132-134; 94, с. 45-47; 96, с. 35-40]. Вещи-гибриды являются отражением процесса этнокультурной интеграции, который в Гнездове проявился также в развитии погребального обряда.
Этнически неоднородное поселение, возникшее на основе селища тушемлинской культуры (к которой восходит культура смоленских длинных курганов), Гнездово объединило славянские, балтские, скандинавские, восточнофинские этнические традиции и стало одним из центров формирования древнерусской восточнославянской группировки кривичей X-XI вв. [244, с. 150-164; 243, с. 104-108; 30, с. 48]. Эволюция погребальных обрядов свидетельствует о стирании этнических различий и о нарастающей социальной стратификации [26, с. 207-210; 242, с. 51]. Представляя собою особый тип урбанистического образования – открытое торгово-ремесленное поселение (ОТРП) Гнездово, как и ранняя Ладога, Рюриково городище, Тимерево, стало центром кристаллизации новых форм социальной общности – военных дружин, купеческих объединений, ремесленных организаций, обретающих надплеменной и межплеменной статус. Характерным показателем этого процесса стало развитие на базе ОТРП, как и в старых племенных центрах, так называемых «дружинных могильников».
Четвертый этап развития Пути из варяг в греки (900-980 гг.) – время языческих дружинных могильников, отразивших процесс консолидации древнерусского господствующего класса. В Гнездове это – «большие курганы», составившие особое аристократическое кладбище в центральной части могильника [28, с. 134-146]. Начальное звено традиции – скандинавские курганы с сожжением в ладье – обычай, выработанный в среде викингов и принесенный на Русь варягами [106, с. 179-181].
В Гнездове, где, по подсчетам Д.А.Авдусина, среди богатых курганов в 42 находятся погребения варягов, или «скандинавов второго поколения», а в 17 есть «норманнские вещи, но они единичны и недостаточны для окончательных выводов» [11, с. 74-86], норманнская обрядность обретает новые черты. Вырабатывается устойчивый, специфически гнездовский ритуал, включающий строгую последовательность действий: 1) выбор места; 2) определение размеров основания насыпи, поперечником ок. 30 м; 3) выжигание растительности; 4) сооружение примерно метровой подсыпки, со всходом на погребальную площадку с западной стороны; 5) установка на площадке ладьи, в направлении с запада на восток; 6) размещение покойников, мужчины в воинских доспехах (шлем, кольчуга и пр.) и женщины в праздничном уборе (иногда – со скандинавскими фибулами); 7) акт сожжения; 8) размещение погребальных урн; собранного с кострища, воткнутого в землю и накрытого шлемом либо щитом оружия; 9) жертвоприношения животных, барана или козла, уложенных в жертвенный сосуд (котел); 10) битье посуды, ломка вещей (железных гривен и др.); 11) сооружение курганной насыпи [28, с. 140].
Строгий, детально разработанный ритуал, который обычно сравнивают с описанием похорон «знатного руса» у Ибн-Фадлана, современника гнездовских «больших курганов», является не только развитием, но и преобразованием скандинавских традиций. Этноопределяющие элементы – фибулы, гривны с «молоточками Тора» на определенном этапе развития обряда исчезают из употребления; а конструкция, размеры, последовательность сооружения насыпи все более сближают гнездовские курганы с памятниками Киева и Чернигова, в которых (как и в поздних гнездовских) нет никаких специфически варяжских черт. Эти курганы принадлежат высшему социальному слою – боярам Древней Руси X в. И если контакт варягов со славянским боярством в Ладоге IX в. фиксируется лишь косвенно (по облику материальной культуры и градостроительным изменениям), если для Новгорода он определяется ретроспективно (на основании анализа социальной структуры боярской республики XII-XV вв. и проекции этих данных на IX-X вв.), то гнездовские курганы дают первое материальное подтверждение такого контакта, выявляя процесс консолидации какой-то части варягов с боярско-дружинной средой, их растворения в этой среде.
Процесс формирования господствующего класса ярко проявился в некрополе древнего Киева, где в конце IX-X вв. складывается сложная иерархия погребений (монументальные курганы, срубные гробницы бояр, погребения воинов с конем и оружием) [78, с. 127-230]. Та же структура отразилась в могильниках Чернигова и его окрестностей [180, с. 14-53]. Как и Гнездово, Новгород, Ладога, эти крупнейшие центры, расположенные вдоль Пути из варяг в греки, запечатлели неуклонный подъем древнерусской государственности в течение X в. Путь из варяг в греки, на котором концентрируется более половины находок оружия IX-XI вв. [82, I, рис. 2,9; ср. II, рис. 2,7], все более выступает как военно-политическая магистраль, укрепленная опорными военными базами феодальной власти.
