Подавай! Берись с того краю, Мария! Так, хорошо, хорошо... Полегоньку. Держи, Серега. Маш, перехвати за спинку... Вовка! Вовка, сукин ты кот! Ты куда же это в кабину в одних трусиках на грязное сиденье полез?! Боже мой! Да подстелите вы ребенку чего-нибудь под задницу, если вы ему на штаны не заработали!.. Отпускай, отпускай, Сереженька! Держим, держим... Ты теперь к нам спрыгивай. Ты нам тут требуешься.
... Кровать стояла на земле. Маша увела Вовку в дом надевать на него штаны, и было слышно, как они спорили там.
Сергей с Нюськой уселись на пружинную сетку покурить. Нюська качнулась на сетке, сказала Сергею:
– На такой коечке еще пару Вовиков можно найти. Это, конечно, если хорошо поискать.
– У тебя, наверное, койка не хуже. Чего же ты сама не поищешь?
– Мне одной не вытянуть. А вас – двое. Вам хорошо.
– Вышла бы замуж.
– Так ведь как же, Сереженька, замуж выходить, когда я даже «похоронки» на своего не имела? Пропал без вести в начале сорок второго и с концами…
По улице бежала стая ничейных собак. Маленькая рыжая сучка заглянула во двор, и вся стая остановилась.
– Кыш отсюда! – крикнула на них Нюська, и собак словно ветром сдуло. – Мечутся, мечутся, бедняги... А вдруг вернется?
– Кто? – не понял Сергей.
– Ну мой-то...
– А-а-а... Да нет, Нюся, теперь уж вряд ли.
Нюська затоптала окурок, сплюнула, встала с кроватной сетки.
– Но я все ж его погожу. Эй, Мария! Ты где? Иди койку тащить!
Маша выскочила на крыльцо вместе с Вовкой, одетым в штанишки. Она сорвала с веревки плюшевый ковер с оленями и накинула его на Нюськины плечи.
– А это тебе от нас. Верно, Сережа?
– Конечно, – впервые улыбнулся Сергей.
– Ой-ой-ой! Какая тетя Нюся красивая!!! Как принцесса! Вот это да! – в восторге закричал Вовка.
Нюську подарок вроде бы и не обрадовал:
– Ошалели? Да такой ковер у нас на «балочке» тысячи стоит. Пока Серега без работы, его там загнать – три месяца продержаться можно.
– Ничего. Мы и без «балочки» обойдемся, – сказала Маша.
– Да что, я себе работы не найду, что ли? – закричал Сергей.
* * *
Сергей и еще четверо нанятых мужиков таскали мясные туши из кузова продуктового грузовика в подвальное помещение гастронома.
Руки и лица в мясной сукровице, на головах капюшоном мешки накинуты, пот заливает глаза. Тушу на плечи – и вниз по каменным ступенькам узкой лестницы в подвал, на весы... Кладовщик взвесит, в тетрадочку запишет. На двутавровой балке – крюки. Хоть и невысоко, но вешать нужно вдвоем, втроем. Тяжелые, огромные туши...
И снова наверх, к грузовику. А мяса еще полкузова.
Потом измочаленные, с запавшими глазами, мылись в подсобке у железной раковины, ждали расчета.
Вошел кладовщик, молча отслюнил каждому по красненькой тридцатке, негромко сказал старшому:
– Там, где всегда, оставил вам. Только тару потом верните.
И вышел не попрощавшись.
Неподалеку, на пустыре гуляла собачья свадьба. Старшой покопался под чахлым кустиком, достал оттуда солдатский вещмешок. Расстелил на земле газетки, развязал мешок и вытащил оттуда килограммов пятнадцать сырой говяжьей печенки. Аккуратно разделил на пять частей и свою долю опять запихал в вещмешок.
Бездомные псы тут же застыли, подняли морды, стали нервно принюхиваться.
Все разобрали свои доли в заранее приготовленные матерчатые торбы. Только одна доля – Сергея – продолжала лежать на газетке.
Старшой показал Сергею – забирай, мол, но тот с места не двинулся. Стоял и тупо смотрел себе под ноги на печенку.
– Тебе жить, – равнодушно пожал плечами старшой, и все четверо пошли в разные стороны. Загипнотизированные запахом, замерли голодные бездомные городские собаки...
Лежала сырая говяжья печенка на земле, на подстеленной газетке. Стоял над ней бывший капитан, бывший летчик-истребитель, прошедший к своим двадцати семи годам огонь, воду и медные трубы. И черт знает, что творилось у него сейчас в голове...
И вдруг в отчаянии и ярости – с размаху ногой по этой проклятой печенке!.. Полетели вверх кровавые ошметки, шлепнулись метрах в пятнадцати, и тотчас бездомная собачья свора сцепилась над ними в смертельной драке...
* * *
Вечером сидели дома, ужинали. Вовка капризничал, не хотел пить молоко. Сергей мрачно ковырял вилкой картофель.
– Меня еще на полставки в поликлинику взяли процедурной сестрой. Так что живем, ребята!.. Вовик, не вороти нос. Допей молоко, пожалуйста! Сережа, подлей масла постного в картошечку, а я еще лучку подрежу, хочешь? – щебетала Маша, тщательно скрывая усталость.
