— Не стреляй! Я выхожу!
Осторожно сгорбившись, поднялся молодой кудрявый парень, готовый в любой момент упасть. Так как выстрела не последовало, он медленно двинулся дальше. Конагер слышал о нем. Его звали Скотт, новый кадр у Парнелла.
— Хоть один пока не ссучился, — сказал Конагер. — У него еще есть шанс.
Он говорил будто для себя, но достаточно громко, чтобы услышал раненый, если он еще не потерял сознание. Пуля, видимо, прошла навылет. В момент выстрела Кон вроде бы видел кончики патронов в его поясе чуть ниже точки прицела, но поручиться не мог.
Скот спускался по склону, медленно и методично приближаясь к корралю.
— У мальчика есть порох в пороховницах, — снова будто рассуждая вслух, заметил Конагер. — И бахвальство тоже, однако. Он словно в индейцев играет.
Скотт добрался до раненого и снова выпрямился.
— Эй, ты! Я не могу его унести! Он помрет раньше, чем мы куда-либо доберемся. У него все кишки разворочены.
Очередная ловушка? Конагер не боялся ловушек. Те, которые он не применял сам, применялись против него.
— Хорошо, малец, неси его сюда.
— Мне снять кобуру?
— Оставь при себе. Если хочешь испытать удачу, попытайся к ней прикоснуться. Я не убиваю тех, кто не нападает.
Скотт поднял раненого и потащил к двери барака. С молчаливого согласия Кона бережно уложил его на койку.
Раненым оказался Хай Джексон, один из двух парней, которых Конагер встретил на станции «Лошадиный Источник». Нижняя часть рубахи и штаны его набухли от крови. Пуля, как и предполагал Кон, прошла навылет, но ранение оказалось тяжелым.
Скотт побледнел. Видимо, раньше ему не приходилось видеть так много крови. К тому же он сам был весь в крови — и руки и рубашка.
— Можешь умыться у входа, — предложил ему Кон, — если хочешь рискнуть.
Скотт взглянул на него.
— А ты, значит, Кон Конагер. Ты, наверное, о нас не очень высокого мнения?
— О банде дешевых ворюг, крадущих коров у соседей? Да, я о вас невысокого мнения. Будь у Смока Парнелла хоть на унцию гордости, он предпочел бы сам зарабатывать себе на жизнь, вместо того чтобы грабить стариков.
Юноша вспыхнул, и Конагер холодно оглядел его.
— Да, парень, если хочешь знать — я не нахожу ни на грош романтики в том, чем вы занимаетесь. И не считаю, что это дело требует мужества и возбуждает кровь, как думают некоторые. Те, с кем ты связался, — просто свора жадных воров.
Скотт повернулся, чтобы уйти.
— Подумай хорошенько, — крикнул ему вслед Конагер. — Я вижу, у тебя есть кое-какие добрые задатки. Чтобы прийти сюда за этим парнем, требовалось мужество. Посмотри получше, малец, что за карты у тебя на руках, и бросай банду к чертовой матери.
— Они мои друзья, — обернулся Скотт.
— Ему они тоже друзья. И знали его намного дольше, чем ты. А кто из них пришел за ним? И кто из них придет за тобой? Парень, ведь это чистое везенье, что ты сейчас стоишь тут и точишь лясы, а не лежишь на койке с развороченным нутром.
— Ты можешь что-нибудь для него сделать?
— А чего ради? Он пришел сюда по мою душу, ну и получил по заслугам. Но я помогу ему, парень, потому что уж такой я неисправимый идиот, — если выкрою время, обороняясь от твоих дружков. — Конагер осторожно посмотрел в окно. — Они ждут темноты, чтобы навалиться разом и покончить со мной. Что ж, я готов поспорить на все свои деньги, что уложу еще двоих, если не троих — и у тебя есть шанс оказаться одним из них.
