Дом и коррали, казалось, колыхались в воздухе, как в пустыне. Время от времени ощупывал винтовку. Она была реальностью, тем, что я знал и понимал. Сощурив от солнца глаза, вглядывался вниз. Кто-нибудь обязательно должен выйти из дома.
Вдруг я уловил движение на дороге.
Это была лошадь. Коренастый индейский вороной конь. Только один человек мог так сидеть на лошади, только один конь был похож на этого. Далеко от меня, так далеко, что едва был виден, Майло Тэлон направлялся в ловушку. Направлялся к смерти от револьверов, что ждали внутри. Его нужно как-то предупредить, ему нужно как-то сказать. Я не имел представления, кто ждал внутри и сколько их, но не сомневался, что слишком много. В этой группе, что напала на меня, было восемь человек, включая Фланнера. Восемь вооруженных мужчин, ожидающих Майло или меня.
Если выстрелю, то вполне вероятно, что здесь и умру. Единственная причина, по которой я еще жив, — они об этом не догадывались. Стоит себя обнаружить, и со мной все будет кончено. Но я уже знал, что выстрелю, потому что Майло мой друг, и не собирался смотреть, как его, ничего не подозревающего, хладнокровно расстреляют из засады.
Не подозревающего? Может, и нет. Майло всегда ездил, готовый к неожиданностям. Он, как и я, в любой момент готов вступить в драку.
Ему оставалось ярдов триста, и, вероятно, он уже был на мушке. Я поднял винтовку и выстрелил в воздух. Майло пришпорил коня, перегнулся, скрываясь за его боком, и ускакал, осыпаемый пулями.
Мне не надо говорить, что я спускаюсь в ад, и не надо говорить, что скалы, за которыми скрывался, через секунду измельчат пулями. Если и суждено умереть, то лучше с револьвером в руке и лицом к смерти. Поэтому, как сумасшедший, я полусбежал, полускатился с горы.
Откуда взялось второе дыхание? Я приземлился каблуками вперед, смягчив удар согнутыми в коленях ногами, а вокруг визжали пули. Вне себя от ярости, бросился к двери и изо всех сил ударил ее плечом. Уже говорил, что я здоровый и сильный, и даже со своей слабостью сорвал дверь с петель и влетел на кухню. Прямо напротив меня стоял русоволосый мужчина с двустволкой, и я, не целясь, выстрелил и бросился на него, поддев дулом винтовки. Дуло не попало ему в горло, но размозжило нос, и он испуганно завизжал. Я развернулся, ударил прикладом, и он с тяжелым стуком упал. В соседней комнате раздался сильный грохот, кто-то кричал. Перебросив винтовку в левую руку, а правой прихватив ружье, я кинулся туда.
Там стояли четверо, а в углу лежали Эм Тэлон и Пеннивелл. У Пеннивелл, кажется, была разбита губа. Я развернулся и нажал оба курка с расстояния двенадцать футов. Ружье бухнуло не хуже пушки, а комната сразу наполнилась дымом так, что защипало глаза. Голова закружилась, коленей вообще не чувствовал — вот-вот упаду, — но, работая затвором, посылал заряд за зарядом в сторону тех четверых.
Какой-то человек с револьвером в руке, без шляпы, с всклокоченными волосами, бросился сквозь дым. Я стоял справа от него. Он целился в меня шестизарядником. Швырнув ружье ему в лицо, ударил его всем телом. Про винтовку я забыл. А просто двинул ему с правой прямо в широко открытый глаз. Он начал падать, а я, схватив винтовку обеими руками, изо всей силы махнул прикладом ему в живот. Человек сложился пополам, и когда упал на колени, я заехал сапогом ему в лицо.
Зашатавшись, повалился вслед за ним. Я попробовал подняться и тут увидел, что в переднюю дверь ворвался коренастый мужчина в рубашке в красную клетку, с револьвером в руке. Он увидел меня и прицелился. Ну все, конец. Я смотрел в черное дуло и знал, что мне не выбраться. Все, что почувствовал, — это желание встать и броситься на него, но знал: не успею.
Позади грохнул выстрел, потом еще один. Тот человек вытянулся на носках, револьвер выпал из одеревеневших пальцев, и он кулем свалился на пол. Я повернул голову и увидел Эм Тэлон со своим большим старым кольтом, который она запрятала где-то в складках платья.
В следующую секунду рядом очутилась Пеннивелл, оттащила меня к стене, и в комнате стало тихо. И вдруг тишину нарушил стон… мой стон. Затем кто-то прошептал:
— Не стреляйте! Ради бога, не стреляйте! — И мимо меня, шатаясь, пошел к двери окровавленный, умирающий человек.
Отворили окно, и дым стал рассеиваться. На полу лежали трое. Надо мной склонилась Эм:
— Ты поспел вовремя, мой мальчик, очень вовремя. Они связали Барнабаса и ранили Эла.
