— Местная польская колония, — тихо проговорил Томаля. — Из тех, кто на фотографии, остался здесь только я. Может быть, кто-то из них и выживет там, в аду концентрационного лагеря…
— Ты должен послать Янку и своего внука, — посоветовал он Томале, — другого выхода я не вижу. Пусть они пробираются в Добжице двумя разными дорогами. Хоть один из них должен дойти. И обязательно сегодня. Вейс еще, успеет передать по рации наше донесение.
— Эрвину только шестнадцать… — прошептал Томаля. — И Янке не больше…
— Понимаю, понимаю. Но ты сделаешь так, как я сказал, — настойчиво повторил Клос. — И помни, что, если мы вовремя не сообщим о гренадерах, наши парашютисты погибнут в лесу Вейперта, а немцы успеют взорвать мост.
— Их сейчас позвать? — спросил Томаля.
— Нет, немного позже. Они не должны меня видеть, — ответил Клос.
— А как мы узнаем, что наше донесение передано и операция отменена?
— Два раза ежедневно в 7:30 и в 20:00 на волне пятнадцать мегагерц наши передают девять тактов полонеза ас-дур Шопена. Если будет исполняться полонез, то операция состоится. Если нет — операция отменяется, — пояснил Клос.
— Ну а если наша группа не сумеет предотвратить взрыв моста, что тогда?
— Об этом мы еще должны подумать, — ответил Клос. — В донесении нашему командованию необходимо указать другое место высадки десанта. — Он вынул из полевой сумки топографическую карту и долго ее изучал. — Может быть, южнее Форбурга, вернее, Осека, — поправился Клос.
Томаля протирал свои очки.
— Может быть, — сказал он, — может быть, если и там к этому времени не будет немецких войск.

Улицы и поля, покрытые еще снегом, застилал туман. Клос стоял на рыночной площади и с изумлением оглядывался вокруг. Через минуту он понял, что его так удивило. На востоке молчала артиллерия. «А это, по-видимому, означает, — подумал он, — что завтра или послезавтра… Итак, самое позднее послезавтра, через два часа после высадки группы парашютистов… А сейчас во что бы то ни стало необходимо отменить операцию».

Казино штаба дивизии временно размещалось в особняке; вход в него был из другого просторного зала, в котором постоянно несли службу дежурный офицер и два унтер-офицера. Генерал Пфистер лично подбирал помещение для казино.
— Место, где будут отдыхать офицеры, — повторял неоднократно генерал, — должно быть чистым, уютным и приятным.
О чистоте и уюте в казино заботилась миловидная француженка Симона. Кахлерт познакомился с ней, когда дивизия находилась во Франции, и генерал позволил ему взять девушку с собой и определить на работу в штаб дивизии. Эта хрупкая брюнетка с большими глазами всегда удивляла Клоса. Она относилась ко всем, кроме Кахлерта, с той сухостью, даже враждебной любезностью, какую нередко встречали немцы в ресторанах и кафетериях Парижа.
Все посетители казино быстро привыкли к Симоне, даже полюбили ее, каждый по-своему. Начальник штаба дивизии, который был интеллигентным человеком, как-то сказал, что эта девушка — талисман дивизии.
Кахлерт, с которым Клос подружился, если слово «дружба» было здесь уместным, однажды сказал ему, что он никогда не будет говорить с Симоной о войне, и если это произойдет, то только тогда, когда они поселятся в Париже или в его родной Вене. Но не будет никакого «тогда»: Пфистер отдал приказ о расстреле Кахлерта. И Клос понимал, что нет никакого шанса изменить решение генерала.

Когда Клос возвратился от Томали и спустился в казино, там еще никого не было. Симона стояла за стойкой бара и вытирала рюмки. Она делала это быстро, умело, как будто ее больше ничего не интересовало, кроме этих рюмок.
Клос сел за столик. Симона подошла к нему с подносом в руке, на котором были порция дымящегося гуляша и рюмка коньяку.
— Прошу вас, присядьте.
— Благодарю, — тихо ответила Симона. Никогда еще, обслуживая в казино немецких офицеров, она не присаживалась к столикам. — Господин капитан… — обратилась она на ломаном немецком языке, потом вдруг перешла на французский и продолжала быстро говорить: — Господин капитан, ради бога, что они хотят сделать с Рольфом?
Клос молчал. Он понимал, что должен ей об этом сказать, но не хватало сил.
— Ганс, — тихо шепнула девушка. Она знала его имя, но никогда не называла так. — Ганс, — повторила снова Симона, — я слышала, как Себерт, адъютант генерала, говорил, что они расстреляют Рольфа. Это правда?
Клос молчал.
— Прошу вас, ради бога, скажите, это правда?
— Да, Симона…
— Необходимо что-то сделать! — Это был крик ее души. — Ему необходимо помочь, нужно просить генерала. Он не захотел меня принять, часовой сказал, чтобы я уходила прочь. Они не должны его расстрелять… Прошу вас, господин капитан, сделайте же что-нибудь, вы же можете! — умоляла Симона.
Клос не хотел ее обманывать.
— Я бессилен, Симона, — ответил он тихо. — Я ужа пытался кое-что предпринять… — Слова застряли у него в горле.
— А Рольф считал вас своим другом, — укоризненно сказала она по-немецки и сразу же перешла на-французский: — Вы презираете меня, не правда ли? Все вы ненавидите таких, как я и Рольф. Мне больше никого не нужно, кроме него. Он не должен погибнуть, вы слышите, господин Клос, эта грязная война не сможет отобрать его у меня!
Клос молчал.
— Вы, господин капитан, жестоки и холодны, как и каждый пруссак! — В ее глазах появились слезы. — А я думала…
В дверях казино появился Куссау. Выбросил руку в приветствии и с наглой усмешкой посмотрел на Клоса и Симону.
— А он? — неожиданно спросила Симона. — Может быть, он захочет помочь?
— Это безнадежно, Симона, — уверенно ответил Клос.
Однако она не поверила ему и направилась к столику эсэсовца. Встала около капитана Куссау, так же как недавно стояла около Клоса. До Клоса доносились обрывки их диалога — по-школьному мягкое немецкое произношение Симоны и грубый берлинский акцент пруссака.
— Я имею к вам большую просьбу, господин капитан, очень большую, — обратилась она к Куссау. — Очевидно, вы догадываетесь, что речь идет о Кахлерте. Только вы, господин капитан, можете мне в этом помочь.
— Хорошо, мы еще поговорим об этом, — ответил Куссау, поудобнее устраиваясь в кресле, — мы еще поговорим с тобой, девочка… Ты можешь подать что-нибудь повкуснее, чем этот гуляш? Может быть, сосиски? Вчера ты подавала нам превосходные сосиски с горчицей.
— Для вас, господин капитан, с удовольствием, — ответила Симона.
Она быстро скрылась за буфетом, а Куссау с презрением усмехнулся.
Клос встал. С каким бы удовольствием он подошел к этому надменному эсэсовцу и сказал ему так, чтобы услышала Симона: «Не обманывай девушку, не пользуйся случаем! Ты же хорошо знаешь, что не поможешь Кахлерту, ибо ты сделал уже все, чтобы он был расстрелян!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71