Сергей вынул красную тридцатку, положил на стол.
– Вот это да! Вот это да!!! – поразился Вовка.
Маша зашла сзади, обняла Сергея, стала целовать его в макушку:
– Ах ты ж наш добытчик! Ты ж наш кормилец!
Без стука открылась дверь, заглянула Нюська в крепдешиновом платье, голова – в туго накрученных бигудях.
– Эй, соседи! Вовка задрыхнет, поднимайтесь ко мне. У меня новый хахаль объявился. Из милиции. Божится, что неженатый.
– Спасибо, Нюся. Сережа устал, да и я неважно себя чувствую...
– Да бросьте вы! Поднимайтесь! Печеночки нажарю... Я сегодня такую печенку у одного ханыги купила – пальчики оближете!
– Вот печенку я люблю, – твердо сказал Вовка.
– Марш в постель! Чтобы через минуту я тебя не видел, – тихо приказал ему Сергей.
– В следующий раз, Нюсенька. – Маша тревожно посмотрела на Сергея.
– В любое время дня и ночи, – предложила Нюська. – Помешать нам не бойтесь – все равно ему с первого раза ничего не обломится.
Нюся закрыла за собой дверь, и было слышно, как она затопала к себе на второй этаж.
* * *
Ночью лежали в темноте, прижавшись друг к другу. Не спали.
За занавеской сопел разметавшийся во сне Вовка.
Наверху патефон играл «Рио-Риту», смеялась Нюська, бубнил неразборчиво мужской голос.
– Каждую ночь один и тот же сон... – глухо говорил Сергей, глядя в потолок. – Выруливаю на старт, по газам и на взлет! Машина бежит, бежит по полосе и не отрывается... Ну никак не взлететь! Я уж обороты – до предела, ручку на себя – до отказа, уже полоса кончается, а я все взлететь не могу!.. И просыпаюсь. – Сергей шмыгнул носом, усмехнулся: – Полоса кончается, а я все...
Маша зажала ему рот рукой, еще сильнее прижалась, прошептала:
– Господи... Счастье-то какое, что ты у меня есть на свете.
* * *
Старик-возчик в драном медицинском халате с черными печатями привез на телеге Маше дрова.
– Вот от профкома дровишки выделили сотрудничкам, – сказал он Маше. – Главврач велели самый первый рейс к тебе сделать.
– Спасибо, Семен Петрович. Чаю хотите?
– Не, Маша, что чаю... Мне сегодня еще две ходки сделать нужно – к нервопатологу и Зинке-кастелянше. Вы тута разгружайте скоренько, а я за папиросками сбегаю. Я б вам помог, но прострел замучил, проклятый!..
И старик пошел со двора еле-еле, нога за ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
... Кровать стояла на земле. Маша увела Вовку в дом надевать на него штаны, и было слышно, как они спорили там.
Сергей с Нюськой уселись на пружинную сетку покурить. Нюська качнулась на сетке, сказала Сергею:
– На такой коечке еще пару Вовиков можно найти. Это, конечно, если хорошо поискать.
– У тебя, наверное, койка не хуже. Чего же ты сама не поищешь?
– Мне одной не вытянуть. А вас – двое. Вам хорошо.
– Вышла бы замуж.
– Так ведь как же, Сереженька, замуж выходить, когда я даже «похоронки» на своего не имела? Пропал без вести в начале сорок второго и с концами…
По улице бежала стая ничейных собак. Маленькая рыжая сучка заглянула во двор, и вся стая остановилась.
– Кыш отсюда! – крикнула на них Нюська, и собак словно ветром сдуло. – Мечутся, мечутся, бедняги... А вдруг вернется?
– Кто? – не понял Сергей.
– Ну мой-то...
– А-а-а... Да нет, Нюся, теперь уж вряд ли.
Нюська затоптала окурок, сплюнула, встала с кроватной сетки.
– Но я все ж его погожу. Эй, Мария! Ты где? Иди койку тащить!
Маша выскочила на крыльцо вместе с Вовкой, одетым в штанишки. Она сорвала с веревки плюшевый ковер с оленями и накинула его на Нюськины плечи.
– А это тебе от нас. Верно, Сережа?
– Конечно, – впервые улыбнулся Сергей.
– Ой-ой-ой! Какая тетя Нюся красивая!!! Как принцесса! Вот это да! – в восторге закричал Вовка.
Нюську подарок вроде бы и не обрадовал:
– Ошалели? Да такой ковер у нас на «балочке» тысячи стоит. Пока Серега без работы, его там загнать – три месяца продержаться можно.
– Ничего. Мы и без «балочки» обойдемся, – сказала Маша.
– Да что, я себе работы не найду, что ли? – закричал Сергей.
* * *
Сергей и еще четверо нанятых мужиков таскали мясные туши из кузова продуктового грузовика в подвальное помещение гастронома.
