– Вы – будущие моряки, – начал урок Читайлов немного сипловатым голосом. – Будете служить на кораблях. Корабль для моряка то же, что родной дом. Но можно ли жить в доме, да еще в родном, и не знать, как он устроен?
– Устройство корабля вам надо знать, как пять своих пальцев. Тогда вы не будете путать форштевень с ахтерштевнем и шпангоут с ран гоутом…
Вторым уроком в этот день было устройство двигателей.
Инженер-капитан Вукулов, который вел этот предмет, рассказал юнгам о подвигах североморцев, о блестящих торпедных атаках Героя Советского Союза Шабалина, топившего вражеские корабли в Баренцовом море, о подвигах Колышкина, Лунина, Фисановича. И хотя о самом предмете – двигателях – Вукулов на этом первом занятии не сказал ни слова, юнги знали, что по его предмету им придется заниматься как ни по какому другому. В перемену Петушок подошел к висевшему на стене плакату, на котором был изображен в красках в разрезе двигатель, и стал объяснять Ване Таранину:
– Вот эта штуковина толкает вот эту пустяковину, а эта пустяковина крутит вот эту ерундовину. Ясно?
Следующим был русский язык. С ним ребята меньше всего ожидали встретиться в школе юнгов. А в расписании занятий на следующие дни недели стояли еще физика, химия, математика. Петушка это смущало. Почти со всеми этими предметами он был в неладах. И зачем ему русский язык на флоте? Он достаточно научен грамоте, чтобы прочитать любую книгу.
Прозвенел звонок на урок.
Юнги уселись за столы, готовые снова подняться по команде дежурного. Они еще не знали, кто у них будет вести русский язык, и появление нового преподавателя ждали с интересом. Петушок хотел бы выкинуть какую-нибудь шутку при первом знакомстве с ним, но ничего не мог придумать. К тому же он сегодня дежурил по классу.
Вошел замполит роты лейтенант Соколов. Петушок подумал, что он, вероятно, обходит все классы в первый день занятий, и поэтому скомандовал: «Встать!», как этого требовал устав при появлении офицера. Докладывать ему о готовности смены к занятиям он не собирался.
Лейтенант стоял и чего-то ждал. Потом он спросил Петушка:
– Ну, а дальше?
– Что дальше, товарищ лейтенант?
– После команды «встать» при появлении преподавателя в классе что дальше надо сделать?
– Преподава-а-теля? Так ведь вы…
– Я буду вести у вас русский язык.
Петушок растерялся еще больше. В горле у него запершило, он откашлялся и совсем тихо, срывающимся голосом скомандовал:
– Смирно! Товарищ лейтенант, вторая смена к занятиям готова. Дежурный по классу юнга Агишин!
– Вольно! Садитесь.
20
Петушка увезли в госпиталь. Диагноз – дизентерия: то ли наелся всякой лесной снеди, то ли по другой причине. Заболело еще несколько юнгов. Зараза быстро распространялась. Из городка ежедневно приходила санитарная машина и увозила в госпиталь больных.
Врачи всюду сыпали хлоркой, советовали юнгам пить только кипяченую воду. Не все юнги слушали эти советы. Иные, заболев, старались скрыть болезнь: боялись попасть в госпиталь. Там продержат больше месяца, отстанешь в учебе, и потом трудно будет наверстать упущенное. И вообще противны все эти медицинские клизмы и уколы. Чего ради из-за какого-то поноса позволять колоть себя по нескольку раз в день?
Врачи ежедневно обходили землянки и спрашивали, есть ли больные.
Между юнгами строго соблюдался неписаный закон: не выдавать. Кто нарушал его, тот терял уважение среди товарищей. Поэтому, хотя юнги и знали, кто из них болен, но не выдавали их врачам, пока страшные боли не заставляли больного самого обратиться в санчасть.
Однажды вечером, когда смена занималась самоподготовкой, в землянку вошел дневальный по роте и сказал, что старший лейтенант Стифеев приказал явиться к нему командиру смены. Цыбенко в это время в землянке не было. Он уехал зачем-то в городок, оставив за себя Гурьку.
Гурьке пришлось пойти к командиру роты.
У командира сидели два врача в белых халатах.
Гурька доложил:
– Товарищ старший лейтенант, заместитель
командира второй смены юнга Захаров по вашему
приказанию явился.
– Ты здоров, Захаров? – спросил Стифеев.
– Так точно. Здоров.
Стифеев пристально посмотрел Гурьке в лицо.
– А больные в смене есть?
Гурька смутился. В смене был болен Толя Носов. Сказать об этом – значит, нарушить закон товарищества. Но и обманывать нельзя. Старший лейтенант ему доверяет. Его слово для Гурьки должно быть законом. А Гурька возьмет и обманет его? Вспомнился отец. Разве отец скажет неправду своему боевому командиру?
– Есть больной, товарищ старший лейтенант.
– Один? Кто?
– Анатолий Носов.
Тот, кто был в очках без ободков, записал фамилию Носова на листочке, потом спросил:
– Больше нет?
– Не знаю.
– А воду из озера пьете?
«Ну уж эта. извините, – подумал Гурька. – Что я, должен следить и докладывать, кто ходит на озеро пить воду, а кто пьет только кипяченую?» А вслух сказал:
– Не знаю.
– Надо знать, – сказал командир роты. –
Раз вы замещаете командира смены, обязаны знать.
Другой врач, молодой, с черными остренькими усиками-стрелочками и розовыми пухлыми губами, сказал:
– Вода в озере заражена дизентерийнымимикробами. Это установлено лабораторным анализом.
Командир роты добавил:
– Если еще кто-нибудь заболеет, немедленно докладывайте мне. Не ждите, когда вас вызовут и спросят.
– Есть вам докладывать. Разрешите идти?
– Идите.
– Я вместе с вами пойду, – сказал врач в очках.
Когда они вошли в землянку, юнги поднялись.
– Садитесь, – сказал врач. – Кто из вас, Носов?
Толя не отозвался. Гурька заметил, что юнги посмотрели не на Носова, стоявшего в это время у печки, а на него, Гурьку.
Лупало протянул:
– Да-а!…
– Кто Носов, я спрашиваю? – начал сердиться врач.
– Ну, я…
Врач подошел к Толе, посмотрел ему в лицо, потом велел показать живот.
– Почему не обратились в санчасть? Вы же больны!
– Ничем я не болен, – ответил Толя, отворачиваясь от врача и прижимаясь животом к печке.
– Собирайтесь.
– Куда собираться? Зачем?
– Вас отвезут в госпиталь.
– А чего я там не видел?
Врач повысил голос:
– Юнга Носов, собирайтесь в госпиталь!
Толя медленно пошел от печки. Проходя мимо Гурьки, окинул его презрительным взглядом.
21
Прозвучал сигнал отбоя. Юнги разбирали постели, раздевались, складывали обмундирование, ложились спать.
Погасили свет.
Гурька лежал, уставившись взглядом в небольшое, едва заметное на противоположной стене оконце, и повторял про себя:
«Брашпилем называется лебедка для подъема якорной цепи и якоря, установленная на носовой части корабля».
Капитан-лейтенант Читайлов требовал точности при определении той или иной части корабля. Приходилось эти определения заучивать наизусть.
«Клюзом называется, – неслышно шевелил Гурька губами, – круглая и овальная прорезь на борту, палубе или фальшборте корабля, которая служит для пропуска якорной цепи или швартовых тросов, и поэтому клюзы бывают якорные и швартовые».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25