Гуревич шел в середине. Он полез в карман комбинезона за спичками, и его рука наткнулась на шлемофон, из которого торчал поникший букетик цветов. Гуревич осторожно вытащил цветы из шлемофона, выбросил их и вытер мокрую руку о штанину комбинезона. Послышался гул моторов. Луч прожектора осветил посадочную полосу, и внезапно появляющиеся из темноты самолеты стали садиться, мигая бортовыми огнями. Одна машина, другая, третья, четвертая… Мимо экипажа сто пятнадцатого по лужам к стоянке промчалась машина с техниками и мотористами. Экипаж шел медленно, до боли в глазах вглядываясь в стоянку, куда заруливали одна за другой только что севшие машины. - Наши с задания пришли… - сказал Архипцев и остановился. - Кажется, не все пришли… - уронил Гуревич. - Почему ты так сказал? - спросил Соболевский. - Уходило восемь машин, а село только семь… - ответил за Гуревича Архипцев. - Отстал, наверное, - с сомнением произнес Соболевский. - Может быть… - сказал Архипцев. Они стояли и ждали отставшую машину. Стояли долго, прислушиваясь, не появится ли звук моторов самолета, заходящего на посадку. Опять начался мелкий теплый дождь… Из темноты прямо на них вышла толпа летчиков - экипажи вернувшихся машин. Мрачные и усталые, они медленно шли под дождем, покуривая и сплевывая. Некоторые даже не сняли с себя парашюты. Парашюты мешали идти, но на это никто не обращал внимания. Они поравнялись с экипажем сто пятнадцатого и ничего не сказали. - Кто? - спросил Соболевский. - Сто тринадцатый… - ответил кто-то. - Митька! - вырвалось у Соболевского. - Я же его рисовал сегодня… - сказал он растерянно. Пристроившись к прилетевшим экипажам, шел экипаж сто пятнадцатого. - Я же его только сегодня рисовал!!! - с дикой злобой проговорил Соболевский.
Вечером в бараке было тоскливо и тихо. Кто-то валялся на койке, кто-то пытался играть в шахматы… Лысоватый капитан чистил пистолет. В углу у окна сидел младший лейтенант и пощипывал струны гитары. Венька лежал на койке и смотрел вверх на переплетения матрасной сетки второго яруса. В головах у него висели футляр для скрипки, планшет и пистолет в кобуре. Женька вытащил из альбома портрет погибшего Митьки, принес его к столу и сдвинул в сторону шахматы. - Ну-ка, подвиньтесь… - сказал он и приколол рисунок кнопками к столу. Шахматисты пересели. Женька поставил на стол стакан с водой и рядом положил широкую мягкую кисть. - Сахар есть у кого-нибудь? - спросил он, обводя взглядом всех сидящих за столом. Человек десять подошли к столу и остановились, разглядывая рисунок. - Сахар есть у кого-нибудь? - повторил Женька. - А ты что, чай пить с ним собрался, что ли? - зло спросил кто-то. - Я спрашиваю, сахар есть у кого-нибудь? - не обращая ни на кого внимания, еще раз сказал Женька. - Подожди, Женя, - сказал из-за его спины Архипцев. - У него у самого был сахар… Архипцев подошел к тумбочке погибшего Митьки, сел на его кровать и стал выкладывать из тумбочки все содержимое. На кровать легли финский нож, новая фуражка, довоенная фотография Митьки в форме ремесленника, футбольный мяч, альбомчик и кулек сахару. - На, - протянул Архипцев Соболевскому кулек и аккуратно сложил все вещи обратно в тумбочку. Соболевский насыпал в стакан с водой сахар и долго размешивал его кистью. Когда сахар почти полностью растворился в воде, Женька вынул кисть и стал покрывать портрет Митьки сладкой водой. - Зачем это, Женька? - спросил лысоватый капитан. Женька повернулся к капитану, благодарно посмотрел на него. - Понимаете, - сказал он капитану. - Это нужно для того, чтобы не смазался или не осыпался карандаш… Для того, чтобы рисунок дольше жил… - Интересно… А что нужно, чтобы человек дольше жил? - медленно растягивая слова, спросил один из шахматистов, не отрывая глаз от клетчатой доски. Женька промолчал. - Что наша жизнь? Игра… - пропел младший лейтенант с гитарой. - Дурак… - спокойно сказал лысоватый капитан, продолжая чистить пистолет. Отошел от стола один летчик, другой… Передвинул фигуру шахматист. Сергей сел у стола, наблюдая за работой Женьки. Младший лейтенант защипал струны гитары и запел приятным голосом:
Машина в штопоре кружится,
Земля стремглав летит на грудь…
Прощай, мамаша дорогая,
Жена, меня не позабудь…
Рука шахматиста, держащая коня, неподвижно повисла над доской. - Ходи, - сказал его партнер. - Чего ты думаешь? - Я думаю, что, если бы Митька не поторопился, все могло бы обойтись… «Прощай, мамаша дорогая, жена, меня не позабудь…» - тренькала у окна гитара. - Да заткнись ты! - повернулся к окну второй шахматист. - Веня! Гуревич!.. Сыграй что-нибудь человеческое! - закричал он и смахнул с доски шахматы. - Веня! Сыграй! Венька лежа снял со стены футляр. Он положил его на живот, достал оттуда скрипку и смычок и сел, поджав под себя ноги. - Веня, - сказал лысоватый капитан. - Давай что-нибудь веселое! Венька через силу улыбнулся и начал играть веселую классическую мелодию. Однако мелодия звучала совсем не весело. Лихая танцевальная мелодия звучала печально и напевно. Веселья не получилось… Когда последние звуки растаяли в воздухе барака и Венька, виновато разглядывая скрипку, уложил ее в футляр, Соболевский нервно зевнул и сказал: - Интерпретация для мертвых… Пора спать.
…Женька Соболевский учился в Академии художеств. Он уже был на втором курсе, когда в его жизни вдруг начали происходить удивительные события. Как-то раз Женька сидел в одном из залов Русского музея и самозабвенно рисовал скульптуру Антокольского «Мефистофель». Он изредка откидывался назад и, прищурив глаз, смотрел на рисунок, затем на Мефистофеля, довольно подмигивал мраморной фигуре и опять рисовал. Подошла экскурсия. Все стали полукругом у скульптуры, и Женька с Мефистофелем оказались в центре внимания. В полукруг вошла девушка-лектор и, не глядя, взявшись рукой за спинку Женькиного стула, устало сказала экскурсантам: - Прошу вас, товарищи, подходите, не задерживайтесь… Женька с нескрываемым интересом посмотрел на руку, лежавшую на спинке стула. - Простите, пожалуйста! - смутилась девушка. - Охотно, - улыбнулся ей Женька. Девушка подошла к скульптуре. Экскурсанты заглядывали Женьке под руку. Женька недовольно морщился и, отойдя на шаг от рисунка, небрежно сделал несколько штрихов карандашом. И, уж совсем театрально приставив к глазу кулак, профессионально разглядывал одному ему ведомые детали. Женька посмотрел сквозь кулак на Мефистофеля, слегка перевел руку и совершенно нахально стал разглядывать девушку, стоящую у скульптуры. Взгляд Женьки сквозь кулак проскользил по фигуре девушки и остановился на ее ногах. Затем медленно возвратился на лицо девушки. Девушка в упор смотрела на Женьку. Он смутился и начал преувеличенно серьезно работать над рисунком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Вечером в бараке было тоскливо и тихо. Кто-то валялся на койке, кто-то пытался играть в шахматы… Лысоватый капитан чистил пистолет. В углу у окна сидел младший лейтенант и пощипывал струны гитары. Венька лежал на койке и смотрел вверх на переплетения матрасной сетки второго яруса. В головах у него висели футляр для скрипки, планшет и пистолет в кобуре. Женька вытащил из альбома портрет погибшего Митьки, принес его к столу и сдвинул в сторону шахматы. - Ну-ка, подвиньтесь… - сказал он и приколол рисунок кнопками к столу. Шахматисты пересели. Женька поставил на стол стакан с водой и рядом положил широкую мягкую кисть. - Сахар есть у кого-нибудь? - спросил он, обводя взглядом всех сидящих за столом. Человек десять подошли к столу и остановились, разглядывая рисунок. - Сахар есть у кого-нибудь? - повторил Женька. - А ты что, чай пить с ним собрался, что ли? - зло спросил кто-то. - Я спрашиваю, сахар есть у кого-нибудь? - не обращая ни на кого внимания, еще раз сказал Женька. - Подожди, Женя, - сказал из-за его спины Архипцев. - У него у самого был сахар… Архипцев