Они сносятся между собой посредством писем. В молодости я сражался в войсках франков на Рейне, а впоследствии и на Дунае, и везде слышал латинскую речь. Сказанное много лет назад они доказывают письменами, посредством которых они дарят, наделяют и решают имущественные споры.
– А я полагаю, – сказал Инграм, – что клятва честного человека поважнее черных каракуль, и я скорее готов биться с каждым из них, чем отдам что-либо, принадлежащее мне.
– Однако я советую вам сойти с возвышения, – сказал подошедший Вольфрам, – потому что готовятся читать послание. Никогда еще не обсуждалось так много важного в кругу лесных обитателей.
Под липой, на которой развевалось знамя франков, граф Герольд поднял руку с пергаментом и закричал толпе:
– Вот послание из Рима, которое достопочтенный папа Григорий, сидящий на золотом престоле написал начальникам народа. Желающие услышать слово его, да приблизятся!
Все столпились вокруг липы. Священник читал латинское послание, а глашатай громким голосом объяснял его смысл. И община услышала слова: «Могущественным мужам, сынам моим: Азульфу, Годолафу, Вилари, Гундари, Альбольду и всем возлюбленным Богом турингам, верным христианам, послание папы Григория».
Приподняв головы, с зардевшимися лицами выступили вперед выкликнутые по именам начальники, а тучный Гундари вскричал:
– Я Гундари и вот я здесь!
Робко взглянуло все собрание на доблестных, к которым обращались в послании из далеких стран. Родственники столпились вокруг них, а многие повытягивали шеи, чтобы только увидеть грамоту.
Глашатай продолжал объявлять слова папского послания.
«Известна нам ваша достославная преданность Христу. Ибо когда язычники принуждали вас к служению идолам, то, твердые верой, вы ответили, что скорее умрете спасенными, чем нарушите в чем-либо верность Христу, раз принятую на себя. Исполнились мы поэтому великой радости и принесли должные благодарения Господу нашему и Искупителю, подателю всяких благ, милосердие коего уготовит нам еще большую благостыню, если с покорным сердцем станете вы искать вашего блага у святого престола апостольского, как и подобает сынам королевским и сонаследникам царства искать блага у царственного отца. Поэтому отправили мы вам в помощь возлюбленного брата нашего, Бонифация, рукоположить его во епископы и назначить его вашим проповедником, да наставит он вас в вере. Желаем и увещеваем вас во всем согласовываться с ним, да будет совершенно спасение ваше о Господе».
Почтительное молчание наступило вслед за посланием. Наконец Азульф, самый значительный по роду и богатству, произнес:
– Если угодно тебе, владыко, то покажи мне то место, на котором достопочтимый папа римский выставил мое имя.
Винфрид взял пергамент, указал имя и все протеснились к нему.
– Великую честь оказал ты нам посредством письма этого, – сказал Годолаф, – а потому умоляю тебя, владыко, еще раз прочти нам и народу дивное послание: оно мне милее доброго боевого коня и целого стада.
Винфрид прочитал послание еще раз, а мужи слушали, сложив руки и после всякого предложения одобрительно качали головами.
– Я всегда полагал, – снова начал Азульф, – что великий Бог христиан, которому мы обрекли себя, очень хорошо видит, блюдут ли вассалы верность присяге и избегают ли они лошадиного мяса. Но теперь ясно вижу, что могучим глазом своим он охватывает далекие страны. Может ли иной бог похвалиться таким прозрением? Он знает любой из моих поступков, и если я делаю что-то угодное ему, то уверен, что он и наградит меня в будущей жизни. К числу моих наследственных земель принадлежит одна дача, запашка, тридцати десятин пахотной земли, с лесными лугами и небольшой рощей. Прошу, владыко, прими их от меня в дар Господу небесному, чтобы мог ты построить там церковь и поставить в ней священника который станет молиться за меня и всех принадлежащих роду моему, да будет милостив нам Царь небесный.
– Азульф говорит как человек разумный, заботящийся о своем благе, – вскричал Альбольд. – В свою очередь я предлагаю поле, лежащее подле поселка. Мои дачи не меньше Азульфовых и надеюсь, что дары, предлагаемые мной, будут угодны Богу небесному.
– Мы хотим того же! – вскричало несколько голосов.
– Предлагаемое вами Господу, – сказал Винфрид, – принимаю я во имя Царя небесного и да будет это в честь и спасение вам и роду вашему. Подойдите и на коленях подтвердите даяние ваше пред лицом Бога, в присутствии графа и общины, чтобы все было закреплено вашим обещанием.