Пятый этап функционирования Пути из варяг в греки (950-1050 гг.) связан с дальнейшим укреплением великокняжеской власти. Открытые центры сменяются древнерусскими городами, а вокруг главного из них – Киева, столицы Русской земли, вырастает мощная оборонительная система великокняжеских крепостей. Они защищают путь, по которому «в июне месяце, двинувшись по реке Днепру... спускаются в Витичев, подвластную Руси крепость», снаряженные киевским князем «моноксиды» – однодеревки, груженные данью, собранной и свезенной из Новгорода и Смоленска, Любеча, Чернигова и Вышгорода [Const. Porph., 9]. Торговля, регламентированная договорами Руси с греками, «сбыт полюдья», как назвал ее Б.А.Рыбаков, обогащает прежде всего киевского князя и его приближенных, реализуясь в кладах Киева с массивными золотыми вещами, «более похожими на слитки» [91, с. 65]. Злато и оружие – атрибуты господствующего класса, сосредоточиваются на Днепровском пути и более всего в Киеве.
Киев, поднявшийся на днепровских кручах явью видений легендарного апостола, предрекшего здесь «град велик и церкви многи», становится главным притяжением сил, перемещающихся по Пути из варяг в греки. Еще в 1222 г. норвежец Огмунд совершил по этому пути паломничество на Восток, к христианским святыням в Иерусалиме [188, с. 330]. Вплоть до XIII в. Волховско-Днепровский путь сохранял значение главной политико-административной коммуникации Древнерусского государства.
Первые политические события на Пути из варяг в греки можно отнести ко второй трети IX в., ко времени «каганата русов». Если с активностью среднеднепровской «Руской Земли» связывать не только посольство в Византию и Западную Европу в 838-839 гг., но и какую-то поддержку племен Верхней Руси в их борьбе с варягами-находниками, то события 859-862 гг. можно рассматривать как первое реальное указание на общерусскую роль Волховско-Днепровского пути. Подтверждает эту гипотезу свидетельство Вертинских анналов 839 г. о том, что послы «хакана росов» рассчитывали вернуться к своему кагану кружным путем, почему и оказались далеко на Западе, в Ингуленгейме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Этнически неоднородное поселение, возникшее на основе селища тушемлинской культуры (к которой восходит культура смоленских длинных курганов), Гнездово объединило славянские, балтские, скандинавские, восточнофинские этнические традиции и стало одним из центров формирования древнерусской восточнославянской группировки кривичей X-XI вв. [244, с. 150-164; 243, с. 104-108; 30, с. 48]. Эволюция погребальных обрядов свидетельствует о стирании этнических различий и о нарастающей социальной стратификации [26, с. 207-210; 242, с. 51]. Представляя собою особый тип урбанистического образования – открытое торгово-ремесленное поселение (ОТРП) Гнездово, как и ранняя Ладога, Рюриково городище, Тимерево, стало центром кристаллизации новых форм социальной общности – военных дружин, купеческих объединений, ремесленных организаций, обретающих надплеменной и межплеменной статус. Характерным показателем этого процесса стало развитие на базе ОТРП, как и в старых племенных центрах, так называемых «дружинных могильников».
Четвертый этап развития Пути из варяг в греки (900-980 гг.) – время языческих дружинных могильников, отразивших процесс консолидации древнерусского господствующего класса. В Гнездове это – «большие курганы», составившие особое аристократическое кладбище в центральной части могильника [28, с. 134-146]. Начальное звено традиции – скандинавские курганы с сожжением в ладье – обычай, выработанный в среде викингов и принесенный на Русь варягами [106, с. 179-181].
В Гнездове, где, по подсчетам Д.А.Авдусина, среди богатых курганов в 42 находятся погребения варягов, или «скандинавов второго поколения», а в 17 есть «норманнские вещи, но они единичны и недостаточны для окончательных выводов» [11, с. 74-86], норманнская обрядность обретает новые черты. Вырабатывается устойчивый, специфически гнездовский ритуал, включающий строгую последовательность действий: 1) выбор места; 2) определение размеров основания насыпи, поперечником ок. 30 м; 3) выжигание растительности; 4) сооружение примерно метровой подсыпки, со всходом на погребальную площадку с западной стороны; 5) установка на площадке ладьи, в направлении с запада на восток; 6) размещение покойников, мужчины в воинских доспехах (шлем, кольчуга и пр.) и женщины в праздничном уборе (иногда – со скандинавскими фибулами); 7) акт сожжения; 8) размещение погребальных урн; собранного с кострища, воткнутого в землю и накрытого шлемом либо щитом оружия; 9) жертвоприношения животных, барана или козла, уложенных в жертвенный сосуд (котел); 10) битье посуды, ломка вещей (железных гривен и др.); 11) сооружение курганной насыпи [28, с. 140].
