Я бросилась в комнаты, заметалась как одержимая, заглядывала под стол, под тахту, под кресла и стулья. Есаул и казаки, не переступая порога, смотрели на меня разинув рот.
Я влетела в спальню и с воплями пронеслась по ней. Дата Туташхиа, держа в каждой руке по взведенному маузеру, следил за мной глазами, и я чувствовала, что он хочет успокоить меня, но не знает как. Я покружила еще немного, выскочила обратно в первую комнату и прильнула к есаулу, осмелившемуся наконец переступить порог.
– Помогите! Они могут влезть через окна!
– Успокойтесь, ваша светлость! Там – охрана.
А я все кричала, хватала есаула за руки, пряталась за его спину… Едва одетая, я вся была доступна его взору, и от меня не ускользнуло, что мой спаситель исподволь разглядывает меня… Это подхлестнуло меня, и я закричала еще отчаянней и пронзительней. Видно, барабанные перепонки у него не выдержали, и он прогремел:
– Приведите себя в порядок, ваша светлость! Вам ничего не угрожает! – Он повернулся, чтобы уйти.
– Вы не смеете покидать благородную даму! Я не отпускаю вас… Ваш долг остаться со мной! – Я бросилась к нему.
– Но… ваша светлость! – Есаул был совершенно растерян. – Мне необходимо покинуть вас… Я оставлю вместо себя человека! Эй, Безроднов!
– Слушаю-с, ваше бла-ародие!
– Стань у дверей! Будешь охранять княжну! – Есаул с трудом расцепил мои руки, хлопнул дверью и заорал: – Обыскать чердак! К чертовой матери! – Последнее произнесено было тихо и относилось ко мне. Чердак был здесь ни при чем.
Я чуть не изнасиловала беднягу.
По дому снова загрохотали сапоги.
Оказалось, что успокоиться трудно. Я заталкивала в себя вопли, рвущиеся наружу. Мне хотелось метаться и бушевать.
Наконец я овладела собой, приставила стул к двери и отдернула штору в спальню.
Туташхиа смеялся.
Я подошла к постели, переполненная счастьем и гордостью. Спасенный мною Дата Туташхиа был тут, рядом, наедине со мной, так желавшей его.
– Я так испугалась, – прошептала я.
– Вы не были бы столь ловки, если б испугались. От страха люди теряются. Ни одному мужчине не под силу такое. Только женщина может, и лишь такая, как вы. – Он обнял меня и пристально посмотрел мне в лицо.
На моей спине покоились два маузера. Куда интимней…
– Что делается… – прошептала я.
Дата Туташхиа вздрогнул и склонился надо мной.
Я не помню, как с его поцелуем вошло в меня то чувство сопротивления, которое посещает каждую женщину в подобной ситуации, – она отрывается от своего соблазнителя и произносит: «Нет!» Но не слишком ли поздно?
Свое «Что это?» я произнесла так строго, будто сама не ответила на его поцелуй.
Туташхиа отстранился и сел.
– Это от радости, сударыня! – сказал он. – Случалось же вам радоваться при виде чего-то светлого, грациозного, совершенного?
– И это все? – вырвалось у меня.
– Нет, не все. И благодарность моя была в этом.
Я бросилась на постель и зарыдала. Абраг опустился на колени у моего изголовья и ласково погладил меня по голове. Душа моя смягчилась, и я все простила ему: и то, что он не думал смотреть на меня, когда я стояла перед ним полуодетая и жаждущая, и что поцеловал он меня лишь от радости, и что мне, охваченной страстью, сказал, что целует лишь из благодарности…
Он гладил меня по голове, как маленькую, а мне хотелось сказать одно: «Иди ко мне!» Произнеси я это, и моим первым мужчиной стал бы знаменитый абраг Дата Туташхиа!.. Эти слова надвигались, давили меня, как подступавший взрыв вулкана, но сила, бессмысленная и властная, удерживала их, смиряла и наконец посадила на цепь.
Я так и не произнесла эти слова.
Повторилось то, что случилось уже однажды и сколько еще раз потом – не счесть! Я и на Сахалин отправилась во многом для того, чтобы Мито Зурабишвили стал моим первым мужчиной, а уж станет он моим супругом или нет – как положит судьба! Я провела с ним две недели и каждый божий день говорила себе: «Этой ночью!» Лишь на вершок надо было продвинуться, чтобы исполнилось мое желание, а я вернулась в Грузию, так и не одолев этого вершка. Теперь мне трудно вспомнить, отчего это произошло. То внезапно и не к месту приходила мне в голову фраза из разговора моих попутчиков: «Со мной Шанаев спал». То еще набегало, и не вспомнишь что. А почему так сложилось с Датой Туташхиа, я и вовсе не могу понять. Но однажды – было мне уж лет тридцать пять – в решительную минуту я почувствовала, как в нутро мое вползает змея и останется теперь навсегда… Где-то в глубине моего сознания таится уверенность, что моя девственность – это иллюзия, мираж. Я же была сущей шлюхой. С кем только я не ложилась! – А мужчины… думают, бедняги, что блуд это от плоти. Слава богу, что осталась я старой девой. Иначе вариться мне на том свете в кипящей смоле.