Христиане встали на колени перед алтарем и поклялись, а стоящие в стороне язычники язвительно насмехались над доброхотными дателями. Когда же было прочтено третье послание из Рима ко всему народу турингов, касавшееся также и язычников, то последние почувствовали себя польщенными, и злоба их была смягчена ласковыми словами владыки.
Христиане подошли к графскому знамени и начали торжественно молиться под песнопения священников. По окончании богослужения начальники-христиане и простой народ почтительно приблизились к Винфриду, стараясь услышать от него ласковое слово, взять за руку, прикоснуться к одежде. Граф Герольд поздравил его с успехом.
– Все удалось тебе сегодня, да и я жду добра от твоего приезда: теперь они охотней будут уплачивать подати и сильнее прежнего наносить удары славянам.
Военачальник Вилари, о котором упоминалось в письме из Рима, произнес:
– Я не из числа людей, завидующих почету другого, тем более, что я сам пользуюсь почетом. Но меня удивляет, что папа упомянул имя витязя Гундари. Он часто стоял у жертвенного камня, а также плясал во время Пасхи и неоднократно опивался крепкого меду. Рассуди сам: сделано ли это из усердия в вере христианской?
– Он воспротивится своим порокам, – утешил Винфрид и повернулся к графу. – Я заметил в толпе туринга Инграма, которого я посылал к сорбу Ратицу выкупить женщин и детей. Странно мне, что он держится вдали. Не угодно ли тебе позвать его, чтобы я выслушал его ответ.
– Я слышал, что человек этот пользуется доброй славой, – сказал граф. – Вести его могут оказаться важными не только для вас, но и для других.
Вельможи отвели епископа на мызу, и вскоре в круг привели Инграма. Его лицо было бледно, а взор мрачен. Безмолвно приветствовал он собравшихся, избегая взоров епископа, но граф молча указал рукой на Винфрида.
– Где Готфрид, где дети, женщины, Инграм? – вскричал епископ, не в состоянии преодолеть волнение.
– Не знаю! – коротко ответил Инграм.
– Однако ты стоишь передо мной целый и невредимый.
– Твой посол выкупил женщин и детей. Пять дней тому назад, рано утром они ушли из стана Ратица. Вольфрам, мой служитель, провел их до ручья сорбов, а день спустя я набрел на их следы по сю сторону черноводья, но их самих не нашел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– А я полагаю, – сказал Инграм, – что клятва честного человека поважнее черных каракуль, и я скорее готов биться с каждым из них, чем отдам что-либо, принадлежащее мне.
– Однако я советую вам сойти с возвышения, – сказал подошедший Вольфрам, – потому что готовятся читать послание. Никогда еще не обсуждалось так много важного в кругу лесных обитателей.
Под липой, на которой развевалось знамя франков, граф Герольд поднял руку с пергаментом и закричал толпе:
– Вот послание из Рима, которое достопочтенный папа Григорий, сидящий на золотом престоле написал начальникам народа. Желающие услышать слово его, да приблизятся!
Все столпились вокруг липы. Священник читал латинское послание, а глашатай громким голосом объяснял его смысл. И община услышала слова: «Могущественным мужам, сынам моим: Азульфу, Годолафу, Вилари, Гундари, Альбольду и всем возлюбленным Богом турингам, верным христианам, послание папы Григория».
Приподняв головы, с зардевшимися лицами выступили вперед выкликнутые по именам начальники, а тучный Гундари вскричал:
– Я Гундари и вот я здесь!
Робко взглянуло все собрание на доблестных, к которым обращались в послании из далеких стран. Родственники столпились вокруг них, а многие повытягивали шеи, чтобы только увидеть грамоту.
Глашатай продолжал объявлять слова папского послания.
«Известна нам ваша достославная преданность Христу. Ибо когда язычники принуждали вас к служению идолам, то, твердые верой, вы ответили, что скорее умрете спасенными, чем нарушите в чем-либо верность Христу, раз принятую на себя. Исполнились мы поэтому великой радости и принесли должные благодарения Господу нашему и Искупителю, подателю всяких благ, милосердие коего уготовит нам еще большую благостыню, если с покорным сердцем станете вы искать вашего блага у святого престола апостольского, как и подобает сынам королевским и сонаследникам царства искать блага у царственного отца. Поэтому отправили мы вам в помощь возлюбленного брата нашего, Бонифация, рукоположить его во епископы и назначить его вашим проповедником, да наставит он вас в вере. Желаем и увещеваем вас во всем согласовываться с ним, да будет совершенно спасение ваше о Господе».
