Теперь, сын мой, выходи ты; настало твое время действовать! Свобода жаждет крови. Та кровь, которую ты прольешь в этом никому не известном уголке земного шара, потечет не напрасно: настанет день — и день близкий, надеюсь, — когда свет озарит всех нас. Не унывай, мой мальчик! Новый мир призван переродить старый. Если ты падешь в предстоящей битве, список мучеников вселенной обогатится еще одним именем. Ты падешь, но мысль твоя переживет тебя; мысли не исчезают, они живут во времени. Иди, не останавливайся на избранном пути, это прекраснейший и благороднейший путь для настоящего человека.
Говоря таким образом, этот старый солдат идеи увлекся, его охватила восторженность, он поднял голову, лицо его сияло, освещенное заходящим солнцем, которое придавало ему выражение, какого Серый Медведь, пораженный благоговением, никогда еще не видел. Но вскоре старик грустно покачал головой, огонь в его глазах померк.
— Дитя, — спросил он, — но как же ты сдержишь свое слово? Где ты найдешь Моктекусому?
Молодой вождь улыбнулся.
— Вы скоро его увидите, отец мой, — ответил он.
В то же мгновение индеец на взмыленном коне, из ноздрей которого валил пар, каким-то чудом наездничества стал перед двумя вождями как вкопанный, точно он внезапно превратился в гранитную статую. Не сходя с лошади, он наклонился к уху Серого Медведя и шепнул ему два слова.
— Уже! — вскричал тот. — О, небо за меня! Нельзя терять ни минуты! Скорее лошадь!
— Что случилось? — спросил Белый Бизон.
— Пока что ничего интересного для вас, отец мой; но вскоре вы все узнаете.
— Ты уезжаешь один?
— Так надо. До свидания! Надейтесь!
Он вскочил на лошадь, которая издала громкое ржание и стрелой понеслась прочь.
Спустя десять минут все индейцы скрылись и вокруг Дерева Повелителя Жизни снова царили тишина и безмолвие.
ГЛАВА XI. Американское гостеприимство
Вот каково было положение вещей в тот момент, когда начинается наша история. Закончив теперь все необходимые предварительные объяснения, мы приступим к рассказу с того места, на котором прервали его.
Джон Брайт со своими домочадцами, притаившись за укреплением стана, смотрели с радостью, к которой примешивалось беспокойство, на приближение толпы всадников, мчавшихся как вихрь, поднимая за собой столбы пыли.
— Держать ухо востро, ребята! — сказал американец сыну и слугам. — Не снимать пальца с курка! Вы знаете дьявольскую хитрость этих обезьян здешних прерий, так не дадим же захватить себя врасплох еще раз. При малейшем подозрительном движении — немедленно пулю в лоб! Таким образом мы им докажем, что находимся настороже.
Жена и дочь переселенца, не отрывая глаз от равнины, пристальным взором следили за приближением индейцев.
— Ты, кажется, ошибаешься, мой друг, — возразила мужу миссис Брайт, — эти люди, по-видимому, не имеют враждебных намерений. Индейцы редко нападают днем, а если случайно и решат напасть, то никогда не подходят так открыто.
— К тому же, — прибавила девушка, — если не ошибаюсь, во главе отряда едут европейцы.
— О! Это ни о чем не говорит, дитя, — возразил Джон Брайт. — Прерии кишмя кишат негодяями, которые объединяются с краснокожими, чтобы грабить честных путешественников. Кто знает, не белые ли стали зачинщиками ночного нападения на нас?
— О! Отец, я никогда не поверю этому! — вскричала Диана.
Диана Брайт, о которой мы едва упомянули в нескольких словах, была девушка семнадцати лет, высокая, стройная; ее большие черные глаза, окаймленные бархатистыми ресницами, густые темные волосы, миниатюрный ротик с алыми губками и жемчужными зубками — словом, все в ней пленяло бы и не в этих диких прериях, но тут она буквально приковывала всеобщие взоры.
Религиозно воспитанная матерью, доброй и набожной пресвитерианкой, Диана сочетала в себе всю невинность детства с опытностью повседневной суровой жизни в колониях, где с ранних лет вынуждена была приучаться думать и заботиться о себе самостоятельно.
Между тем всадники быстро приближались; они были уже рядом.
— Это действительно бежит наш скот, — заметил Уильям. — Я узнаю моего доброго коня Султана.
— И Чернушка там, моя бедная корова! — прибавила миссис Брайт со вздохом.
— Утешьтесь, — сказала Диана, — ручаюсь вам, что эти люди гонят их обратно.
Переселенец отрицательно покачал головой.
— Индейцы не отдают того, чем завладели однажды, — сказал он. — Но — ей-Богу! — я внесу ясность в это дело и не дам ограбить себя без сопротивления.