…Вот опять понесло меня совсем не в ту сторону.
Я сказала, что не смогла произнести тех слов.
Я думала о своем, думал о своем и Дата Туташхиа. Я думала, что мужчин звать не надо, сами придут, да еще как – не отобьешься… Но почему он не шел? Может быть, думал: свел же господь с таким странным созданием – смерть за спиной, как сума, висит, а ей любовь подавай!
– Господин Никандро! Господин Никандро! – послышалось со двора. – У меня к вам дело, срочное дело… неотложное, господин Никандро!.. Впусти! Впусти!
Мы вскочили сразу оба.
– Это Куруа! – сказал Дата Туташхиа. – Что бы это могло быть, интересно?
Два казака волокли к полицмейстеру и есаулу, которые засели за каменной оградой, этого Куруа. Заломив ему руки за спину, они тащили его, подбадривая пинками. Что за разговор там произошел, нам не было слышно, но казаки отодвинулись на несколько шагов, полицмейстер поднялся, приблизился и есаул. Перебивая друг друга, полицмейстер и есаул забросали Куруа вопросами, и есаул скомандовал:
– Снима-а-айсь!
Отдавая на ходу еще какие-то приказания, быстрым шагом он направился к нашему дому и взбежал на балкой, держа в руках факел. Дата Туташхиа отскочил от окна и вжался в стену. В стеклах вспыхнуло пламя от факела, и в окне возникла физиономия есаула.
– Ваша светлость, сведения оказались ложными. Не тревожьтесь. Мы уходим… – Есаул замолк на полуслове, глаза у него забегали, да так встревожено, что я подумала – не приведи бог, неужели учуял что-то, но… – Ваша светлость, осмелюсь просить… с вашего соизволения… позвольте посетить вас?
Я улыбнулась ему немного двусмысленно. Весь свой женский талант вложила я в эту улыбку, пытаясь быть обольстительной. Есаул убрался, успокоенный и обнадеженный.
– Выходи, Бечуни, гаси, дура, костры, а то гореть твоему дому – не миновать. А нам не до того! – крикнул Никандро Килиа.
Они вскочили в седла и скрылись из глаз.
– Что за муха их укусила? – спросила я, когда топот копыт совсем стих.
– Неужели капкан поставили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
Я влетела в спальню и с воплями пронеслась по ней. Дата Туташхиа, держа в каждой руке по взведенному маузеру, следил за мной глазами, и я чувствовала, что он хочет успокоить меня, но не знает как. Я покружила еще немного, выскочила обратно в первую комнату и прильнула к есаулу, осмелившемуся наконец переступить порог.
– Помогите! Они могут влезть через окна!
– Успокойтесь, ваша светлость! Там – охрана.
А я все кричала, хватала есаула за руки, пряталась за его спину… Едва одетая, я вся была доступна его взору, и от меня не ускользнуло, что мой спаситель исподволь разглядывает меня… Это подхлестнуло меня, и я закричала еще отчаянней и пронзительней. Видно, барабанные перепонки у него не выдержали, и он прогремел:
– Приведите себя в порядок, ваша светлость! Вам ничего не угрожает! – Он повернулся, чтобы уйти.
– Вы не смеете покидать благородную даму! Я не отпускаю вас… Ваш долг остаться со мной! – Я бросилась к нему.
– Но… ваша светлость! – Есаул был совершенно растерян. – Мне необходимо покинуть вас… Я оставлю вместо себя человека! Эй, Безроднов!
– Слушаю-с, ваше бла-ародие!
– Стань у дверей! Будешь охранять княжну! – Есаул с трудом расцепил мои руки, хлопнул дверью и заорал: – Обыскать чердак! К чертовой матери! – Последнее произнесено было тихо и относилось ко мне. Чердак был здесь ни при чем.
Я чуть не изнасиловала беднягу.
По дому снова загрохотали сапоги.
Оказалось, что успокоиться трудно. Я заталкивала в себя вопли, рвущиеся наружу. Мне хотелось метаться и бушевать.
Наконец я овладела собой, приставила стул к двери и отдернула штору в спальню.
Туташхиа смеялся.
Я подошла к постели, переполненная счастьем и гордостью. Спасенный мною Дата Туташхиа был тут, рядом, наедине со мной, так желавшей его.
– Я так испугалась, – прошептала я.
– Вы не были бы столь ловки, если б испугались. От страха люди теряются. Ни одному мужчине не под силу такое. Только женщина может, и лишь такая, как вы. – Он обнял меня и пристально посмотрел мне в лицо.
На моей спине покоились два маузера. Куда интимней…
– Что делается… – прошептала я.
