И тут оказалось, что инженер Высшей Лиги, прибывший на Аякс «Ц» под паролем «Я – голубь» – Рыжкин, тоже Рыжкин, второй, кромеменя.
– Рыжкин?! – сказал Зинченко, называя свою фамилию и пожимая папину руку. – Забавно. И вот Рыжкин. – И он кивнул в мою сторону.
– Это мой сын, – сказал папа.
Я быстро поглядел на Зинченко, Юру и Рафу – секунду или больше, не знаю, их лица были не похожими на самих себя, как-то сплющились, что ли, я отвернулся, а Зинченко сказал тихо:
– Я уполномочен заявить присутствующим решение Высшей Лиги: за найденное правильное решение формы детали «эль-три» и предварительно верную идею состава материала «эль-три» – перестройка третьей, девятой и семнадцатой молекулы структуры Дейча-Лядова – до окончания работ над деталью «эль-три» руководителем группы «эль-три» назначается ученик шестого «б» класса Особой высшей технической детской школы номер два Митя Рыжкин. Давайте работать, товарищи.
Но еще целую вечность все стояли молча, и была такая тишина в комнатке, что мне казалось, будто я слышу шорох вращения вокруг земли этого Аякса «Ц» – будь он неладен.
За иллюминаторами стемнело, боковым зрением я видел иногда, как папа сидит, глубоко откинувшись в кресле, и курит, закрыв глаза, а я думал о голодающем хомяке.
Вдруг папа сказал (я вздрогнул, повернулся к нему, но он так и сидел, закрыв глаза):
– Сегодня я обедал дома, приезжал с работы на роллере. Мама сделала свекольник.
– Ка-ак свекольник?!
Я даже немного привстал от полной неожиданности. Уже лет десять свекла на Земле не росла, что-то такое случилось с почвой, свекле неугодное, ну, не уследили, и теперь ее выращивали либо в парниках на промежуточных станциях, куда почва была завезена давным-давно, либо на других планетах, конечно, ближних, – в общем, ее мало получалось, и привозили ее очень редко. Пронесся, правда, слух, что где-то в Дании и на Коморских островах наловчились снова ее выращивать, но и там ее было немного, люди сами были рады-радешеньки, что не надо сложным путем договариваться с другими странами о доставке свеклы из космоса, и если уж и продавали свою, то только на золото: покупать у них – для свеклы получалось дороговато.
– Да, – сказал папа. – Привезли партию. Говорят, с Селены, парниковая. Сегодня весь городок ест свекольник, хотя уже осень, не очень-то и жарко. Многие собираются мариновать.
– Входим в зону приземления! – крикнул пилот. – Пристегните привязные ремни!
Но никто даже не улыбнулся – шутка была заезженная, как в старину говорили – «с бородой»: давно уже малые космолеты садились надежно, без аварий.
Мы приземлились мягко, почти незаметно; было темно, накрапывал дождь, где-то на другом конце космодрома плавно оторвался от земли и ушел в космос красавец ТэЭрЭсЭф-Супер-восьмой (я узнал его по сигнальным огням), все распрощались, папа завел «роллер», и мы покатили по мокрому шоссе, в темноте, домой: это был основной космодром нашего городка, километрах в двенадцати от центра.
Наверное, потому, что папа вел «роллер» очень быстро, мы после слабоосвещенного шоссе ворвались в городок, как в другой мир: играла музыка, крутились, мелькали в темном небе огни цветных реклам, возле кинотеатра стояла толпа мальчишек и девчонок – все ели мороженое и были в шикарных, блестящих от дождя плащах. Под козырьком кинотеатра какой-то парнишка скинул плащ и делал стойку на одной руке, а все – я расслышал – громко считали. Над нами, рассекая дождь, то и дело проскакивали такси-амфибии, из их окон несся смех, и на меня вдруг напала такая тоска, такая тоска, что я прижался грудью к спине папы, положил подбородок ему на плечо, ближе к уху, и, чтобы он расслышал, почти крикнул:
– Останови возле «Шоколадницы»!
– Что?! – спросил он. – Не слышу! Ты громче!
– Возле кафе останови! У «Шоколадницы»! Он остановился. Я слез с «роллера».
– Ты куда? – спросил он. – Разве не домой?
– Пап! – сказал я. – Я попозже приеду, можно? Мы…
Ну, в общем, я и один паренек из старой школы давно на этот вечер договаривались задачки порешать, ну, чтобы я ему помог…
– А обедать? Тебя ждет свекольник.
– Я пообедал на Аяксе сразу после занятий, – соврал я.
По-моему, он видел, что я все вру.
– Все-таки свекольник, Митя, – сказал он.
– Ладно, никуда он не денется. Приду – поем.
– Поздно не приходи, мама будет волноваться! – крикнул он, уже укатывая.
