А нельзя, вот досада! Во-первых, не поверят, в лучшем случае сочтут за сказки, в худшем – за бред сумасшедшего. А во-вторых, нельзя и потому, что… м-да, нет ничего хуже – быть пророком. Ясновидящим, так сказать…»
Впереди посветлело, и дорога вырвалась из лесного полумрака на освещенную опушку, в дальнем конце которой виднелись дома и сараи – околица деревни. Деревня была домов в тридцать. Возле дома с железной крышей стоял мотоцикл с коляской, а неподалеку с маленького грузовичка сердито смотрели в небо четыре ребристых пулеметных ствола. Около зенитной установки сидели трое в касках – расчет.
Телега прогромыхала по деревенской улице и остановилась, не доезжая грузовика, у штабеля бревен, сложенных между забором и телеграфным столбом. Грузин проворно соскочил с передка и привязал лошадь к столбу. Лейтенант Круглов неловко, оберегая раненую ногу, слез с телеги и направился к дому с железной крышей.
Герман, охраняемый Бондаренко, сидел в телеге и озирался.
Внезапно раздался чей-то пронзительный крик:
– Во-о-оздух!
Герман вскинул голову: вдоль улицы низко промчались два узких самолета, оглушительно ревя моторами. Расчет бросился к своей счетверенке, стволы развернулись и послали вдогонку самолетам запоздалые трассы.
Лейтенант заковылял к бревнам, но оступился и, охнув, упал. Бондаренко спрыгнул с телеги, погрозил на бегу Герману кулаком и бросился к упавшему. Герман последовал за ним.
Самолеты ложились на обратный курс.
Лейтенант сидел на земле, держась за раненую ногу, и раскачивался от боли.
– Допомогай лейтенанту, швыдче! – заорал Бондаренко, стаскивая с шеи пулемет. Герман и грузин подхватили лейтенанта и оттащили подальше за бревна, в кювет. А Бондаренко уперся плечом в столб и ударил по самолетам длинной очередью.
Немцы поливали деревню из всех бортовых пулеметов. Лошадка, до этого лишь пугливо прижимавшая уши, вдруг забилась, оборвала привязь, но, не проскакав и десятка метров, упала замертво. Телега свалилась набок.
Бондаренко медленно сползал по столбу.
Герман выскочил из укрытия и подбежал к нему. Пулеметчик хрипел, на губах его пузырилась кровь, стекала на сукно шинели. Дымящийся пулемет лежал на припорошенной снегом земле.
Герман понял, что ничем не сможет помочь Бондаренко. И тогда он поднял пулемет.
– Брось оружие! Ваффен хинлеген! Стрелять буду! – послышались сзади крики. Но Герман не обращал на них внимания: гитлеровцы шли в третью атаку.
Он побежал к телеге, перезаряжая на ходу оружие, воткнул сошки в задранное колесо и с этой импровизированной турели открыл огонь.
Когда-то гвардии сержант воздушно-десантных войск Майстер неплохо поражал низколетящие цели.
Он вел стволом впереди и выше по курсу летящего самолета, в расчете, что в какой-то точке вражеская машина наткнется на огненный пунктир.
На стремительно увеличивающемся силуэте истребителя вспыхнули огоньки – Герман не успел понять, были ли это попадания его пуль или то работали пулеметы самолета. Обжигающий удар в живот отшвырнул его от пулемета.
«Все, отвоевался, десантник… И ничего не успел сказать, не успел…»
Немецкие самолеты улетели, оставив в холодном осеннем небе расплывающуюся струю дыма.
Герман лежал навзничь. Ему не было больно: просто в животе горел огонь, от которого сохло во рту и туманилась голова.
Над Германом склонилось бледное лицо Круглова. Сквозь вату в ушах Герман услышал его голос:
– Подбил, слышишь, подбил! Да ты ранен!
– Я… не ранен. Я… убит. Лейтенант, – Герман приподнялся на локте, – запомни, – облизал сохнущие губы, – девятое мая сорок пятого…
Глаза его потухли и остановились. Левая рука, замотанная грязным, в пятнах крови, бинтом, бессильно упала. На расстегнувшемся от падения браслете прилежно тикали часы, показывая время еще не наступившей эпохи.
Лейтенант стащил с головы шапку.
Боец-грузин, стоя рядом, цокал языком.
– По своим стрелял! Ай как стрелял! Антифашист был, да?
Лейтенант протянул руку и поднял часы инженера.
– Не уберег я его. Вот, только часы от человека остались.
– Носи, товарищ лейтенант, – сказал грузин, – память!
– Память, – кивнул лейтенант.
Девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года немецкая пуля вдребезги разнесла часы, срикошетировала и с визгом ушла в сторону. Гвардии майор Круглов отделался контузией в руку.