— Подождите еще, отец, — возразил Уильям, удерживая его, поскольку переселенец уже был готов перемахнуть через укрепление, — мы не замедлим увидеть их намерения.
— Гм! По-моему, они очень даже ясны: эти дьяволы хотят предложить нам какую-нибудь гнусную сделку.
— Но мне кажется, что вы ошибаетесь, отец! — с живостью вскричала девушка. — Вот теперь они остановились и как будто совещаются.
Действительно, на расстояние ружейного выстрела от укрепления индейцы и трое белых остановили лошадей и о чем-то говорили между собой.
— Зачем мы здесь остановились? — спрашивал в это время граф у Меткой Пули.
— Гм! Вы не знаете янки, господин Эдуард, — я уверен, что мы не проехали бы и десяти шагов, как были бы встречены градом пуль.
— Полноте! — воскликнул молодой человек, пожимая плечами. — Не сумасшедшие же эти люди, чтобы действовать таким образом.
— Однако они поступили бы именно так. Вглядитесь внимательнее и вы увидите между кольями их укрепления блестящие на солнце дула винтовок.
— И вправду! Разве они хотят, чтобы их зарезали?
— Они и были бы уже убиты, если бы мой брат не заступился за них, — вмешался в разговор Серый Медведь.
— И благодарю вас за это, вождь. Прерии бескрайни, какой вред могут нанести вам эти бедняги?
— Они — никакого, но после них придут другие и поселятся возле, а там еще и еще; глядишь, через полгода на месте, где была одна только дикая природа, такая, какой вышла из-под всемогущих рук Повелителя Жизни, вырос уже целый город.
— Это правда, — заметил Меткая Пуля, — янки ничего не уважают, страсть строить города делает их опасными сумасшедшими.
— Так зачем же мы остановились, вождь? — спросил граф, возвращаясь к своей первой мысли.
— Чтобы вступить в переговоры с бледнолицыми.
— Сделайте мне удовольствие, предоставьте это мне. Я хочу удостовериться, как эти люди понимают правила войны и каким образом они меня примут.
— Мой брат свободен.
— Хорошо. Подождите меня здесь, а главное — ни шагу в мое отсутствие!
Молодой человек снял с себя оружие и отдал его слуге.
— Вы собираетесь идти безоружным к этим еретикам, ваше сиятельство? — вскричал Ивон.
— Как же ты хочешь, чтобы я шел? Ведь парламентеру опасаться нечего.
— Возможно, — возразил бретонец, нисколько не убежденный, — но, право, ваше сиятельство, лучше бы вам оставить при себе хотя бы пистолеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Говоря таким образом, этот старый солдат идеи увлекся, его охватила восторженность, он поднял голову, лицо его сияло, освещенное заходящим солнцем, которое придавало ему выражение, какого Серый Медведь, пораженный благоговением, никогда еще не видел. Но вскоре старик грустно покачал головой, огонь в его глазах померк.
— Дитя, — спросил он, — но как же ты сдержишь свое слово? Где ты найдешь Моктекусому?
Молодой вождь улыбнулся.
— Вы скоро его увидите, отец мой, — ответил он.
В то же мгновение индеец на взмыленном коне, из ноздрей которого валил пар, каким-то чудом наездничества стал перед двумя вождями как вкопанный, точно он внезапно превратился в гранитную статую. Не сходя с лошади, он наклонился к уху Серого Медведя и шепнул ему два слова.
— Уже! — вскричал тот. — О, небо за меня! Нельзя терять ни минуты! Скорее лошадь!
— Что случилось? — спросил Белый Бизон.
— Пока что ничего интересного для вас, отец мой; но вскоре вы все узнаете.
— Ты уезжаешь один?
— Так надо. До свидания! Надейтесь!
Он вскочил на лошадь, которая издала громкое ржание и стрелой понеслась прочь.
Спустя десять минут все индейцы скрылись и вокруг Дерева Повелителя Жизни снова царили тишина и безмолвие.
ГЛАВА XI. Американское гостеприимство
Вот каково было положение вещей в тот момент, когда начинается наша история. Закончив теперь все необходимые предварительные объяснения, мы приступим к рассказу с того места, на котором прервали его.
Джон Брайт со своими домочадцами, притаившись за укреплением стана, смотрели с радостью, к которой примешивалось беспокойство, на приближение толпы всадников, мчавшихся как вихрь, поднимая за собой столбы пыли.
— Держать ухо востро, ребята! — сказал американец сыну и слугам. — Не снимать пальца с курка! Вы знаете дьявольскую хитрость этих обезьян здешних прерий, так не дадим же захватить себя врасплох еще раз. При малейшем подозрительном движении — немедленно пулю в лоб! Таким образом мы им докажем, что находимся настороже.