Дата Туташхиа вздрогнул и склонился надо мной.
Я не помню, как с его поцелуем вошло в меня то чувство сопротивления, которое посещает каждую женщину в подобной ситуации, – она отрывается от своего соблазнителя и произносит: «Нет!» Но не слишком ли поздно?
Свое «Что это?» я произнесла так строго, будто сама не ответила на его поцелуй.
Туташхиа отстранился и сел.
– Это от радости, сударыня! – сказал он. – Случалось же вам радоваться при виде чего-то светлого, грациозного, совершенного?
– И это все? – вырвалось у меня.
– Нет, не все. И благодарность моя была в этом.
Я бросилась на постель и зарыдала. Абраг опустился на колени у моего изголовья и ласково погладил меня по голове. Душа моя смягчилась, и я все простила ему: и то, что он не думал смотреть на меня, когда я стояла перед ним полуодетая и жаждущая, и что поцеловал он меня лишь от радости, и что мне, охваченной страстью, сказал, что целует лишь из благодарности…
Он гладил меня по голове, как маленькую, а мне хотелось сказать одно: «Иди ко мне!» Произнеси я это, и моим первым мужчиной стал бы знаменитый абраг Дата Туташхиа!.. Эти слова надвигались, давили меня, как подступавший взрыв вулкана, но сила, бессмысленная и властная, удерживала их, смиряла и наконец посадила на цепь.
Я так и не произнесла эти слова.
Повторилось то, что случилось уже однажды и сколько еще раз потом – не счесть! Я и на Сахалин отправилась во многом для того, чтобы Мито Зурабишвили стал моим первым мужчиной, а уж станет он моим супругом или нет – как положит судьба! Я провела с ним две недели и каждый божий день говорила себе: «Этой ночью!» Лишь на вершок надо было продвинуться, чтобы исполнилось мое желание, а я вернулась в Грузию, так и не одолев этого вершка. Теперь мне трудно вспомнить, отчего это произошло. То внезапно и не к месту приходила мне в голову фраза из разговора моих попутчиков: «Со мной Шанаев спал». То еще набегало, и не вспомнишь что. А почему так сложилось с Датой Туташхиа, я и вовсе не могу понять. Но однажды – было мне уж лет тридцать пять – в решительную минуту я почувствовала, как в нутро мое вползает змея и останется теперь навсегда… Где-то в глубине моего сознания таится уверенность, что моя девственность – это иллюзия, мираж. Я же была сущей шлюхой. С кем только я не ложилась! – А мужчины… думают, бедняги, что блуд это от плоти. Слава богу, что осталась я старой девой. Иначе вариться мне на том свете в кипящей смоле.
…Вот опять понесло меня совсем не в ту сторону.
Я сказала, что не смогла произнести тех слов.
Я думала о своем, думал о своем и Дата Туташхиа. Я думала, что мужчин звать не надо, сами придут, да еще как – не отобьешься… Но почему он не шел? Может быть, думал: свел же господь с таким странным созданием – смерть за спиной, как сума, висит, а ей любовь подавай!
– Господин Никандро! Господин Никандро! – послышалось со двора. – У меня к вам дело, срочное дело… неотложное, господин Никандро!.. Впусти! Впусти!
Мы вскочили сразу оба.
– Это Куруа! – сказал Дата Туташхиа. – Что бы это могло быть, интересно?
Два казака волокли к полицмейстеру и есаулу, которые засели за каменной оградой, этого Куруа. Заломив ему руки за спину, они тащили его, подбадривая пинками. Что за разговор там произошел, нам не было слышно, но казаки отодвинулись на несколько шагов, полицмейстер поднялся, приблизился и есаул. Перебивая друг друга, полицмейстер и есаул забросали Куруа вопросами, и есаул скомандовал:
– Снима-а-айсь!
Отдавая на ходу еще какие-то приказания, быстрым шагом он направился к нашему дому и взбежал на балкой, держа в руках факел. Дата Туташхиа отскочил от окна и вжался в стену. В стеклах вспыхнуло пламя от факела, и в окне возникла физиономия есаула.
– Ваша светлость, сведения оказались ложными. Не тревожьтесь. Мы уходим… – Есаул замолк на полуслове, глаза у него забегали, да так встревожено, что я подумала – не приведи бог, неужели учуял что-то, но… – Ваша светлость, осмелюсь просить… с вашего соизволения… позвольте посетить вас?
Я улыбнулась ему немного двусмысленно. Весь свой женский талант вложила я в эту улыбку, пытаясь быть обольстительной. Есаул убрался, успокоенный и обнадеженный.
– Выходи, Бечуни, гаси, дура, костры, а то гореть твоему дому – не миновать. А нам не до того! – крикнул Никандро Килиа.
Они вскочили в седла и скрылись из глаз.
– Что за муха их укусила? – спросила я, когда топот копыт совсем стих.
– Неужели капкан поставили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214