Выгоревшие пилотки снизу были окаймлены белой волнистой линией проступившей насквозь соли. Архипцев лежал на спине и смотрел в небо. Соболевский лежал на животе, головой к нему и, покусывая травинку, от нечего делать привязывался к Архипцеву: - Командир! А командир! Вот объясни мне, почему мы до сих пор орденов не имеем? Нет, правда, какого черта все ходят, звенят медалями, как шпорами, а мы уже скоро год как воюем, и хоть бы тебе что… А? Почему? - А за что нам давать-то? - лениво спросил Архипцев. - Как то есть «за что»? Воюем ведь! - А сейчас все воюют… - Но мы же летаем, бомбим!.. - возмутился Женька. - Вот «фоккер» сбили… Все-таки… Архипцев перевернулся на живот и в упор посмотрел на Соболевского. - Женька, давай рассуждать так: летать мы обязаны? Обязаны. Бомбить обязаны? Обязаны. «Фоккер» сбить были обязаны? Обязаны. Мы, Женька, все это обязаны делать… Профессия у нас сейчас такая, понимаешь? Женька выплюнул травинку и приподнялся на локтях. - Это я понимаю. Я за справедливость… Заслужили - получите! - Ну, а раз ты за справедливость, - сказал Архипцев, - ты должен понять сам, что мы-то как раз и не заслужили! - Это еще почему? - удивился Женька. - А потому, что мы четыре раза вылетали искать этот аэродром и ничего, кроме дырок в плоскости, не привезли. - Привезем! - Должны привезти, - задумчиво сказал Архипцев. - Вот Гуревич придет, узнаем, что штурман полка про его расчеты скажет… Соболевский посмотрел в сторону штабных бараков и сказал! - А Гуревич уже идет… Архипцев повернул голову и тоже увидел приближающегося Веньку. Веньке жарко, он совсем мокрый, еле идет. Глядя на него, Соболевский опять сунул травинку в рот и продекламировал:
Вечер был, сверкали звезды,
На дворе мороз трещал…
Шел по улице малютка,
Посинел и весь дрожал…
Наконец Гуревич доплелся до Архипцева и Соболевского и плюхнулся в траву. - Ну, «малютка», говори, - сказал Архипцев. - Порядок… - отдуваясь, ответил Гуревич. - Что «порядок»? - спросил Соболевский. - Наши расчеты почти совпадают с последними данными разведотдела армии, - пояснил Гуревич. - Да, Женька, тебе письмо… Он вынул из кармана гимнастерки смятое письмо и подал его Соболевскому. Женька вскрыл конверт, перевернулся на спину, стал читать письмо, держа его над лицом. Пока Женька читал, Архипцев и Гуревич деликатно молчали. Женька дочитал, чему-то улыбнулся в небо и перевернулся опять на живот. - М-да-а-а… - протянул он. Лицо у него было такое, будто он только что вернулся откуда-то издалека. - От Лены? - спросил Гуревич. Женька кивнул головой, - Женька, - сказал Архипцев, - она до сих пор не знает, чем ты занимаешься в действительности? - Знает… - Ну и как? - Никак. Она знала об этом с самого начала… Головами друг к другу они лежали, раскинув ноги в разные стороны, и изнемогали от жары. - Ах, братцы! - мечтательно произнес Сергей. - Скорей бы кончилась вся эта петрушка!.. - И тогда?.. - спросил Гуревич. - И тогда, - подхватил Соболевский, - Архипцев сядет за штурвал какой-нибудь тихоходной лайбы и в будние дни будет опрыскивать совхозные овсы и возить почту, а по воскресеньям катать детишек по кругу. «Контакт! Есть контакт! От винта!..» Чух-чух-чух, взлет, круг, посадка… «Кто следующий? Мамаш-ши и папаш-ши! Отойдите от аэроплана! Папрашу не волноваться! В дни суровых военных будней и не такое делали!» - Слушай, а чего это ты хихикаешь, мне не ясно? - улыбаясь, спросил Архипцев. - А я не хихикаю, я предсказываю… Сергей всплеснул руками и умиленно посмотрел на Женьку. - Вот спасибо! Вот уважил! Пристроил все-таки. Значит, что там будет? Овес, почта и детишки? Так это же действительно хорошо, дурень! Это же просто здорово! Гуревич посмотрел на Женьку и весело рассмеялся. - Серега! - сказал он. - И ты знаешь, что самое смешное? Что в тот будний день, когда ты привезешь почту, из большого количества чужих писем одно будет адресовано тебе. Командир, даю слово, что, когда ты вскроешь конверт, увидишь плохой почерк Женьки Соболевского! - Ну