Жена и дочь переселенца, не отрывая глаз от равнины, пристальным взором следили за приближением индейцев.
— Ты, кажется, ошибаешься, мой друг, — возразила мужу миссис Брайт, — эти люди, по-видимому, не имеют враждебных намерений. Индейцы редко нападают днем, а если случайно и решат напасть, то никогда не подходят так открыто.
— К тому же, — прибавила девушка, — если не ошибаюсь, во главе отряда едут европейцы.
— О! Это ни о чем не говорит, дитя, — возразил Джон Брайт. — Прерии кишмя кишат негодяями, которые объединяются с краснокожими, чтобы грабить честных путешественников. Кто знает, не белые ли стали зачинщиками ночного нападения на нас?
— О! Отец, я никогда не поверю этому! — вскричала Диана.
Диана Брайт, о которой мы едва упомянули в нескольких словах, была девушка семнадцати лет, высокая, стройная; ее большие черные глаза, окаймленные бархатистыми ресницами, густые темные волосы, миниатюрный ротик с алыми губками и жемчужными зубками — словом, все в ней пленяло бы и не в этих диких прериях, но тут она буквально приковывала всеобщие взоры.
Религиозно воспитанная матерью, доброй и набожной пресвитерианкой, Диана сочетала в себе всю невинность детства с опытностью повседневной суровой жизни в колониях, где с ранних лет вынуждена была приучаться думать и заботиться о себе самостоятельно.
Между тем всадники быстро приближались; они были уже рядом.
— Это действительно бежит наш скот, — заметил Уильям. — Я узнаю моего доброго коня Султана.
— И Чернушка там, моя бедная корова! — прибавила миссис Брайт со вздохом.
— Утешьтесь, — сказала Диана, — ручаюсь вам, что эти люди гонят их обратно.
Переселенец отрицательно покачал головой.
— Индейцы не отдают того, чем завладели однажды, — сказал он. — Но — ей-Богу! — я внесу ясность в это дело и не дам ограбить себя без сопротивления.
— Подождите еще, отец, — возразил Уильям, удерживая его, поскольку переселенец уже был готов перемахнуть через укрепление, — мы не замедлим увидеть их намерения.
— Гм! По-моему, они очень даже ясны: эти дьяволы хотят предложить нам какую-нибудь гнусную сделку.
— Но мне кажется, что вы ошибаетесь, отец! — с живостью вскричала девушка. — Вот теперь они остановились и как будто совещаются.
Действительно, на расстояние ружейного выстрела от укрепления индейцы и трое белых остановили лошадей и о чем-то говорили между собой.
— Зачем мы здесь остановились? — спрашивал в это время граф у Меткой Пули.
— Гм! Вы не знаете янки, господин Эдуард, — я уверен, что мы не проехали бы и десяти шагов, как были бы встречены градом пуль.
— Полноте! — воскликнул молодой человек, пожимая плечами. — Не сумасшедшие же эти люди, чтобы действовать таким образом.
— Однако они поступили бы именно так. Вглядитесь внимательнее и вы увидите между кольями их укрепления блестящие на солнце дула винтовок.
— И вправду! Разве они хотят, чтобы их зарезали?
— Они и были бы уже убиты, если бы мой брат не заступился за них, — вмешался в разговор Серый Медведь.
— И благодарю вас за это, вождь. Прерии бескрайни, какой вред могут нанести вам эти бедняги?
— Они — никакого, но после них придут другие и поселятся возле, а там еще и еще; глядишь, через полгода на месте, где была одна только дикая природа, такая, какой вышла из-под всемогущих рук Повелителя Жизни, вырос уже целый город.
— Это правда, — заметил Меткая Пуля, — янки ничего не уважают, страсть строить города делает их опасными сумасшедшими.
— Так зачем же мы остановились, вождь? — спросил граф, возвращаясь к своей первой мысли.
— Чтобы вступить в переговоры с бледнолицыми.
— Сделайте мне удовольствие, предоставьте это мне. Я хочу удостовериться, как эти люди понимают правила войны и каким образом они меня примут.
— Мой брат свободен.
— Хорошо. Подождите меня здесь, а главное — ни шагу в мое отсутствие!
Молодой человек снял с себя оружие и отдал его слуге.
— Вы собираетесь идти безоружным к этим еретикам, ваше сиятельство? — вскричал Ивон.
— Как же ты хочешь, чтобы я шел? Ведь парламентеру опасаться нечего.
— Возможно, — возразил бретонец, нисколько не убежденный, — но, право, ваше сиятельство, лучше бы вам оставить при себе хотя бы пистолеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83