Только когда начнешь их ругать, тогда и понимают. Трудно! Сотни неразрешенных вопросов.
Ну, да ладно. Кончаю свое послание.
Пиши.
Вениамин».
Глава 14.
Как Грунькин стал пиратом
Утром Грунькин отозвал меня в сторону и завел дипломатический разговор:
– Видишь ли, я случайно услышал ваш позавчерашний разговор. Может быть, это и нетактично, но я тоже решил стать пиратом. Теперь я в них верю и даже готовлюсь. И сейчас, то есть со вчерашней ночи, я усиленно собираю материал для большой поэмы о пиратах.
Я задумался.
– Ничего не обещаю. Поговорю с ребятами. Как они, так и я.
Ребята, как и я, были против, но Гринберг, добрая душа, все испортил:
– А почему не поверить человеку? Может, мы его сможем исправить?
Ну, конечно, после этих слов все сказали, что надо попробовать.
Как я ни возражал, ничего не вышло. Тогда я метнул свой последний козырь:
– Пусть пройдет испытание. Если он завтра представит нам поэму о пиратах – примем, если нет – нет.
Я был уверен, что Грунькин ни за что не напишет поэму. Но он меня подвел. Написал.
Ночью при свете Ленькиного фонарика Грунькин зачитал свою бездарную поэму. Он начал с плана.
План
1. Вступление.
Характеристика той эпохи.
2. Содержание.
Баллада о Джоне Спинглере.
а) описание шторма,
б) образ Джона Спинглера,
в) характеристика его поступков:
жестокость, кровожадность,
(и так далее).
3. Заключение.
4. Краткие выводы.
Дальше шла сама поэма:
БАЛЛАДА О ДЖОНЕ СПИНГЛЕРЕ
Когда-то в древности пираты
На всю Европу ужас наводили.
Из королевств заморских
Шли на них солдаты,
Но все же призраков морей не находили.
Ну, а пираты жили, веселились
И грабили суда,
А когда надо – не ленились, –
Работали – со штормом бились,
Чтоб не залила их вода.
Далеко в порту у Сан-Франциско,
Где бушует Тихий океан,
Как-то раз осеннею порою
Разыгрался страшный ураган.
Крики страшные неслись повсюду,
Люди гибли, гибли моряки.
Некуда укрыться было суднам,
Гибли женщины и гибли старики.
Порт покрыт весь досками, телами.
Все несется в Тихий океан –
Так играет страшными волнами
Разыгравшийся на море ураган!
Два судна остались в страшном порте.
Два всего – и оба уж трещат!
Делать нечего – в открытом море
Оба корабля под ветром мчат.
На одном из них под черным флагом
Сам Джон Спинглер на корме стоит.
Кажется, он весь пропитан ядом –
По губам усмешка злобная скользит.
Вышел в море он,
Чтоб жечь и грабить
Корабли, идущие в пути.
Трудно, даже невозможно
От пирата этого уйти.
Шторм затих, и два судна на море
К порту дальнему опять пошли.
Джон вдруг глаз прищурил:
– Эй, кто там в дозоре?
Дика-боцмана ко мне пошли! –
Дик на зов хозяина явился,
Как собачка, перед ним застыл.
– Дик, чего зеваешь ты! А ну-ка!
Почему соседку к черту не пустил?! –
Пушки наведены уж на судно.
Джон рукою мощной помахал –
Грохот страшный – и вокруг безлюдно
Сразу стало. Молчит океан.
Тогда мрачно усмехнулся Джон.
Дело сделано – и он доволен.
Тихо, мрачно в бурном океане,
Лишь несется погребальный звон.
Заключение
Мы пираты все же не такие:
Мы – хорошие, а те – плохие!
Когда Грунькин кончил читать, я первый подверг его творение беюпощадной критике:
– И что это такое?! Разве это стихи?! Это ж… – Я не мог слов найти от возмущения.
К сожалению, остальные пираты не согласились со мной.
– Стихи, конечно, неважные, – оказали они. – Но все-таки!
Короче говоря, мы пообещали принять его в пираты. Правда, назначили трехдневный испытательный срок.
Грунькин обиделся:
– Не доверяете?… Ладно, еще пожалеете…
Глава 15.
Второе сражение с Вениамином
Наступила «знойная летняя ночь», как сказал писатель Александр Беляев в «Человеке-амфибии». Все было при себе: и луна, и звезды.
– Ночью все кошки серы! – сказал мой брат Ленька, заворачиваясь в простыню, как в плащ.
– Ночь – это не день! – удачно заметил я, потихоньку вынув из Ленькиной тумбочки его собственный фонарик.
– Ночь – самое подходящее время для мести! – жутким голосом сказал страшно начитанный Гринберг, выкатывая из-под кровати желтющую тыкву, выдолбленную внутри.
– Ночью люди спят, – проворчал Грунькин.
Пружины на его кровати нервно застонали, и он отвернулся носом к стене и даже накрылся одеялом с головой.
– Спи, спи! – разозлился Рой. – Мы тебя из пиратов попрем, как миленького!
А Левка добавил:
– Филин!