Строгий, детально разработанный ритуал, который обычно сравнивают с описанием похорон «знатного руса» у Ибн-Фадлана, современника гнездовских «больших курганов», является не только развитием, но и преобразованием скандинавских традиций. Этноопределяющие элементы – фибулы, гривны с «молоточками Тора» на определенном этапе развития обряда исчезают из употребления; а конструкция, размеры, последовательность сооружения насыпи все более сближают гнездовские курганы с памятниками Киева и Чернигова, в которых (как и в поздних гнездовских) нет никаких специфически варяжских черт. Эти курганы принадлежат высшему социальному слою – боярам Древней Руси X в. И если контакт варягов со славянским боярством в Ладоге IX в. фиксируется лишь косвенно (по облику материальной культуры и градостроительным изменениям), если для Новгорода он определяется ретроспективно (на основании анализа социальной структуры боярской республики XII-XV вв. и проекции этих данных на IX-X вв.), то гнездовские курганы дают первое материальное подтверждение такого контакта, выявляя процесс консолидации какой-то части варягов с боярско-дружинной средой, их растворения в этой среде.
Процесс формирования господствующего класса ярко проявился в некрополе древнего Киева, где в конце IX-X вв. складывается сложная иерархия погребений (монументальные курганы, срубные гробницы бояр, погребения воинов с конем и оружием) [78, с. 127-230]. Та же структура отразилась в могильниках Чернигова и его окрестностей [180, с. 14-53]. Как и Гнездово, Новгород, Ладога, эти крупнейшие центры, расположенные вдоль Пути из варяг в греки, запечатлели неуклонный подъем древнерусской государственности в течение X в. Путь из варяг в греки, на котором концентрируется более половины находок оружия IX-XI вв. [82, I, рис. 2,9; ср. II, рис. 2,7], все более выступает как военно-политическая магистраль, укрепленная опорными военными базами феодальной власти.
Пятый этап функционирования Пути из варяг в греки (950-1050 гг.) связан с дальнейшим укреплением великокняжеской власти. Открытые центры сменяются древнерусскими городами, а вокруг главного из них – Киева, столицы Русской земли, вырастает мощная оборонительная система великокняжеских крепостей. Они защищают путь, по которому «в июне месяце, двинувшись по реке Днепру... спускаются в Витичев, подвластную Руси крепость», снаряженные киевским князем «моноксиды» – однодеревки, груженные данью, собранной и свезенной из Новгорода и Смоленска, Любеча, Чернигова и Вышгорода [Const. Porph., 9]. Торговля, регламентированная договорами Руси с греками, «сбыт полюдья», как назвал ее Б.А.Рыбаков, обогащает прежде всего киевского князя и его приближенных, реализуясь в кладах Киева с массивными золотыми вещами, «более похожими на слитки» [91, с. 65]. Злато и оружие – атрибуты господствующего класса, сосредоточиваются на Днепровском пути и более всего в Киеве.
Киев, поднявшийся на днепровских кручах явью видений легендарного апостола, предрекшего здесь «град велик и церкви многи», становится главным притяжением сил, перемещающихся по Пути из варяг в греки. Еще в 1222 г. норвежец Огмунд совершил по этому пути паломничество на Восток, к христианским святыням в Иерусалиме [188, с. 330]. Вплоть до XIII в. Волховско-Днепровский путь сохранял значение главной политико-административной коммуникации Древнерусского государства.
Первые политические события на Пути из варяг в греки можно отнести ко второй трети IX в., ко времени «каганата русов». Если с активностью среднеднепровской «Руской Земли» связывать не только посольство в Византию и Западную Европу в 838-839 гг., но и какую-то поддержку племен Верхней Руси в их борьбе с варягами-находниками, то события 859-862 гг. можно рассматривать как первое реальное указание на общерусскую роль Волховско-Днепровского пути. Подтверждает эту гипотезу свидетельство Вертинских анналов 839 г. о том, что послы «хакана росов» рассчитывали вернуться к своему кагану кружным путем, почему и оказались далеко на Западе, в Ингуленгейме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87