Я свернул направо и мимо шикарного магазина «Дары Земли», где стояла большая очередь за свеклой, по переулку Дружбы быстро дошел до Наткиной улицы; смешно, но я не знал ее названия, хотя она была, пожалуй, самой красивой в городке, очень тихая, хотя и рядом с центром, вся в зелени и с очень симпатичными коттеджами, где жили светила науки. Наткин папа тоже был светилом, но по ней это было совершенно незаметно.
Меня вдруг начало колотить оттого, что я сейчас ее увижу, и еще оттого, что ее вполне может и не быть дома. Я отыскал их коттедж, через зелень мне все же удалось рассмотреть, что свет горит, я нашел кнопку, и тут же засветился маленький телеэкран возле калитки. Волновался я ужасно. После из глубины экрана на меня выплыло лицо этого светила – один раз я его видел, посчастливилось.
– Тебя плохо видно, – сказал он. – Не резко.
– Вас тоже, – сказал я. – Может, у вас там винтик отошел на ручке резкости?
– Да нет, – сказал он. – Это новая система, с постоянной резкостью. Наверное, что-то с контактами. Стукни посильнее по калитке. Сильнее, не бойся.
Я влепил по калитке изо всех сил, так что рука заныла, и резкость восстановилась.
– Спасибо, – сказал он. – Ну?
– Извините, Натка… Наташа Холодкова дома? – спросил я. – Я – Рыжкин из ее школы. Помните, один раз я заходил к вам, когда она болела, и приносил ей звуковые кинозаписи пропущенных лекций?
– Да, дома, – сказал он. – Проходи, она в своей комнате, занимается.
В калитке что-то щелкнуло, она отворилась, я пошел, калитка закрылась, и по тропинке, сначала прямо, прямо, среди высоких кустов, а потом налево и направо я дошел до коттеджа.
Я открыл дверь, в прихожей было темно, но в гостиной горела одна секция освещения; смутно, но я вспомнил дверь ее комнаты и, почему-то даже не постучавшись, вошел.
Она сидела ко мне спиной, перед зеркалом, и делала какую-то фантастическую, немыслимую прическу.
– Привет, – сказала она. – Что, сильный дождь?
– Средний, – сказал я. – Знаешь ли, я хотел спросить, ты кормила хомяка? Он где?
– Тихо, тише, – сказала она. – Он спит.
– Голодный?!!
– Да нет же.
– Свекольником кормила?
– Что ты? Он умял огромную сосисищу, вот такую.
– В полиэтилене была сосиска?
– Да.
– А ты ее почистила? Почистила? А то он подохнет, нажравшись полиэтилена.
– Дурачок, – сказал Натка. – Станет он есть твой полиэтилен. Почистила, почистила, успокойся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Рыжкин?! – сказал Зинченко, называя свою фамилию и пожимая папину руку. – Забавно. И вот Рыжкин. – И он кивнул в мою сторону.
– Это мой сын, – сказал папа.
Я быстро поглядел на Зинченко, Юру и Рафу – секунду или больше, не знаю, их лица были не похожими на самих себя, как-то сплющились, что ли, я отвернулся, а Зинченко сказал тихо:
– Я уполномочен заявить присутствующим решение Высшей Лиги: за найденное правильное решение формы детали «эль-три» и предварительно верную идею состава материала «эль-три» – перестройка третьей, девятой и семнадцатой молекулы структуры Дейча-Лядова – до окончания работ над деталью «эль-три» руководителем группы «эль-три» назначается ученик шестого «б» класса Особой высшей технической детской школы номер два Митя Рыжкин. Давайте работать, товарищи.
Но еще целую вечность все стояли молча, и была такая тишина в комнатке, что мне казалось, будто я слышу шорох вращения вокруг земли этого Аякса «Ц» – будь он неладен.
За иллюминаторами стемнело, боковым зрением я видел иногда, как папа сидит, глубоко откинувшись в кресле, и курит, закрыв глаза, а я думал о голодающем хомяке.
Вдруг папа сказал (я вздрогнул, повернулся к нему, но он так и сидел, закрыв глаза):
– Сегодня я обедал дома, приезжал с работы на роллере. Мама сделала свекольник.
– Ка-ак свекольник?!
Я даже немного привстал от полной неожиданности. Уже лет десять свекла на Земле не росла, что-то такое случилось с почвой, свекле неугодное, ну, не уследили, и теперь ее выращивали либо в парниках на промежуточных станциях, куда почва была завезена давным-давно, либо на других планетах, конечно, ближних, – в общем, ее мало получалось, и привозили ее очень редко. Пронесся, правда, слух, что где-то в Дании и на Коморских островах наловчились снова ее выращивать, но и там ее было немного, люди сами были рады-радешеньки, что не надо сложным путем договариваться с другими странами о доставке свеклы из космоса, и если уж и продавали свою, то только на золото: покупать у них – для свеклы получалось дороговато.
– Да, – сказал папа. – Привезли партию. Говорят, с Селены, парниковая. Сегодня весь городок ест свекольник, хотя уже осень, не очень-то и жарко. Многие собираются мариновать.