Пружины снова застонали, но Грунькин благоразумно промолчал. Гринберг проделал в тыкве дырки для глаза, рта и носа и надел себе на голову. Глаз не было видно, зато нос так и торчал!
– Марсианский головной убор! – гордо заявил Левка.
– Не нос, а рубильник! – сказал Грунькин. Он высунулся из-под одеяла на том самом месте, где должны были бы находиться ноги, и хихикал:
– Ну и нос! Почем метр?
Левка, ни слова не говоря, медленно приблизился и внезапно наклонился над ним в своем жутком тыквенном шлеме для того, чтобы произвести убийственное впечатление. И произвел: тот перепугался не меньше, как до полусмерти, и завопил нечеловеческим голосом, или благим матом:
– Я пошутил! Я пошутил! Честное слово!
Грунькин исчез под одеялом и вынырнул там, где и должна была находиться голова, – у подушки.
– Ха-ха! – засмеялся он, осмелев. – Карабас-Барабас!
Тогда Левка вдруг снял шлем, задумчиво повертел его в руках и как насадит его Грунькину на голову!
Грунькин загудел что-то изнутри и стал поспешно дергать шлем вверх, но не тут-то было. Размер не тот, запросто так не снимешь!
Грунькин так старался – чуть себе уши не оторвал. И ни в какую! Мне его даже жалко стало.
Ну, и посмеялись же мы над Грунькиным!
Грунькин, видимо, испугался, что его голова останется в тыкве на всю жизнь, и начал рваться к двери. А из-под шлема неслось, как из пустого молочного бидона:
– Пираты так не поступают! Я все Вениамину расскажу! Он вас из лагеря отчислит!
– Да брось ты! – испугался Ленька и стал помогать ему освободиться от тыквы. А она – ни туда, ни сюда. Тогда Ленька разозлился и ударил ребром ладони – тыква так и треснула и распалась на две половины.
Грунькин схватился за шишку на голове и выскочил в раскрытое окно.
– Все! – уныло заявил Рой.
Мы лежали и ждали мщения. Вот-вот заявится Вениамин с хнычущим Грунькиным, прочтет нам двухчасовую лекцию о правилах лагерного распорядка, а потом со вздохом скажет:
– Собирайте вещички и по домам! А в школу мы сообщим особо!
Ленька не выдержал всеобщего скорбного молчания и пробубнил:
– А чего это мы о нем и о нем?… Нечего было с ним связываться, он шуток не понимает.
– Сам ты не понимаешь! – послышалось за окном, и Грунькин влез в комнату. Забрался под одеяло и притих. А потом застонал жалобно-прежалобно: «Ой-ой-ой…» И так до бесконечности, без передышки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Ну, да ладно. Кончаю свое послание.
Пиши.
Вениамин».
Глава 14.
Как Грунькин стал пиратом
Утром Грунькин отозвал меня в сторону и завел дипломатический разговор:
– Видишь ли, я случайно услышал ваш позавчерашний разговор. Может быть, это и нетактично, но я тоже решил стать пиратом. Теперь я в них верю и даже готовлюсь. И сейчас, то есть со вчерашней ночи, я усиленно собираю материал для большой поэмы о пиратах.
Я задумался.
– Ничего не обещаю. Поговорю с ребятами. Как они, так и я.
Ребята, как и я, были против, но Гринберг, добрая душа, все испортил:
– А почему не поверить человеку? Может, мы его сможем исправить?
Ну, конечно, после этих слов все сказали, что надо попробовать.
Как я ни возражал, ничего не вышло. Тогда я метнул свой последний козырь:
– Пусть пройдет испытание. Если он завтра представит нам поэму о пиратах – примем, если нет – нет.
Я был уверен, что Грунькин ни за что не напишет поэму. Но он меня подвел. Написал.
Ночью при свете Ленькиного фонарика Грунькин зачитал свою бездарную поэму. Он начал с плана.
План
1. Вступление.
Характеристика той эпохи.
2. Содержание.
Баллада о Джоне Спинглере.
а) описание шторма,
б) образ Джона Спинглера,
в) характеристика его поступков:
жестокость, кровожадность,
(и так далее).
3. Заключение.
4. Краткие выводы.
Дальше шла сама поэма:
БАЛЛАДА О ДЖОНЕ СПИНГЛЕРЕ
Когда-то в древности пираты
На всю Европу ужас наводили.
Из королевств заморских
Шли на них солдаты,
Но все же призраков морей не находили.
Ну, а пираты жили, веселились
И грабили суда,
А когда надо – не ленились, –
Работали – со штормом бились,
Чтоб не залила их вода.
Далеко в порту у Сан-Франциско,
Где бушует Тихий океан,
Как-то раз осеннею порою
Разыгрался страшный ураган.
Крики страшные неслись повсюду,
Люди гибли, гибли моряки.
Некуда укрыться было суднам,
Гибли женщины и гибли старики.
Порт покрыт весь досками, телами.
Все несется в Тихий океан –
Так играет страшными волнами
Разыгравшийся на море ураган!
Два судна остались в страшном порте.
Два всего – и оба уж трещат!
Делать нечего – в открытом море
Оба корабля под ветром мчат.
