Десяток обнаженных жрецов с выбритыми головами, похожие один на другого, суетились вокруг умершего владыки, собирая его в последний путь. Командовал ими Ишшинкулл, не так давно ставший Верховным жрецом, сменив на этом посту своего отца, умершего от неизвестной болезни. Он бросал мрачные взгляды из под насупленных бровей на толпу, ожидавшую начала священнодействия.
В определенный час, когда уровень воды в священном озере достиг критической точки, отмеченной каменным столбом, вбитым в утрамбованную землю, спокойная гладь священного озера внезапно подернулась крупной рябью. Тотчас два высокорослых жреца, в напряжении ожидавших этого момента, столкнули на воду небольшой деревянный плот с установленной на нем колесницей царя, запряженной его любимым конем. Сам царь, облаченный в боевые доспехи, с золотым венцом на голове, сидел в на месте возницы держа в руках вожжи. Специальные тесемочки, привязанные к колеснице, поддерживали его тело в нужном положении, не давая ему упасть. Узкая повязка из плотной черной материи закрывала его глаза, резко контрастируя с восковой желтизной сморщенного лица.
Увидев вокруг себя воду, конь стал проявлять признаки беспокойства. Он неистово бил копытом в деревянный настил и жалобно ржал, запрокинув вверх голову, насколько позволяла обвивающая его тонкую шею цепь, приколоченная к деревянному основанию плота массивной скобой.
Плот медленно поплыл по озеру, слегка раскачиваясь на волнах. Когда он был почти на середине вода в центре озера внезапно вспучилась гигантским пузырем, который лопнув с громким треском, окатил стоящих поблизости людей фонтаном брызг, заставив их отпрянуть прочь. На месте лопнувшего пузыря образовалась большая воронка, засосавшая плот.
Предсмертное ржание захлебывающегося животного оборвалось на самой высокой ноте в тот момент, когда жадные волны сомкнулись над его головой. Следом за этим уровень воды в озере начал стремительно понижаться. Обнажились каменные стены берега, отвесно уходящие вниз.
В скале стали видны мокрые осклизлые ступени, вытесанные в камне неизвестно кем и неизвестно когда. Ступени круто спускались к небольшой площадке, на которой лежала плоская каменная плита, по форме напоминающая крест. Это был жертвенный камень. Напротив него в стене виднелось темное отверстие, похожее на ворота в загробный мир – вход в подземный грот.
Вода с клокотанием вливалась в отверстие и исчезала во тьме. Когда пучина поглотила колесницу с телом царя, унеся ее в глубину подземного грота, стоящие на берегу люди упали ниц, боясь поднять глаза, чтобы не встретиться взглядом с ужасным Каргалом. Ишшинкулл величественно взмахнул рукой, подавая знак. Настало время жертвоприношения.
Юная жена старого царя, должна была спуститься вслед за своим супругом в мир мертвых, чтобы сопровождать его во время долгих скитаний, поддерживать огонь в очаге его походного шатра и согревать своим теплом его ложе. Те же самые жрецы, что сталкивали в воду плот с царской колесницей, свели молодую женщину, находящуюся в полуобморочном состоянии, по каменным ступеням и поддерживая ее под руки подвели к жертвенному камню, вытесанному из цельной глыбы гранита.
Верховный жрец сорвал с нее черное покрывало, надетое в знак траура, и отбросил прочь. Покрывало печальной тенью взлетело над водой, коснулось прозрачным крылом черной поверхности и подхваченное бурлящим потоком исчезло в пещере. Юная царица предстала перед Верховным жрецом совершенно нагая. ее стройное тело покрылось гусиной кожей, то ли от прохлады, идущей от воды, то ли от страха, а может быть и от того и от другого. Был заметен ее едва округлившийся живот, не оставлявший, однако, сомнений в том, что она готовится через определенное время стать матерью.
По правде сказать, именно этот факт и решил ее участь, когда разгорелся спор о том, кому идти в царство мертвых. Узнавший через своих соглядатаев о беременности юной царицы, ШарамАдад настоял на ее кандидатуре. Он должен был занять трон отца и ему не нужны были лишние разговоры в государстве о справедливости его наследования. Пробормотав низким голосом несколько заклинаний, Верховный жрец дал сигнал помогавшим ему младшим жрецам и те, подхватив женщину с двух сторон разложили ее на жертвенном камне. Чтобы она не могла вырваться и тем самым помешать совершению жертвоприношения ее руки и ноги поместили в специальные пазы, выбитые в граните, и закрепили каменными втулками.
Верховный жрец подошел к распростертому перед ним телу и занял положенное ему место с левого бока. Он старался не смотреть в широко раскрытые глаза обреченной царицы, в которых читался страх перед тем, что должно случиться. Она что-то беззвучно шептала побелевшими губами, глядя в высокое небо, словно прося заступничества у него. Обмакнув указательный палец левой руки в услужливо поднесенную младшим жрецом чашу, наполненную красной охрой, верховный жрец провел пальцем по телу жертвы, намечая путь для жертвенного ножа.
Бронзовое лезвие ножа, покрытое ржавыми пятнами, оставшимися от предыдущих жертвоприношений, должно было рассечь грудь несчастной, чтобы Верховный жрец мог беспрепятственно вынуть бьющееся сердце и сжечь его здесь же на приготовленной жаровне, полной горящих углей. Дым от сожжения укажет царю дорогу к небесному дворцу, а пролитая в воду кровь поможет ему быстрее доплыть до цели. Сделав все необходимое Ишшинкулл коснулся ножом обнаженного тела, прицеливаясь для удара. Священный обряд вступал в заключительную фазу.
Прежде, чем нанести удар, Верховный жрец поднял голову и посмотрел в небо, приготовившись произнести заклинание. Неожиданно его взгляд пересекся с колючим взором ШарамАдада, подошедшего к самому краю опустевшего озера и теперь пристально наблюдавшего за его действиями. Во взгляде ШарамАдада Ишшинкулл увидел открытую угрозу для себя. Он понял, что возможно этого дня ему не пережить. Слишком большую силу имел Верховный жрец, чтобы наследник оставил его в живых.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Ишшинкулл произнес заклинание: не то, которое хотел произнести ранее – другое, таившее в себе забытые знания древних. И случилось невероятное. В прозрачном воздухе сверкнула молния, похожая на тонкую стрелу из расплавленного золота и вонзилась в распластанное на камне тело. Следом за этим в небе раздался негромкий, но отчетливо слышимый треск, будто кто-то разорвал кусок холста.
Женщина изогнулась дугой, ее мышцы напряглись до предела, готовые лопнуть, она дико вскрикнула, словно ее больно хлестнули кнутом, и забилась в агонии. При этом, вместо мелодичного голоса, подобного звуку свирели, каким она всегда отличалась, из ее горла вырывался ужасный стон, больше напоминающих хрип полузадушенного волка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46