что ты треплешься? - не выдержал Женька. - У меня очень приличный почерк! Но Гуревич не обратил на Женьку внимания и продолжал: - И знаешь, что он тебе напишет, этот Ванька Жуков? «Возьми меня отседова. Сейчас мирное время, и стрелки-радисты вовсе не нужны. А я буду тебе помогать овсы опрыскивать и сгружать почту… А еще я умею рисовать вывески…» И мой тебе совет, Сережа, не обращай внимания на орфографические ошибки и, если сможешь, помоги. Он не всегда хорошо острил, но это не его вина, а его беда. Парнем он был приличным… - Успокойтесь, штурман, - холодно проговорил Соболевский. - Такого письма никто из вас не получит. Вам принесут кусок бристольского картона с золотым обрезом, на котором будет напечатано приглашение посетить выставку одного из лучших художников современности - Евгения Александровича Соболевского. Приходите. Я буду вас встречать в первом зале. Вы меня узнаете по бархатной куртке и большому банту. Рядом будет стоять лучшая девушка в мире… Гуревич посмотрел на Архипцева и презрительно спросил: - И мы пойдем на выставку этого бархатного пижона? - Боже нас сохрани! - в ужасе ответил Сергей. - Ни в коем случае! Стать свидетелями его позора? Это жестоко!.. - Не выдумывайте, - спокойно сказал Соболевский. - Вас просто не пустят жены. - Какие жены?! Соболевский с жалостью поглядел на Архипцева и Гуревича. - Как только кончится война, Сергей женится на маленькой худенькой блондинке, которой обязательно захочется пойти в оперетту именно в день моей выставки. И Серега не сможет ей отказать… - Конечно, - сказал Гуревич. - Больше одного дня его выставка не продержится, и смотреть ее нужно будет только в день открытия… Соболевский моментально повернулся к Веньке: - А ты, Венька, сдохнуть мне на этом самом месте, женишься на первой же женщине, которая отнесется к тебе участливо! Это будет большая и строгая женщина. Она раздавит тебя семейным счастьем. Она создаст тебе диету и уют и заставит пилить на скрипке по десять часов в день. Она добьется, что ты будешь играть в самом большом кинотеатре города! Перед сеансом… - Заткнись, оракул! - прервал его Гуревич. - Во-первых, пока я не кончу консерваторию, я не женюсь, а во-вторых, я хотел тебя предупредить, что когда ты захочешь послушать мой сольный концерт, чтобы ты ни на какие контрамарки не рассчитывал! Стой в очереди, как все люди, и покупай билет на вырученные с трудом деньги от продажи какого-нибудь паршивого этюда «Вид на море и обратно»! Неслышно подошел Кузмичов. Он сел на корточки, закурил и спокойно оглядел лежащих ребят. - Кузмич! - обрадовался Женька. - Святой ты человек! Скажи честно; когда кончится война, ты куда сперва пойдешь, слушать Венькин концерт или же, конечно, смотреть мои работы на выставке? Конец фразы Женька произнес с нажимом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Вечер был, сверкали звезды,
На дворе мороз трещал…
Шел по улице малютка,
Посинел и весь дрожал…
Наконец Гуревич доплелся до Архипцева и Соболевского и плюхнулся в траву. - Ну, «малютка», говори, - сказал Архипцев. - Порядок… - отдуваясь, ответил Гуревич. - Что «порядок»? - спросил Соболевский. - Наши расчеты почти совпадают с последними данными разведотдела армии, - пояснил Гуревич. - Да, Женька, тебе письмо… Он вынул из кармана гимнастерки смятое письмо и подал его Соболевскому. Женька вскрыл конверт, перевернулся на спину, стал читать письмо, держа его над лицом. Пока Женька читал, Архипцев и Гуревич деликатно молчали. Женька дочитал, чему-то улыбнулся в небо и перевернулся опять на живот. - М-да-а-а… - протянул он. Лицо у него было такое, будто он только что вернулся откуда-то издалека. - От Лены? - спросил Гуревич. Женька кивнул головой, - Женька, - сказал Архипцев, - она до сих пор не знает, чем ты занимаешься в действительности? - Знает… - Ну и как? - Никак. Она знала об этом с самого начала… Головами друг к другу они лежали, раскинув ноги в разные стороны, и изнемогали от жары. - Ах, братцы! - мечтательно произнес