Скотт стоял неподвижно, бледный, по-прежнему раздираемый гневом и сомнениями.
— Ты можешь остаться здесь, — предложил Конагер, — и позаботиться о своем друге, если он твой друг.
— Ты доверяешь мне?
— Ни на грош. Одно неверное движение — и я разнесу тебе череп. Но все же здесь для тебя безопаснее, чем там. Решай, парень.
— Я… я не могу. Это предательство.
— Это предательство предателей, и все. Ладно, малец, раз ты так решил — катись назад на свой холм, но, когда снова будешь спускаться — целься хорошенько, потому что я не промахнусь.
— Тяжелый ты человек, Конагер.
— Жизнь в нашей стране тяжелая. Но страна у нас неплохая, Скотт, и она станет еще лучше, если мы повесим или пристрелим некоторое количество вороватых крыс.
Белее простыни, Скотт вышел из барака. Постояв в нерешительности, он начал свой долгий путь к холму. Конагер задумчиво следил за ним, понимая, как тяжел и долог выбранный юношей путь. Он возвращался к своим преступным приятелям, зная в глубине души, что не должен туда идти. Его вело неверно понятое чувство товарищества.
Вдруг Конагер прокричал:
— Скотт, скажи Смоку Парнеллу: если у него есть хоть на кроличий Хвост порядочности, пусть спустится сюда, и мы поговорим как мужчина с мужчиной. Он, говорят, большой мастер в стрельбе, а я — всего лишь ковбой.
Едва Скотт перевалил за вершину холма, как его встретили Пит Кейзьюс, Тайл Кокер и сам Смок Парнелл.
— Долгонько ты там прохлаждался, — процедил Смок. — Как Хай?
— Он ранен в живот. Очень тяжело, насколько я понимаю.
— Худо. Но зато, пока Конагер возится с ним, он не смотрит за нами, не так ли?
Кудрявчик Скотт поднял на него глаза и пересказал предложение Конагера.
— Я слышал, — беспечно отозвался Парнелл. — Но я не такой дурак. Птичка в ловушке, и надо лишь дождаться темноты.
Кудрявчик Скотт опустился на землю. Он страстно желал оказаться где-нибудь в другом месте. Встреча с этим небритым, потрепанным, одиноким мужчиной в бараке произвела на него тяжелое впечатление. В нем было что-то такое…
— С ним непросто сладить, — тихо заметил он. — К тому же мы до сих пор не знаем, где Леггет и Тэй.
— Ха! Они давно сбежали. Потихоньку слиняли еще ночью. Этот придурок сражается за тех, кто его бросил!
Поглядывая из окон, Кон промыл Джексону рану и перевязал его чем смог.
В доме до сих пор не наблюдалось никаких признаков жизни. Возможно, его бросили и убрались потихоньку, пока он спал. Что ж, это неважно — он не уйдет. Пусть считают его тупым идиотом.
Глава 10
Раненый потерял сознание и бормотал что-то невнятное, потом неожиданно попросил пить. Кон принес ему воды в ковшике с длинной ручкой и подержал, пока тот утолял жажду.
Хай Джексон взглянул ему в глаза.
— Я, кажется, совсем плох, да?
— Честно сказать, да.
— Ты Конагер?
— Угу. А принес тебя сюда мальчишка Скотт.
— Он… славный парень. Ему бы домой уехать.
Хай Джексон лежал неподвижно, тяжело дыша. Он потерял много крови, и жить ему, по мнению Конагера, оставалось недолго.
— Мне придется скоро оставить тебя одного. Как только стемнеет, вся твоя банда явится за мной.
— Ты не бросишь меня, Конагер. Ты ведь сам знаешь, что не бросишь!
— Ничего я такого не знаю. Но если я не уйду, то им придется хоронить четверых-пятерых ваших ребят вместе со мной. Я подобные заварушки видывал, и не раз.
От дома потянулась тень, сгущаясь на лужайке перед бараком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35