Он потрепал Йемона по плечу.
— Хорошие парни, — проговорил он, нервно улыбаясь. — Хорошие клиенты — — без проблем, ОК?
Йемон посмотрел на него.
— Нам нужно только мяса, — приятно промолвил он, — и еще по стаканчику на брата.
Толстячок покачал головой.
— Нет ужина после десяти, — сказал он. — Видите? — И показал пальцем на часы. Там было двадцать минут одиннадцатого.
— А на табличке написано, в полночь, — настаивал Йемон.
Толстяк снова покачал головой.
— В чем проблема? — спросил Сала. — Бифштексы меньше чем за пять минут поджарить можно. Ладно, к черту картошку.
Йемон поднял стакан.
— Давайте возьмем еще три, — сказал он, помахав тремя пальцами бармену.
Бармен посмотрел на нашего толстяка, похожего на управляющего. Тот быстро кивнул и ушел. Мне показалось, что кризис миновал.
Но через минуту он вернулся с маленьким зеленым чеком, на котором стояло $11.50.
Положил его на стол перед Йемоном.
— Не беспокойся, — сказал Йемон.
Управляющий хлопнул в ладоши.
— Ладно, — сердито сказал он. — Плати. — И протянул руку.
Йемон смахнул чек со стола:
— Я же сказал, не волнуйся.
Управляющий подхватил чек с пола.
— Плати! — завопил он. — Плати сейчас!
Йемон побагровел и привстал со стула.
— Я заплачу, как платил по остальным! — заорал он. — А тебе убирайся отсюда к черту и притащи нам этого проклятого мяса.
Управляющий чуточку помялся, но все же ринулся вперед и шлепнул чеком об стол.
— Плати сейчас! — заорал он. — Плати сейчас и убирайся — или я зову полицию!
Не успели слова вылететь у него изо рта, как Йемон схватил его за грудки.
— Ах ты дешевая сволочь! — прорычал он. — Будешь орать, так я вообще тебе не заплачу.
Я наблюдал за мужиками возле бара. Они все вытаращили глаза и по-собачьи сделали стойки. Бармен уже весь напрягся у двери — то ли делать отсюда ноги, то ли бежать за мачете, я так и не понял.
Управляющий, к этому времени совершенно выйдя из себя, потрясал у нас перед носом кулаком и визжал:
— Платите, проклятые янки! Платите и убирайтесь отсюда!
Йемон поднялся и надел пиджак.
— Пошли, — сказал он. — Я с этим подонком потом поговорю.
Казалось, управляющий пришел в ужас от того, что богатенькие клиенты могут от него просто так уйти. Он плелся за нами до самой стоянки, ругаясь и клянча попеременно:
— Плати сейчас! — выл он. — Когда ты заплатишь? Вот увидишь, придет полиция… Не надо полиции, только заплати!
Я решил, что он ненормальный, и хотел одного — чтобы он от нас отвязался.
— Боже, — сказал я. — Давай заплатим.
— Ага, — поддакнул Сала, вытаскивая бумажник. — Меня от этого места тошнит.
— Не волнуйтесь, — сказал Йемон. — Он знает, что я заплачу. — Он швырнул пиджак в машину и повернулся к управляющему: — Ты, гнилая образина, возьми себя в руки.
Мы сели в машину. Только Йемон завел свой мотороллер, как управляющий кинулся назад к своему кабаку и начал что-то орать мужикам возле бара. Вопли его еще разносились по округе, а мы уже тронулись вслед за Йемоном по длинной подъездной дорожке. Йемон явно не спешил, вертя по сторонам головой, словно турист, заинтригованный пейзажем, и через какие-то несколько секунд у нас на хвосте висели две машины, набитые орущими пуэрториканцами. Я подумал, что нас сейчас закатают в землю. Они неслись на здоровенных американских танках и расплющили бы нашу кроху-"фиат" как таракана.
— Срань господня, — повторял все время Сала. — Нас сейчас убьют.
Когда мы выехали на мощеную дорогу, Йемон вырулил на обочину и пропустил нас. Мы остановились через несколько ярдов, две другие машины подъехали к нему. Йемон соскочил с мотороллера, уронив его при этом на дорогу, и как раз вцепился в человека, голова которого высовывалась из ближайшего к нему окна, когда подъехала полиция. Пуэрториканцы дико заголосили и высыпали из машин. Мне захотелось пуститься наутек, но нас моментально окружили, чуть не сдернули дверцы с петель и вытащили нас с Салой наружу. Я попытался вырваться. Откуда-то доносился голос Йемона, повторявшего:
— Так он на меня плюнул, он на меня плюнул…
Неожиданно все перестали орать, продолжался только спор Йемона, управляющего и какого-то мужика, судя по всему — главного фараона.
— Послушайте, — говорил Йемон, — я же оплачивал другие счета — с чего он взял, что не оплачу этот?
Управляющий что-то пробормотал про пьяных надменных янки.