Сергей. - Скорей бы кончилась вся эта петрушка!.. - И тогда?.. - спросил Гуревич. - И тогда, - подхватил Соболевский, - Архипцев сядет за штурвал какой-нибудь тихоходной лайбы и в будние дни будет опрыскивать совхозные овсы и возить почту, а по воскресеньям катать детишек по кругу. «Контакт! Есть контакт! От винта!..» Чух-чух-чух, взлет, круг, посадка… «Кто следующий? Мамаш-ши и папаш-ши! Отойдите от аэроплана! Папрашу не волноваться! В дни суровых военных будней и не такое делали!» - Слушай, а чего это ты хихикаешь, мне не ясно? - улыбаясь, спросил Архипцев. - А я не хихикаю, я предсказываю… Сергей всплеснул руками и умиленно посмотрел на Женьку. - Вот спасибо! Вот уважил! Пристроил все-таки. Значит, что там будет? Овес, почта и детишки? Так это же действительно хорошо, дурень! Это же просто здорово! Гуревич посмотрел на Женьку и весело рассмеялся. - Серега! - сказал он. - И ты знаешь, что самое смешное? Что в тот будний день, когда ты привезешь почту, из большого количества чужих писем одно будет адресовано тебе. Командир, даю слово, что, когда ты вскроешь конверт, увидишь плохой почерк Женьки Соболевского! - Ну что ты треплешься? - не выдержал Женька. - У меня очень приличный почерк! Но Гуревич не обратил на Женьку внимания и продолжал: - И знаешь, что он тебе напишет, этот Ванька Жуков? «Возьми меня отседова. Сейчас мирное время, и стрелки-радисты вовсе не нужны. А я буду тебе помогать овсы опрыскивать и сгружать почту… А еще я умею рисовать вывески…» И мой тебе совет, Сережа, не обращай внимания на орфографические ошибки и, если сможешь, помоги. Он не всегда хорошо острил, но это не его вина, а его беда. Парнем он был приличным… - Успокойтесь, штурман, - холодно проговорил Соболевский. - Такого письма никто из вас не получит. Вам принесут кусок бристольского картона с золотым обрезом, на котором будет напечатано приглашение посетить выставку одного из лучших художников современности - Евгения Александровича Соболевского. Приходите. Я буду вас встречать в первом зале. Вы меня узнаете по бархатной куртке и большому банту. Рядом будет стоять лучшая девушка в мире… Гуревич посмотрел на Архипцева и презрительно спросил: - И мы пойдем на выставку этого бархатного пижона? - Боже нас сохрани! - в ужасе ответил Сергей. - Ни в коем случае! Стать свидетелями его позора? Это жестоко!.. - Не выдумывайте, - спокойно сказал Соболевский. - Вас просто не пустят жены. - Какие жены?! Соболевский с жалостью поглядел на Архипцева и Гуревича. - Как только кончится война, Сергей женится на маленькой худенькой блондинке, которой обязательно захочется пойти в оперетту именно в день моей выставки. И Серега не сможет ей отказать… - Конечно, - сказал Гуревич. - Больше одного дня его выставка не продержится, и смотреть ее нужно будет только в день открытия… Соболевский моментально повернулся к Веньке: - А ты, Венька, сдохнуть мне на этом самом месте, женишься на первой же женщине, которая отнесется к тебе участливо! Это будет большая и строгая женщина. Она раздавит тебя семейным счастьем. Она создаст тебе диету и уют и заставит пилить на скрипке по десять часов в день. Она добьется, что ты будешь играть в самом большом кинотеатре города! Перед сеансом… - Заткнись, оракул! - прервал его Гуревич. - Во-первых, пока я не кончу консерваторию, я не женюсь, а во-вторых, я хотел тебя предупредить, что когда ты захочешь послушать мой сольный концерт, чтобы ты ни на какие контрамарки не рассчитывал! Стой в очереди, как все люди, и покупай билет на вырученные с трудом деньги от продажи какого-нибудь паршивого этюда «Вид на море и обратно»! Неслышно подошел Кузмичов. Он сел на корточки, закурил и спокойно оглядел лежащих ребят. - Кузмич! - обрадовался Женька. - Святой ты человек! Скажи честно; когда кончится война, ты куда сперва пойдешь, слушать Венькин концерт или же, конечно, смотреть мои работы на выставке? Конец фразы Женька произнес с нажимом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15