Случилось это в предместье Праги.
1 2 3 4
Впереди посветлело, и дорога вырвалась из лесного полумрака на освещенную опушку, в дальнем конце которой виднелись дома и сараи – околица деревни. Деревня была домов в тридцать. Возле дома с железной крышей стоял мотоцикл с коляской, а неподалеку с маленького грузовичка сердито смотрели в небо четыре ребристых пулеметных ствола. Около зенитной установки сидели трое в касках – расчет.
Телега прогромыхала по деревенской улице и остановилась, не доезжая грузовика, у штабеля бревен, сложенных между забором и телеграфным столбом. Грузин проворно соскочил с передка и привязал лошадь к столбу. Лейтенант Круглов неловко, оберегая раненую ногу, слез с телеги и направился к дому с железной крышей.
Герман, охраняемый Бондаренко, сидел в телеге и озирался.
Внезапно раздался чей-то пронзительный крик:
– Во-о-оздух!
Герман вскинул голову: вдоль улицы низко промчались два узких самолета, оглушительно ревя моторами. Расчет бросился к своей счетверенке, стволы развернулись и послали вдогонку самолетам запоздалые трассы.
Лейтенант заковылял к бревнам, но оступился и, охнув, упал. Бондаренко спрыгнул с телеги, погрозил на бегу Герману кулаком и бросился к упавшему. Герман последовал за ним.
Самолеты ложились на обратный курс.
Лейтенант сидел на земле, держась за раненую ногу, и раскачивался от боли.
– Допомогай лейтенанту, швыдче! – заорал Бондаренко, стаскивая с шеи пулемет. Герман и грузин подхватили лейтенанта и оттащили подальше за бревна, в кювет. А Бондаренко уперся плечом в столб и ударил по самолетам длинной очередью.
Немцы поливали деревню из всех бортовых пулеметов. Лошадка, до этого лишь пугливо прижимавшая уши, вдруг забилась, оборвала привязь, но, не проскакав и десятка метров, упала замертво. Телега свалилась набок.
Бондаренко медленно сползал по столбу.
Герман выскочил из укрытия и подбежал к нему. Пулеметчик хрипел, на губах его пузырилась кровь, стекала на сукно шинели. Дымящийся пулемет лежал на припорошенной снегом земле.
Герман понял, что ничем не сможет помочь Бондаренко. И тогда он поднял пулемет.
– Брось оружие! Ваффен хинлеген! Стрелять буду! – послышались сзади крики. Но Герман не обращал на них внимания: гитлеровцы шли в третью атаку.
Он побежал к телеге, перезаряжая на ходу оружие, воткнул сошки в задранное колесо и с этой импровизированной турели открыл огонь.
Когда-то гвардии сержант воздушно-десантных войск Майстер неплохо поражал низколетящие цели.
Он вел стволом впереди и выше по курсу летящего самолета, в расчете, что в какой-то точке вражеская машина наткнется на огненный пунктир.
На стремительно увеличивающемся силуэте истребителя вспыхнули огоньки – Герман не успел понять, были ли это попадания его пуль или то работали пулеметы самолета. Обжигающий удар в живот отшвырнул его от пулемета.
«Все, отвоевался, десантник… И ничего не успел сказать, не успел…»
Немецкие самолеты улетели, оставив в холодном осеннем небе расплывающуюся струю дыма.
Герман лежал навзничь. Ему не было больно: просто в животе горел огонь, от которого сохло во рту и туманилась голова.
Над Германом склонилось бледное лицо Круглова. Сквозь вату в ушах Герман услышал его голос:
– Подбил, слышишь, подбил! Да ты ранен!
– Я… не ранен. Я… убит. Лейтенант, – Герман приподнялся на локте, – запомни, – облизал сохнущие губы, – девятое мая сорок пятого…
Глаза его потухли и остановились. Левая рука, замотанная грязным, в пятнах крови, бинтом, бессильно упала. На расстегнувшемся от падения браслете прилежно тикали часы, показывая время еще не наступившей эпохи.
Лейтенант стащил с головы шапку.
Боец-грузин, стоя рядом, цокал языком.
– По своим стрелял! Ай как стрелял! Антифашист был, да?
Лейтенант протянул руку и поднял часы инженера.
– Не уберег я его. Вот, только часы от человека остались.
– Носи, товарищ лейтенант, – сказал грузин, – память!
– Память, – кивнул лейтенант.
Девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года немецкая пуля вдребезги разнесла часы, срикошетировала и с визгом ушла в сторону. Гвардии майор Круглов отделался контузией в руку.
Случилось это в предместье Праги.
1 2 3 4