На одном из них под черным флагом
Сам Джон Спинглер на корме стоит.
Кажется, он весь пропитан ядом –
По губам усмешка злобная скользит.
Вышел в море он,
Чтоб жечь и грабить
Корабли, идущие в пути.
Трудно, даже невозможно
От пирата этого уйти.
Шторм затих, и два судна на море
К порту дальнему опять пошли.
Джон вдруг глаз прищурил:
– Эй, кто там в дозоре?
Дика-боцмана ко мне пошли! –
Дик на зов хозяина явился,
Как собачка, перед ним застыл.
– Дик, чего зеваешь ты! А ну-ка!
Почему соседку к черту не пустил?! –
Пушки наведены уж на судно.
Джон рукою мощной помахал –
Грохот страшный – и вокруг безлюдно
Сразу стало. Молчит океан.
Тогда мрачно усмехнулся Джон.
Дело сделано – и он доволен.
Тихо, мрачно в бурном океане,
Лишь несется погребальный звон.
Заключение
Мы пираты все же не такие:
Мы – хорошие, а те – плохие!
Когда Грунькин кончил читать, я первый подверг его творение беюпощадной критике:
– И что это такое?! Разве это стихи?! Это ж… – Я не мог слов найти от возмущения.
К сожалению, остальные пираты не согласились со мной.
– Стихи, конечно, неважные, – оказали они. – Но все-таки!
Короче говоря, мы пообещали принять его в пираты. Правда, назначили трехдневный испытательный срок.
Грунькин обиделся:
– Не доверяете?… Ладно, еще пожалеете…
Глава 15.
Второе сражение с Вениамином
Наступила «знойная летняя ночь», как сказал писатель Александр Беляев в «Человеке-амфибии». Все было при себе: и луна, и звезды.
– Ночью все кошки серы! – сказал мой брат Ленька, заворачиваясь в простыню, как в плащ.
– Ночь – это не день! – удачно заметил я, потихоньку вынув из Ленькиной тумбочки его собственный фонарик.
– Ночь – самое подходящее время для мести! – жутким голосом сказал страшно начитанный Гринберг, выкатывая из-под кровати желтющую тыкву, выдолбленную внутри.
– Ночью люди спят, – проворчал Грунькин.
Пружины на его кровати нервно застонали, и он отвернулся носом к стене и даже накрылся одеялом с головой.
– Спи, спи! – разозлился Рой. – Мы тебя из пиратов попрем, как миленького!
А Левка добавил:
– Филин!
Пружины снова застонали, но Грунькин благоразумно промолчал. Гринберг проделал в тыкве дырки для глаза, рта и носа и надел себе на голову. Глаз не было видно, зато нос так и торчал!
– Марсианский головной убор! – гордо заявил Левка.
– Не нос, а рубильник! – сказал Грунькин. Он высунулся из-под одеяла на том самом месте, где должны были бы находиться ноги, и хихикал:
– Ну и нос! Почем метр?
Левка, ни слова не говоря, медленно приблизился и внезапно наклонился над ним в своем жутком тыквенном шлеме для того, чтобы произвести убийственное впечатление. И произвел: тот перепугался не меньше, как до полусмерти, и завопил нечеловеческим голосом, или благим матом:
– Я пошутил! Я пошутил! Честное слово!
Грунькин исчез под одеялом и вынырнул там, где и должна была находиться голова, – у подушки.
– Ха-ха! – засмеялся он, осмелев. – Карабас-Барабас!
Тогда Левка вдруг снял шлем, задумчиво повертел его в руках и как насадит его Грунькину на голову!
Грунькин загудел что-то изнутри и стал поспешно дергать шлем вверх, но не тут-то было. Размер не тот, запросто так не снимешь!
Грунькин так старался – чуть себе уши не оторвал. И ни в какую! Мне его даже жалко стало.
Ну, и посмеялись же мы над Грунькиным!
Грунькин, видимо, испугался, что его голова останется в тыкве на всю жизнь, и начал рваться к двери. А из-под шлема неслось, как из пустого молочного бидона:
– Пираты так не поступают! Я все Вениамину расскажу! Он вас из лагеря отчислит!
– Да брось ты! – испугался Ленька и стал помогать ему освободиться от тыквы. А она – ни туда, ни сюда. Тогда Ленька разозлился и ударил ребром ладони – тыква так и треснула и распалась на две половины.
Грунькин схватился за шишку на голове и выскочил в раскрытое окно.
– Все! – уныло заявил Рой.
Мы лежали и ждали мщения. Вот-вот заявится Вениамин с хнычущим Грунькиным, прочтет нам двухчасовую лекцию о правилах лагерного распорядка, а потом со вздохом скажет:
– Собирайте вещички и по домам! А в школу мы сообщим особо!
Ленька не выдержал всеобщего скорбного молчания и пробубнил:
– А чего это мы о нем и о нем?… Нечего было с ним связываться, он шуток не понимает.
– Сам ты не понимаешь! – послышалось за окном, и Грунькин влез в комнату. Забрался под одеяло и притих. А потом застонал жалобно-прежалобно: «Ой-ой-ой…» И так до бесконечности, без передышки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40