— Здесь Майло. Я стрелял, чтобы предупредить его.
— Майло? Тогда им пора прятаться.
Они даже не пытались меня перенести. Мне положили под голову подушку, обмыли раны и напоили бульоном. Отчасти слабость объяснялась голодом и большой потерей крови.
Из троих на полу двое были мертвыми. Один получил полный заряд из ружья, а второго двумя пулями убила Эм.
Человек, которого я ударил прикладом, был еще жив, но очень плох. Остальным так или иначе удалось выбраться, и что с ними стало, мы не знали. Однако они сбежали, а Фланнера вообще никто не видел. Он был здесь, но — калека или нет — убрался до того, как закончилась перестрелка.
Эм рассказала, что трое ждали Майло у бойниц на веранде. Кто-то из них знал, кто такой Майло, и Фланнер приказал убить его. Разбойники надеялись, взяв Эм и Барнабаса, заставить кого-нибудь из них подписать откупную на «Эмпти».
Три недели я лежал. За мной ухаживали Эм и Пеннивелл. Три недели я валялся, не в силах пошевелиться, и думал даже, что мне пришел конец. Барнабас, Майло и Эл Фулбрик ездили в город, но все люди Фланнера разбежались.
Альбани Фулбрика ранили, к тому же он получил сотрясение мозга, но этим все и кончилось, а рана в мышцах быстро зажила.
С возвращением Барнабаса и Майло дела вошли в обычную колею. Эл несколько дней отдыхал, а потом взялся за работу так, как и положено ковбою с его сноровкой. Только я лежал в постели. Дней десять вообще не понимал, где нахожусь и что со мной делается.
В присутствии Тэлонов дом стал совсем другим. Никто не осмелился бы сказать, что он для них слишком велик. Они пели, дурачились, шумели и рассказывали, что с ними произошло за те годы, что не виделись. Барнабас путешествовал по Европе, служил во французской армии и стал образованным человеком. Я слушал его непринужденный разговор и впервые в жизни позавидовал.
Когда был мальчишкой и жил в горах, до школы надо было идти или ехать несколько миль. Случалось, нас задерживала дома работа, а часто ничего не задерживало, но некому было заставить учиться. Мы, молокососы, старались пропустить занятия, как только представлялась возможность, а теперь было стыдно, что есть юнцы, которые знают гораздо больше меня и которые умеют читать и писать лучше меня.
Раньше никогда об этом не думал, но тут мне пришло в голову, что такие, как я, — а я могу работать не хуже остальных, — кончают жизнь, ничего не имея, в то время как у других всего навалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Вдруг я уловил движение на дороге.
Это была лошадь. Коренастый индейский вороной конь. Только один человек мог так сидеть на лошади, только один конь был похож на этого. Далеко от меня, так далеко, что едва был виден, Майло Тэлон направлялся в ловушку. Направлялся к смерти от револьверов, что ждали внутри. Его нужно как-то предупредить, ему нужно как-то сказать. Я не имел представления, кто ждал внутри и сколько их, но не сомневался, что слишком много. В этой группе, что напала на меня, было восемь человек, включая Фланнера. Восемь вооруженных мужчин, ожидающих Майло или меня.
Если выстрелю, то вполне вероятно, что здесь и умру. Единственная причина, по которой я еще жив, — они об этом не догадывались. Стоит себя обнаружить, и со мной все будет кончено. Но я уже знал, что выстрелю, потому что Майло мой друг, и не собирался смотреть, как его, ничего не подозревающего, хладнокровно расстреляют из засады.
Не подозревающего? Может, и нет. Майло всегда ездил, готовый к неожиданностям. Он, как и я, в любой момент готов вступить в драку.
Ему оставалось ярдов триста, и, вероятно, он уже был на мушке. Я поднял винтовку и выстрелил в воздух. Майло пришпорил коня, перегнулся, скрываясь за его боком, и ускакал, осыпаемый пулями.
Мне не надо говорить, что я спускаюсь в ад, и не надо говорить, что скалы, за которыми скрывался, через секунду измельчат пулями. Если и суждено умереть, то лучше с револьвером в руке и лицом к смерти. Поэтому, как сумасшедший, я полусбежал, полускатился с горы.
Откуда взялось второе дыхание? Я приземлился каблуками вперед, смягчив удар согнутыми в коленях ногами, а вокруг визжали пули. Вне себя от ярости, бросился к двери и изо всех сил ударил ее плечом. Уже говорил, что я здоровый и сильный, и даже со своей слабостью сорвал дверь с петель и влетел на кухню. Прямо напротив меня стоял русоволосый мужчина с двустволкой, и я, не целясь, выстрелил и бросился на него, поддев дулом винтовки. Дуло не попало ему в горло, но размозжило нос, и он испуганно завизжал. Я развернулся, ударил прикладом, и он с тяжелым стуком упал. В соседней комнате раздался сильный грохот, кто-то кричал. Перебросив винтовку в левую руку, а правой прихватив ружье, я кинулся туда.