Руки и лица в мясной сукровице, на головах капюшоном мешки накинуты, пот заливает глаза. Тушу на плечи – и вниз по каменным ступенькам узкой лестницы в подвал, на весы... Кладовщик взвесит, в тетрадочку запишет. На двутавровой балке – крюки. Хоть и невысоко, но вешать нужно вдвоем, втроем. Тяжелые, огромные туши...
И снова наверх, к грузовику. А мяса еще полкузова.
Потом измочаленные, с запавшими глазами, мылись в подсобке у железной раковины, ждали расчета.
Вошел кладовщик, молча отслюнил каждому по красненькой тридцатке, негромко сказал старшому:
– Там, где всегда, оставил вам. Только тару потом верните.
И вышел не попрощавшись.
Неподалеку, на пустыре гуляла собачья свадьба. Старшой покопался под чахлым кустиком, достал оттуда солдатский вещмешок. Расстелил на земле газетки, развязал мешок и вытащил оттуда килограммов пятнадцать сырой говяжьей печенки. Аккуратно разделил на пять частей и свою долю опять запихал в вещмешок.
Бездомные псы тут же застыли, подняли морды, стали нервно принюхиваться.
Все разобрали свои доли в заранее приготовленные матерчатые торбы. Только одна доля – Сергея – продолжала лежать на газетке.
Старшой показал Сергею – забирай, мол, но тот с места не двинулся. Стоял и тупо смотрел себе под ноги на печенку.
– Тебе жить, – равнодушно пожал плечами старшой, и все четверо пошли в разные стороны. Загипнотизированные запахом, замерли голодные бездомные городские собаки...
Лежала сырая говяжья печенка на земле, на подстеленной газетке. Стоял над ней бывший капитан, бывший летчик-истребитель, прошедший к своим двадцати семи годам огонь, воду и медные трубы. И черт знает, что творилось у него сейчас в голове...
И вдруг в отчаянии и ярости – с размаху ногой по этой проклятой печенке!.. Полетели вверх кровавые ошметки, шлепнулись метрах в пятнадцати, и тотчас бездомная собачья свора сцепилась над ними в смертельной драке...
* * *
Вечером сидели дома, ужинали. Вовка капризничал, не хотел пить молоко. Сергей мрачно ковырял вилкой картофель.
– Меня еще на полставки в поликлинику взяли процедурной сестрой. Так что живем, ребята!.. Вовик, не вороти нос. Допей молоко, пожалуйста! Сережа, подлей масла постного в картошечку, а я еще лучку подрежу, хочешь? – щебетала Маша, тщательно скрывая усталость.
Сергей вынул красную тридцатку, положил на стол.
– Вот это да! Вот это да!!! – поразился Вовка.
Маша зашла сзади, обняла Сергея, стала целовать его в макушку:
– Ах ты ж наш добытчик! Ты ж наш кормилец!
Без стука открылась дверь, заглянула Нюська в крепдешиновом платье, голова – в туго накрученных бигудях.
– Эй, соседи! Вовка задрыхнет, поднимайтесь ко мне. У меня новый хахаль объявился. Из милиции. Божится, что неженатый.
– Спасибо, Нюся. Сережа устал, да и я неважно себя чувствую...
– Да бросьте вы! Поднимайтесь! Печеночки нажарю... Я сегодня такую печенку у одного ханыги купила – пальчики оближете!
– Вот печенку я люблю, – твердо сказал Вовка.
– Марш в постель! Чтобы через минуту я тебя не видел, – тихо приказал ему Сергей.
– В следующий раз, Нюсенька. – Маша тревожно посмотрела на Сергея.
– В любое время дня и ночи, – предложила Нюська. – Помешать нам не бойтесь – все равно ему с первого раза ничего не обломится.
Нюся закрыла за собой дверь, и было слышно, как она затопала к себе на второй этаж.
* * *
Ночью лежали в темноте, прижавшись друг к другу. Не спали.
За занавеской сопел разметавшийся во сне Вовка.
Наверху патефон играл «Рио-Риту», смеялась Нюська, бубнил неразборчиво мужской голос.
– Каждую ночь один и тот же сон... – глухо говорил Сергей, глядя в потолок. – Выруливаю на старт, по газам и на взлет! Машина бежит, бежит по полосе и не отрывается... Ну никак не взлететь! Я уж обороты – до предела, ручку на себя – до отказа, уже полоса кончается, а я все взлететь не могу!.. И просыпаюсь. – Сергей шмыгнул носом, усмехнулся: – Полоса кончается, а я все...
Маша зажала ему рот рукой, еще сильнее прижалась, прошептала:
– Господи... Счастье-то какое, что ты у меня есть на свете.
* * *
Старик-возчик в драном медицинском халате с черными печатями привез на телеге Маше дрова.
– Вот от профкома дровишки выделили сотрудничкам, – сказал он Маше. – Главврач велели самый первый рейс к тебе сделать.
– Спасибо, Семен Петрович. Чаю хотите?
– Не, Маша, что чаю... Мне сегодня еще две ходки сделать нужно – к нервопатологу и Зинке-кастелянше. Вы тута разгружайте скоренько, а я за папиросками сбегаю. Я б вам помог, но прострел замучил, проклятый!..
И старик пошел со двора еле-еле, нога за ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13