Не успел Йемон и рта раскрыть в ответ, как один из легавых выступил у него из-за спины и заехал дубинкой ему по плечу. Йемона мотнуло на одного из пуэрториканцев, гнавшихся за нами, и тот, яростно размахнувшись, заехал Йемону пивной бутылкой по ребрам. Я услышал несколько тупых ударов кости о кость, а потом краем глаза заметил, что мне в голову тоже что-то летит. Пригнулся я как раз вовремя, чтобы основная сила удара пришлась на спину. Позвоночник чуть не треснул, и я рухнул на землю.
Сала вопил, я отбивался, стараясь избежать каблуков, лупивших по мне паровыми молотами. Боли почти не чувствовалось, хотя сквозь отупение я понимал, что мне больно, и вдруг осознал, что сейчас умру. Сознание меня еще не покинуло, внезапная мысль: меня забивают насмерть ногами в пуэрториканских джунглях за одиннадцать долларов и пятьдесят центов, — наполнила меня таким ужасом, что я тоже завопил, как раненый зверь. В конце концов, когда я уже совсем решил, что теряю сознание, я почувствовал, как меня заталкивают в какую-то машину.
Следующие шесть часов прошли в крохотной бетонной камере с примерно двадцатью пуэрториканцами. Сесть мы не могли, поскольку весь пол зассали, поэтому мы стояли посередине, раздавая сигареты, как представители Красного Креста. Тусовка подобралась опасная: некоторые пьяны, другие — просто сумасшедшие. Я чувствовал, что мы в безопасности, пока снабжаем их куревом, но что с нами будет, когда пачки опустеют?
Казалось, мы провели там лет шесть, когда, наконец, вертухай открыл дверь и кивком вызвал нас наружу. Сала едва передвигал ноги, а мы с Йемоном так устали, что с трудом поддерживали его. Понятия не имел, куда нас вели. Вот так люди исчезают, подумал я. Мы прошли куда-то назад через все здание, по нескольким вестибюлям и наконец вступили в просторный зал суда. Когда нас втолкнули в дверной проем, грязных и взъерошенных, будто самых отъявленных бичей из той камеры, которую мы только что покинули, я напряженно завертел головой, ища хоть одно знакомое лицо.
Зал был набит под завязку, и потребовалось несколько минут, чтобы отыскать в толпе физиономии Моберга и Сэндерсона, мрачно торчавших в углу. Моберг был репортером «Ньюс». Сэндерсон работал на «Аделанте», фирму, нанятую правительством, чтобы попригляднее представлять его образ в Штатах. Я кивнул им, и Моберг поднял сложенные колечком большой и указательный палец.
1 2 3 4 5 6 7
— Хорошие парни, — проговорил он, нервно улыбаясь. — Хорошие клиенты — — без проблем, ОК?
Йемон посмотрел на него.
— Нам нужно только мяса, — приятно промолвил он, — и еще по стаканчику на брата.
Толстячок покачал головой.
— Нет ужина после десяти, — сказал он. — Видите? — И показал пальцем на часы. Там было двадцать минут одиннадцатого.
— А на табличке написано, в полночь, — настаивал Йемон.
Толстяк снова покачал головой.
— В чем проблема? — спросил Сала. — Бифштексы меньше чем за пять минут поджарить можно. Ладно, к черту картошку.
Йемон поднял стакан.
— Давайте возьмем еще три, — сказал он, помахав тремя пальцами бармену.
Бармен посмотрел на нашего толстяка, похожего на управляющего. Тот быстро кивнул и ушел. Мне показалось, что кризис миновал.
Но через минуту он вернулся с маленьким зеленым чеком, на котором стояло $11.50.
Положил его на стол перед Йемоном.
— Не беспокойся, — сказал Йемон.
Управляющий хлопнул в ладоши.
— Ладно, — сердито сказал он. — Плати. — И протянул руку.
Йемон смахнул чек со стола:
— Я же сказал, не волнуйся.
Управляющий подхватил чек с пола.
— Плати! — завопил он. — Плати сейчас!
Йемон побагровел и привстал со стула.
— Я заплачу, как платил по остальным! — заорал он. — А тебе убирайся отсюда к черту и притащи нам этого проклятого мяса.
Управляющий чуточку помялся, но все же ринулся вперед и шлепнул чеком об стол.
— Плати сейчас! — заорал он. — Плати сейчас и убирайся — или я зову полицию!
Не успели слова вылететь у него изо рта, как Йемон схватил его за грудки.
— Ах ты дешевая сволочь! — прорычал он. — Будешь орать, так я вообще тебе не заплачу.
Я наблюдал за мужиками возле бара. Они все вытаращили глаза и по-собачьи сделали стойки. Бармен уже весь напрягся у двери — то ли делать отсюда ноги, то ли бежать за мачете, я так и не понял.
Управляющий, к этому времени совершенно выйдя из себя, потрясал у нас перед носом кулаком и визжал:
— Платите, проклятые янки! Платите и убирайтесь отсюда!
Йемон поднялся и надел пиджак.
— Пошли, — сказал он. — Я с этим подонком потом поговорю.