Там стояли четверо, а в углу лежали Эм Тэлон и Пеннивелл. У Пеннивелл, кажется, была разбита губа. Я развернулся и нажал оба курка с расстояния двенадцать футов. Ружье бухнуло не хуже пушки, а комната сразу наполнилась дымом так, что защипало глаза. Голова закружилась, коленей вообще не чувствовал — вот-вот упаду, — но, работая затвором, посылал заряд за зарядом в сторону тех четверых.
Какой-то человек с револьвером в руке, без шляпы, с всклокоченными волосами, бросился сквозь дым. Я стоял справа от него. Он целился в меня шестизарядником. Швырнув ружье ему в лицо, ударил его всем телом. Про винтовку я забыл. А просто двинул ему с правой прямо в широко открытый глаз. Он начал падать, а я, схватив винтовку обеими руками, изо всей силы махнул прикладом ему в живот. Человек сложился пополам, и когда упал на колени, я заехал сапогом ему в лицо.
Зашатавшись, повалился вслед за ним. Я попробовал подняться и тут увидел, что в переднюю дверь ворвался коренастый мужчина в рубашке в красную клетку, с револьвером в руке. Он увидел меня и прицелился. Ну все, конец. Я смотрел в черное дуло и знал, что мне не выбраться. Все, что почувствовал, — это желание встать и броситься на него, но знал: не успею.
Позади грохнул выстрел, потом еще один. Тот человек вытянулся на носках, револьвер выпал из одеревеневших пальцев, и он кулем свалился на пол. Я повернул голову и увидел Эм Тэлон со своим большим старым кольтом, который она запрятала где-то в складках платья.
В следующую секунду рядом очутилась Пеннивелл, оттащила меня к стене, и в комнате стало тихо. И вдруг тишину нарушил стон… мой стон. Затем кто-то прошептал:
— Не стреляйте! Ради бога, не стреляйте! — И мимо меня, шатаясь, пошел к двери окровавленный, умирающий человек.
Отворили окно, и дым стал рассеиваться. На полу лежали трое. Надо мной склонилась Эм:
— Ты поспел вовремя, мой мальчик, очень вовремя. Они связали Барнабаса и ранили Эла.
— Здесь Майло. Я стрелял, чтобы предупредить его.
— Майло? Тогда им пора прятаться.
Они даже не пытались меня перенести. Мне положили под голову подушку, обмыли раны и напоили бульоном. Отчасти слабость объяснялась голодом и большой потерей крови.
Из троих на полу двое были мертвыми. Один получил полный заряд из ружья, а второго двумя пулями убила Эм.
Человек, которого я ударил прикладом, был еще жив, но очень плох. Остальным так или иначе удалось выбраться, и что с ними стало, мы не знали. Однако они сбежали, а Фланнера вообще никто не видел. Он был здесь, но — калека или нет — убрался до того, как закончилась перестрелка.
Эм рассказала, что трое ждали Майло у бойниц на веранде. Кто-то из них знал, кто такой Майло, и Фланнер приказал убить его. Разбойники надеялись, взяв Эм и Барнабаса, заставить кого-нибудь из них подписать откупную на «Эмпти».
Три недели я лежал. За мной ухаживали Эм и Пеннивелл. Три недели я валялся, не в силах пошевелиться, и думал даже, что мне пришел конец. Барнабас, Майло и Эл Фулбрик ездили в город, но все люди Фланнера разбежались.
Альбани Фулбрика ранили, к тому же он получил сотрясение мозга, но этим все и кончилось, а рана в мышцах быстро зажила.
С возвращением Барнабаса и Майло дела вошли в обычную колею. Эл несколько дней отдыхал, а потом взялся за работу так, как и положено ковбою с его сноровкой. Только я лежал в постели. Дней десять вообще не понимал, где нахожусь и что со мной делается.
В присутствии Тэлонов дом стал совсем другим. Никто не осмелился бы сказать, что он для них слишком велик. Они пели, дурачились, шумели и рассказывали, что с ними произошло за те годы, что не виделись. Барнабас путешествовал по Европе, служил во французской армии и стал образованным человеком. Я слушал его непринужденный разговор и впервые в жизни позавидовал.
Когда был мальчишкой и жил в горах, до школы надо было идти или ехать несколько миль. Случалось, нас задерживала дома работа, а часто ничего не задерживало, но некому было заставить учиться. Мы, молокососы, старались пропустить занятия, как только представлялась возможность, а теперь было стыдно, что есть юнцы, которые знают гораздо больше меня и которые умеют читать и писать лучше меня.
Раньше никогда об этом не думал, но тут мне пришло в голову, что такие, как я, — а я могу работать не хуже остальных, — кончают жизнь, ничего не имея, в то время как у других всего навалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39