– Входим в зону приземления! – крикнул пилот. – Пристегните привязные ремни!
Но никто даже не улыбнулся – шутка была заезженная, как в старину говорили – «с бородой»: давно уже малые космолеты садились надежно, без аварий.
Мы приземлились мягко, почти незаметно; было темно, накрапывал дождь, где-то на другом конце космодрома плавно оторвался от земли и ушел в космос красавец ТэЭрЭсЭф-Супер-восьмой (я узнал его по сигнальным огням), все распрощались, папа завел «роллер», и мы покатили по мокрому шоссе, в темноте, домой: это был основной космодром нашего городка, километрах в двенадцати от центра.
Наверное, потому, что папа вел «роллер» очень быстро, мы после слабоосвещенного шоссе ворвались в городок, как в другой мир: играла музыка, крутились, мелькали в темном небе огни цветных реклам, возле кинотеатра стояла толпа мальчишек и девчонок – все ели мороженое и были в шикарных, блестящих от дождя плащах. Под козырьком кинотеатра какой-то парнишка скинул плащ и делал стойку на одной руке, а все – я расслышал – громко считали. Над нами, рассекая дождь, то и дело проскакивали такси-амфибии, из их окон несся смех, и на меня вдруг напала такая тоска, такая тоска, что я прижался грудью к спине папы, положил подбородок ему на плечо, ближе к уху, и, чтобы он расслышал, почти крикнул:
– Останови возле «Шоколадницы»!
– Что?! – спросил он. – Не слышу! Ты громче!
– Возле кафе останови! У «Шоколадницы»! Он остановился. Я слез с «роллера».
– Ты куда? – спросил он. – Разве не домой?
– Пап! – сказал я. – Я попозже приеду, можно? Мы…
Ну, в общем, я и один паренек из старой школы давно на этот вечер договаривались задачки порешать, ну, чтобы я ему помог…
– А обедать? Тебя ждет свекольник.
– Я пообедал на Аяксе сразу после занятий, – соврал я.
По-моему, он видел, что я все вру.
– Все-таки свекольник, Митя, – сказал он.
– Ладно, никуда он не денется. Приду – поем.
– Поздно не приходи, мама будет волноваться! – крикнул он, уже укатывая.
Я свернул направо и мимо шикарного магазина «Дары Земли», где стояла большая очередь за свеклой, по переулку Дружбы быстро дошел до Наткиной улицы; смешно, но я не знал ее названия, хотя она была, пожалуй, самой красивой в городке, очень тихая, хотя и рядом с центром, вся в зелени и с очень симпатичными коттеджами, где жили светила науки. Наткин папа тоже был светилом, но по ней это было совершенно незаметно.
Меня вдруг начало колотить оттого, что я сейчас ее увижу, и еще оттого, что ее вполне может и не быть дома. Я отыскал их коттедж, через зелень мне все же удалось рассмотреть, что свет горит, я нашел кнопку, и тут же засветился маленький телеэкран возле калитки. Волновался я ужасно. После из глубины экрана на меня выплыло лицо этого светила – один раз я его видел, посчастливилось.
– Тебя плохо видно, – сказал он. – Не резко.
– Вас тоже, – сказал я. – Может, у вас там винтик отошел на ручке резкости?
– Да нет, – сказал он. – Это новая система, с постоянной резкостью. Наверное, что-то с контактами. Стукни посильнее по калитке. Сильнее, не бойся.
Я влепил по калитке изо всех сил, так что рука заныла, и резкость восстановилась.
– Спасибо, – сказал он. – Ну?
– Извините, Натка… Наташа Холодкова дома? – спросил я. – Я – Рыжкин из ее школы. Помните, один раз я заходил к вам, когда она болела, и приносил ей звуковые кинозаписи пропущенных лекций?
– Да, дома, – сказал он. – Проходи, она в своей комнате, занимается.
В калитке что-то щелкнуло, она отворилась, я пошел, калитка закрылась, и по тропинке, сначала прямо, прямо, среди высоких кустов, а потом налево и направо я дошел до коттеджа.
Я открыл дверь, в прихожей было темно, но в гостиной горела одна секция освещения; смутно, но я вспомнил дверь ее комнаты и, почему-то даже не постучавшись, вошел.
Она сидела ко мне спиной, перед зеркалом, и делала какую-то фантастическую, немыслимую прическу.
– Привет, – сказала она. – Что, сильный дождь?
– Средний, – сказал я. – Знаешь ли, я хотел спросить, ты кормила хомяка? Он где?
– Тихо, тише, – сказала она. – Он спит.
– Голодный?!!
– Да нет же.
– Свекольником кормила?
– Что ты? Он умял огромную сосисищу, вот такую.
– В полиэтилене была сосиска?
– Да.
– А ты ее почистила? Почистила? А то он подохнет, нажравшись полиэтилена.
– Дурачок, – сказал Натка. – Станет он есть твой полиэтилен. Почистила, почистила, успокойся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30