– Как чего? Валютный цех страны.
– Опять, значит, золото добывают?
– А чего же больше? – живо ответил за Егоршу Игнат Поздеев. – Знаешь, теперь сколько этого золота надо? Нахлебников-то у нас – посчитай! Тому помочь надо, этому…
– А верно это, нет, будто японцы через всю Сибирь нефтепровод тянут? Чтобы нашу нефть себе качать?
– А насчет Китая там чего слышно? Правда, нет, вроде как Мао двести миллионов своих китайцев хочет запустить к нам? В плен вроде как бы сдать…
Тут Петр Житов, давно уже озабоченно посматривавший на опустевшие бутылки, раскупорил окно – бесполезно теперь отделять избу от улицы. Накурили так, что из-за дыма дверей не видно.
– Засуха давит все живое, – изрек он с намеком. Приятели его, увлеченные разговором, даже ухом не повели. И тогда он уже открытым текстом сказал:
– Орошение, говорю, кое-какое не мешало бы произвести, поскольку осадков в природе все еще не предвидится…
Егорша без слова выложил на стол два червонца.
ГЛАВА ВТОРАЯ

1
Его только что не вытащили из бани.
В кои-то поры выбрался с Марьюши смыть с себя страдный пот (жуть жара, съело кожу), в кои-то поры решил себя побаловать березовым веничком, так нет, не имеешь права. Поля, уборщица, вломилась прямо в сенцы: срочно, сию минуту к управляющему!
И вот что же он увидел, что услыхал, когда переступил за порог совхозной конторы?
– Надоть повысить… Надоть поднять… Надоть мобилизовать…
Суса-балалайка бренчала. А лучше сказать, лайка-балалайка (недотянул тут Петр Житов), потому что с музыкой-то она только кверху, а вниз – с лаем.
Михаил ошалело посмотрел на управляющего, на заседателей (человек одиннадцать томилось в наглухо запечатанном помещении) и – что делать пошел на посадку, благо охотников до его деревянного диванчика возле печки-голландки не было.
На этот дряхлый, жалобно застонавший под ним диванчик он впервые сел еще тридцать лет назад четырнадцатилетним парнишкой, и тогда же, помнится, появилась в ихнем сельсовете Сусанна Обросова. И вот сколько с тех пор воды утекло, сколько всяких перемен произошло в жизни, а Суса как наяривала в свои три струны, так продолжает наяривать и поныне. И все равно ей, дождь ли, мороз на дворе или вот такая страшная сушь, как нынче, – бормочет одно и то же: надоть… надоть… надоть…
Прошлой осенью уж проводили было на пенсию, думали, наконец-то вздохнем – нет, не можем без балалайки: бригадиром по животноводству назначили.
На этот раз Суса бренчала насчет пожаров. Дескать, большое испытание… стихия… и надоть с честью выдержать… показать всему миру, на что способен советский человек…
Ясно, сказал себе Михаил и еще раз недобрым взглядом обвел контору: самонакачка идет. Так нынче. Сперва начальство себя распаляет, себе доказывает: то-то и то-то надо делать, к примеру сев весной провести, корма в страду заготовить, – потом уж выходит на народ.
– На пожар придется ехать, Пряслин, – объявил Таборский, когда кончила Суса. – Сами-то мы покамест не горим, за нас господь бог – хорошо молятся старухи, – но у соседей жарко, два очага. – Он поднял со стола бумажку. Согласно этой вот разнарядочке тридцать пять человек от нас требуется. Двадцать пять мы отправили, а где взять остальных?
– Хватает народу-то. – Михаил отер ладонью мокрое лицо. Нет ничего хуже, когда не пропаришься: изойдешь потом. – Я вечор с Марьюши ехал ходуном ходит клуб. Кругом дым, чад, а там как черти скачут.
Таборский ухмыльнулся:
– Эти черти по другому ведомству скачут. Отпускники, студенты. Ты вот в Москве был – много тебя там на работу посылали?
Одобрительный хохоток прошуршал по конторе: ловко причесал управляющий.
– И учти, – строго кивнул Таборский, – не тебя первого посылают. Девятнадцать человек пришлось снять с сенокоса, так чтобы потом не было: Таборский со мной личные счеты сводит.
Михаил вскипел:
– Ты не со мной счеты сводишь! С коровами.
– С коровами?
– А как? Половину людей с пожни снял – что коровы-то зимой жрать будут? Але опять как нонешней весной – десять коров под нож пустим?
– К твоему сведению, Пряслин, нынешняя зимовка по всему району в труднейших условиях проходила. Понятно тебе?
Это уже Пронька-ветеринар, или доктор Скот, как больше зовут его. в Пекашине. Все время, гад, водил носом да кланялся (с утра под парами), а тут только на мозоль наступили – как из автомата прострочил. А раз Пронька отреагировал, то как же Сусе-балалайке не ударить в свои струны? Вместе на тот свет совхозную скотину отправляем, вместе весной акты подписываем.
– Я не знаю, как с тобой и говорить ноне, Пряслин. В Москву съездил никто тебе не указ. Когда же это на пожар отказывались?
– Да я не отказываюсь! С чего ты взяла?
– Нет, отказываешься! – еще раз показал свои зубы Пронька. – Целый час базар устраиваешь.
– Кончать надо с этой колхозной анархией! Раз у человека сознательности нету, дисциплинка есть.
– Ты про колхозную анархию брось! Сознательный выискался! А где этот сознательный был, когда мы тут, в Пекашине, с голоду пухли? Ты когда в колхоз-то вернулся? После пятьдесят шестого, когда на лапу бросать стали?
Афонька-ГСМ, то есть завскладом горюче-смазочных материалов – это он про сознательность завел, – просто завизжал:
– Ты еще молокосос передо мной! У тебя молоко на губах еще не обсохло, когда я на ударных стройках темпы давал.
– Ти-и-хо! – во весь голос рявкнул Таборский, а затем озорновато, с прищуром оглядел всех. – Запомните: нервные клетки, учит медицина, не восстанавливаются. Давай, Пряслин, твое конкретное предложение. А размахивать руками мы все умеем.
Михаил понимал: все равно ему всех не переговорить. Да и кто он, черт тя дери, чтобы разоряться? Управляющий? Бригадир? И он встал.
– Ну вот видишь, – сказал Таборский, – дошло дело до конкретности – ив кусты…
– Да я хоть сейчас, не сходя с места, бригаду составлю!
– Ну-ко, ну-ко, интересно…
– Интересно? – Михаил глянул за окошко – вся деревня в дыму, глянул на ухмыляющегося Таборского (этому свои нервные клетки дороже всего) и вдруг, зло стиснув зубы, начал всех пересчитывать, кто был в конторе.
Одиннадцать человек! Целая бригада. Из одних только заседателей. А ежели еще добавить управляющего, ровнехонько дюжина получится.
2
Сколько раз говорил он себе: спокойно, не заводись! Почаще включай тормозную систему. Сколько раз жена его наставляла, упрашивала: не лезь, не суй нос в каждую дыру! Все равно ихний верх будет. Нет, полез. Не выдержал.
Да и как было выдержать?
Сидят, мудруют, сволочи, как бы кого с сенокоса выцарапать да на пожар запихать, а то, что скотина без корма на зиму останется, на это им наплевать. Вот он и влупил, вот он и врезал. Внес конкретное предложение.
Ух какая тут поднялась пена!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69