Почтительное молчание наступило вслед за посланием. Наконец Азульф, самый значительный по роду и богатству, произнес:
– Если угодно тебе, владыко, то покажи мне то место, на котором достопочтимый папа римский выставил мое имя.
Винфрид взял пергамент, указал имя и все протеснились к нему.
– Великую честь оказал ты нам посредством письма этого, – сказал Годолаф, – а потому умоляю тебя, владыко, еще раз прочти нам и народу дивное послание: оно мне милее доброго боевого коня и целого стада.
Винфрид прочитал послание еще раз, а мужи слушали, сложив руки и после всякого предложения одобрительно качали головами.
– Я всегда полагал, – снова начал Азульф, – что великий Бог христиан, которому мы обрекли себя, очень хорошо видит, блюдут ли вассалы верность присяге и избегают ли они лошадиного мяса. Но теперь ясно вижу, что могучим глазом своим он охватывает далекие страны. Может ли иной бог похвалиться таким прозрением? Он знает любой из моих поступков, и если я делаю что-то угодное ему, то уверен, что он и наградит меня в будущей жизни. К числу моих наследственных земель принадлежит одна дача, запашка, тридцати десятин пахотной земли, с лесными лугами и небольшой рощей. Прошу, владыко, прими их от меня в дар Господу небесному, чтобы мог ты построить там церковь и поставить в ней священника который станет молиться за меня и всех принадлежащих роду моему, да будет милостив нам Царь небесный.
– Азульф говорит как человек разумный, заботящийся о своем благе, – вскричал Альбольд. – В свою очередь я предлагаю поле, лежащее подле поселка. Мои дачи не меньше Азульфовых и надеюсь, что дары, предлагаемые мной, будут угодны Богу небесному.
– Мы хотим того же! – вскричало несколько голосов.
– Предлагаемое вами Господу, – сказал Винфрид, – принимаю я во имя Царя небесного и да будет это в честь и спасение вам и роду вашему. Подойдите и на коленях подтвердите даяние ваше пред лицом Бога, в присутствии графа и общины, чтобы все было закреплено вашим обещанием.
Христиане встали на колени перед алтарем и поклялись, а стоящие в стороне язычники язвительно насмехались над доброхотными дателями. Когда же было прочтено третье послание из Рима ко всему народу турингов, касавшееся также и язычников, то последние почувствовали себя польщенными, и злоба их была смягчена ласковыми словами владыки.
Христиане подошли к графскому знамени и начали торжественно молиться под песнопения священников. По окончании богослужения начальники-христиане и простой народ почтительно приблизились к Винфриду, стараясь услышать от него ласковое слово, взять за руку, прикоснуться к одежде. Граф Герольд поздравил его с успехом.
– Все удалось тебе сегодня, да и я жду добра от твоего приезда: теперь они охотней будут уплачивать подати и сильнее прежнего наносить удары славянам.
Военачальник Вилари, о котором упоминалось в письме из Рима, произнес:
– Я не из числа людей, завидующих почету другого, тем более, что я сам пользуюсь почетом. Но меня удивляет, что папа упомянул имя витязя Гундари. Он часто стоял у жертвенного камня, а также плясал во время Пасхи и неоднократно опивался крепкого меду. Рассуди сам: сделано ли это из усердия в вере христианской?
– Он воспротивится своим порокам, – утешил Винфрид и повернулся к графу. – Я заметил в толпе туринга Инграма, которого я посылал к сорбу Ратицу выкупить женщин и детей. Странно мне, что он держится вдали. Не угодно ли тебе позвать его, чтобы я выслушал его ответ.
– Я слышал, что человек этот пользуется доброй славой, – сказал граф. – Вести его могут оказаться важными не только для вас, но и для других.
Вельможи отвели епископа на мызу, и вскоре в круг привели Инграма. Его лицо было бледно, а взор мрачен. Безмолвно приветствовал он собравшихся, избегая взоров епископа, но граф молча указал рукой на Винфрида.
– Где Готфрид, где дети, женщины, Инграм? – вскричал епископ, не в состоянии преодолеть волнение.
– Не знаю! – коротко ответил Инграм.
– Однако ты стоишь передо мной целый и невредимый.
– Твой посол выкупил женщин и детей. Пять дней тому назад, рано утром они ушли из стана Ратица. Вольфрам, мой служитель, провел их до ручья сорбов, а день спустя я набрел на их следы по сю сторону черноводья, но их самих не нашел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87