подошел к тумбочке погибшего Митьки, сел на его кровать и стал выкладывать из тумбочки все содержимое. На кровать легли финский нож, новая фуражка, довоенная фотография Митьки в форме ремесленника, футбольный мяч, альбомчик и кулек сахару. - На, - протянул Архипцев Соболевскому кулек и аккуратно сложил все вещи обратно в тумбочку. Соболевский насыпал в стакан с водой сахар и долго размешивал его кистью. Когда сахар почти полностью растворился в воде, Женька вынул кисть и стал покрывать портрет Митьки сладкой водой. - Зачем это, Женька? - спросил лысоватый капитан. Женька повернулся к капитану, благодарно посмотрел на него. - Понимаете, - сказал он капитану. - Это нужно для того, чтобы не смазался или не осыпался карандаш… Для того, чтобы рисунок дольше жил… - Интересно… А что нужно, чтобы человек дольше жил? - медленно растягивая слова, спросил один из шахматистов, не отрывая глаз от клетчатой доски. Женька промолчал. - Что наша жизнь? Игра… - пропел младший лейтенант с гитарой. - Дурак… - спокойно сказал лысоватый капитан, продолжая чистить пистолет. Отошел от стола один летчик, другой… Передвинул фигуру шахматист. Сергей сел у стола, наблюдая за работой Женьки. Младший лейтенант защипал струны гитары и запел приятным голосом:
Машина в штопоре кружится,
Земля стремглав летит на грудь…
Прощай, мамаша дорогая,
Жена, меня не позабудь…
Рука шахматиста, держащая коня, неподвижно повисла над доской. - Ходи, - сказал его партнер. - Чего ты думаешь? - Я думаю, что, если бы Митька не поторопился, все могло бы обойтись… «Прощай, мамаша дорогая, жена, меня не позабудь…» - тренькала у окна гитара. - Да заткнись ты! - повернулся к окну второй шахматист. - Веня! Гуревич!.. Сыграй что-нибудь человеческое! - закричал он и смахнул с доски шахматы. - Веня! Сыграй! Венька лежа снял со стены футляр. Он положил его на живот, достал оттуда скрипку и смычок и сел, поджав под себя ноги. - Веня, - сказал лысоватый капитан. - Давай что-нибудь веселое! Венька через силу улыбнулся и начал играть веселую классическую мелодию. Однако мелодия звучала совсем не весело. Лихая танцевальная мелодия звучала печально и напевно. Веселья не получилось… Когда последние звуки растаяли в воздухе барака и Венька, виновато разглядывая скрипку, уложил ее в футляр, Соболевский нервно зевнул и сказал: - Интерпретация для мертвых… Пора спать.
…Женька Соболевский учился в Академии художеств. Он уже был на втором курсе, когда в его жизни вдруг начали происходить удивительные события. Как-то раз Женька сидел в одном из залов Русского музея и самозабвенно рисовал скульптуру Антокольского «Мефистофель». Он изредка откидывался назад и, прищурив глаз, смотрел на рисунок, затем на Мефистофеля, довольно подмигивал мраморной фигуре и опять рисовал. Подошла экскурсия. Все стали полукругом у скульптуры, и Женька с Мефистофелем оказались в центре внимания. В полукруг вошла девушка-лектор и, не глядя, взявшись рукой за спинку Женькиного стула, устало сказала экскурсантам: - Прошу вас, товарищи, подходите, не задерживайтесь… Женька с нескрываемым интересом посмотрел на руку, лежавшую на спинке стула. - Простите, пожалуйста! - смутилась девушка. - Охотно, - улыбнулся ей Женька. Девушка подошла к скульптуре. Экскурсанты заглядывали Женьке под руку. Женька недовольно морщился и, отойдя на шаг от рисунка, небрежно сделал несколько штрихов карандашом. И, уж совсем театрально приставив к глазу кулак, профессионально разглядывал одному ему ведомые детали. Женька посмотрел сквозь кулак на Мефистофеля, слегка перевел руку и совершенно нахально стал разглядывать девушку, стоящую у скульптуры. Взгляд Женьки сквозь кулак проскользил по фигуре девушки и остановился на ее ногах. Затем медленно возвратился на лицо девушки. Девушка в упор смотрела на Женьку. Он смутился и начал преувеличенно серьезно работать над рисунком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15