забилось чаще. Но как тогда быть с девушкой, которую он видел за мгновение до несчастного случая?
- А девушка в белом? - еле слышно спросила Луиз. - Вы вспоминаете о ней?
- Все время, - ответил Закари с недоумением на лице. - Она мне все еще снится, но иногда…
Он замолчал, нахмурившись.
- Иногда - что?
Закари не ответил. Он застыл перед мольбертом в центре студии, уставившись на полотно, его руки были все еще в карманах голубых джинсов, которые плотно облегали стройные ноги. Луиз разглядывала его, думая о том, как он потрясающе сексуален. Помимо джинсов на нем был только тонкий белый свитер, одетый на голое тело, который обтягивал его, как вторая кожа.
Она вздохнула и подошла к нему.
- Вы уже начали писать? - спросила Луиз, кивая на холст.
- Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел это, поспешно произнес Закари.
Но было уже поздно: она увидела.
Картина была не закончена. Но живая изгородь, хрупкая девичья фигурка в развевающемся белом платье, стоящая вполоборота к зрителю, с черными волосами, рассыпавшимися по плечам; луна, спрятавшаяся за серебристыми листьями деревьев; окна дома, смутно светящиеся на расстоянии, были выписаны достаточно тщательно.
Луиз сразу же поняла, кто изображен на холсте. Ревность сделала ее сверхчувствительной. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять, это - девушка, которую Закари видел тем вечером. Картина обладала магическим воздействием - озадачивала и интриговала, вселяя в зрителя уверенность, что скрывает какую-то тайну.
Затем глаза Луиз остановились на лице девушки и расширились от изумления.
Это было ее лицо.
Глава 9
Луиз была так ошеломлена увиденным, что даже не потребовала у Закари каких-либо объяснений, а только с недоумением смотрела на него.
Он побагровел и проворчал:
- Я даже не могу представить ее лица. Я помню только, что оно произвело на меня сильное впечатление, и мысленно я вижу его очень отчетливо. Но когда пытаюсь воспроизвести, оно исчезает из моей памяти. Я даже думал, что, может быть, стоит вообще вместо лица оставить пустое место. Это было бы даже интересно и, возможно, стало бы предметом искусствоведческого обсуждения. Некоторые художники подобным образом стараются заинтересовать толпу. Но я к ним не отношусь - не собираюсь завоевывать популярность трюкачеством. И пока я решал, что же мне делать, рука как бы сама набросала глаза, нос, рот. Когда же я, отступив на несколько шагов назад, посмотрел на то, что получилось, то оказалось, что это вы. - Закари пожал плечами. - И поэтому, когда от набросков перешел непосредственно к живописи, я вставил ваше лицо в картину.
Он смотрел на холст, стиснув зубы. Луиз наблюдала за ним, желая понять, о чем Закари думает.
Взглянув в ее сторону и опустив глаза, он спросил:
- Вы не возражаете?
Она молча покачала головой.
Возражает ли она? Ее сердце билось так сильно, что Луиз даже затошнило. Что все это значит?
Его голос стал грубее.
- Может быть, вы теперь понимаете, почему я был несколько озадачен… Не только вы волнуете меня. Меня беспокою я сам. Почему, когда я пытаюсь нарисовать ее лицо, получается ваше. Такое впечатление, что два образа слились в моем сознании воедино. Но я не понимаю, каким образом. Что, черт побери, творится в моей голове?
Луиз не нашла ответа на его вопрос…
Думая об этом во время ночного дежурства, она решила было поговорить с одним из психиатров больницы. Но он бы все равно ничего ей не объяснил, так как счел бы непрофессиональным делать какие-либо выводы с чужих слов.
Любой специалист захочет увидеть Закари лично, исследовать довольно долгий период его жизни, но она посчитала, что он откажется. За последний год у него и так сменилось множество врачей. А к психиатрии он относился с большим недоверием. На этот счет у Закари была своя точка зрения, как, впрочем, и на все остальное; На следующий день она заехала за Закари, чтобы отвезти его в суд.
- Что так рано? - сухо спросил он, открывая дверь.
В темном костюме, в рубашке в красную и белую полоску и в шелковом галстуке коричневого цвета он мало походил на себя. Луиз он больше нравился в старых голубых джинсах и в свитере.
- На стоянке возле суда вряд ли удастся поставить машину, - сказала она. - И я сначала высажу вас, а потом уже найду место для парковки.
Он посмотрел на нее тяжелым взглядом.
- Понятно. И конечно, у вас вряд ли хватит смелости на то, чтобы нас увидели вместе.
Луиз покраснела и постаралась сменить тему разговора.
- Не забудьте про ремень. Не обращая внимания на ее слова, он посмотрел в зеркало.
- Представляю, как все будут на меня пялиться, когда я войду в зал. Может быть, мне надеть что-нибудь на голову. - Его голос звучал жестко.
- Не говорите так. У вас осталось всего несколько шрамов.
- Несколько?
Закари еще раз с горечью взглянул на свое отражение.
- Возможно, кто-то на вас и посмотрит, - сказала она мягко. - Но только в самом начале, а потом быстро привыкнут к вашему виду.
Он медленно повернул к ней голову.
- Вы говорите так, потому что сами привыкли иметь дело с людьми, пострадавшими от ожогов.
- Нет, - уверенно сказала Луиз. - В течение многих лет я наблюдала, как пациенты и их семьи справляются с подобными недугами. Человеческий разум - странная штука. Люди свыкаются с любыми видами уродства. Шрамы вскоре станут менее заметными, и окружающие перестанут обращать на них хоть какое-нибудь внимание, потому что без них нас никто уже не сможет себе представить. Мы узнаем друг друга по лицу, и любая отметина становится его частью. И только совершенно незнакомые люди будут как-то реагировать на это.
- Сегодня мне предстоит войти в помещение, где будет полно незнакомых людей! - выпалил Закари, и Луиз увидела его судорожно сжатые кулаки.
Она взяла их в свои ладони и стала разжимать, палец за пальцем.
- Не будьте таким напряженным. Если вы их не знаете, какое вам дело, что они о вас думают? Войдите в зал суда с высоко поднятой головой, и, если люди будут на вас смотреть, пусть.
Она отпустила его руки и откинулась на спинку стула. Ее щеки порозовели, и Луиз опустила глаза.
- Вам давно следовало бы привыкнуть к тому, что на вас смотрят. Вы очень привлекательный мужчина…
Вдруг Закари засмеялся и подумал: а ведь правда, какое мне дело, что думает, например, Дейна?
Он схватил Луиз за подбородок и запрокинул ее голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37