Казалось, управляющий пришел в ужас от того, что богатенькие клиенты могут от него просто так уйти. Он плелся за нами до самой стоянки, ругаясь и клянча попеременно:
— Плати сейчас! — выл он. — Когда ты заплатишь? Вот увидишь, придет полиция… Не надо полиции, только заплати!
Я решил, что он ненормальный, и хотел одного — чтобы он от нас отвязался.
— Боже, — сказал я. — Давай заплатим.
— Ага, — поддакнул Сала, вытаскивая бумажник. — Меня от этого места тошнит.
— Не волнуйтесь, — сказал Йемон. — Он знает, что я заплачу. — Он швырнул пиджак в машину и повернулся к управляющему: — Ты, гнилая образина, возьми себя в руки.
Мы сели в машину. Только Йемон завел свой мотороллер, как управляющий кинулся назад к своему кабаку и начал что-то орать мужикам возле бара. Вопли его еще разносились по округе, а мы уже тронулись вслед за Йемоном по длинной подъездной дорожке. Йемон явно не спешил, вертя по сторонам головой, словно турист, заинтригованный пейзажем, и через какие-то несколько секунд у нас на хвосте висели две машины, набитые орущими пуэрториканцами. Я подумал, что нас сейчас закатают в землю. Они неслись на здоровенных американских танках и расплющили бы нашу кроху-"фиат" как таракана.
— Срань господня, — повторял все время Сала. — Нас сейчас убьют.
Когда мы выехали на мощеную дорогу, Йемон вырулил на обочину и пропустил нас. Мы остановились через несколько ярдов, две другие машины подъехали к нему. Йемон соскочил с мотороллера, уронив его при этом на дорогу, и как раз вцепился в человека, голова которого высовывалась из ближайшего к нему окна, когда подъехала полиция. Пуэрториканцы дико заголосили и высыпали из машин. Мне захотелось пуститься наутек, но нас моментально окружили, чуть не сдернули дверцы с петель и вытащили нас с Салой наружу. Я попытался вырваться. Откуда-то доносился голос Йемона, повторявшего:
— Так он на меня плюнул, он на меня плюнул…
Неожиданно все перестали орать, продолжался только спор Йемона, управляющего и какого-то мужика, судя по всему — главного фараона.
— Послушайте, — говорил Йемон, — я же оплачивал другие счета — с чего он взял, что не оплачу этот?
Управляющий что-то пробормотал про пьяных надменных янки.
Не успел Йемон и рта раскрыть в ответ, как один из легавых выступил у него из-за спины и заехал дубинкой ему по плечу. Йемона мотнуло на одного из пуэрториканцев, гнавшихся за нами, и тот, яростно размахнувшись, заехал Йемону пивной бутылкой по ребрам. Я услышал несколько тупых ударов кости о кость, а потом краем глаза заметил, что мне в голову тоже что-то летит. Пригнулся я как раз вовремя, чтобы основная сила удара пришлась на спину. Позвоночник чуть не треснул, и я рухнул на землю.
Сала вопил, я отбивался, стараясь избежать каблуков, лупивших по мне паровыми молотами. Боли почти не чувствовалось, хотя сквозь отупение я понимал, что мне больно, и вдруг осознал, что сейчас умру. Сознание меня еще не покинуло, внезапная мысль: меня забивают насмерть ногами в пуэрториканских джунглях за одиннадцать долларов и пятьдесят центов, — наполнила меня таким ужасом, что я тоже завопил, как раненый зверь. В конце концов, когда я уже совсем решил, что теряю сознание, я почувствовал, как меня заталкивают в какую-то машину.
Следующие шесть часов прошли в крохотной бетонной камере с примерно двадцатью пуэрториканцами. Сесть мы не могли, поскольку весь пол зассали, поэтому мы стояли посередине, раздавая сигареты, как представители Красного Креста. Тусовка подобралась опасная: некоторые пьяны, другие — просто сумасшедшие. Я чувствовал, что мы в безопасности, пока снабжаем их куревом, но что с нами будет, когда пачки опустеют?
Казалось, мы провели там лет шесть, когда, наконец, вертухай открыл дверь и кивком вызвал нас наружу. Сала едва передвигал ноги, а мы с Йемоном так устали, что с трудом поддерживали его. Понятия не имел, куда нас вели. Вот так люди исчезают, подумал я. Мы прошли куда-то назад через все здание, по нескольким вестибюлям и наконец вступили в просторный зал суда. Когда нас втолкнули в дверной проем, грязных и взъерошенных, будто самых отъявленных бичей из той камеры, которую мы только что покинули, я напряженно завертел головой, ища хоть одно знакомое лицо.
Зал был набит под завязку, и потребовалось несколько минут, чтобы отыскать в толпе физиономии Моберга и Сэндерсона, мрачно торчавших в углу. Моберг был репортером «Ньюс». Сэндерсон работал на «Аделанте», фирму, нанятую правительством, чтобы попригляднее представлять его образ в Штатах. Я кивнул им, и Моберг поднял сложенные колечком большой и указательный палец.
1 2 3 4 5 6 7