Лежа в кокпите, я видел все это и понимал, что остается только одно – обрубить ванты и сбросить мачту в море.
Топорик лежал тут же в кокпите. Я пополз, хватаясь за спасательные леера и по мере своего продвижения закрепляя наново конец веревки, обвязанной у меня вокруг пояса. Волны продолжали гулять по палубе, ветер дул с прежней яростью. Лежа на спине, я начал рубить топором то натягивавшиеся, то ослабевавшие проволочные ванты. Вот одна ванта лопнула, и конец ее со свистом скрылся во мраке. Тогда я ударил топором по второй ванте. Она и без того недолго удерживала бы качающуюся мачту. Ванта сразу лопнула, высокая тяжелая мачта повалилась на подветренный борт и плюхнулась в воду.
Когда мачта падала, я прижался к палубе и услыхал громкий плеск.
Без мачты мое суденышко стало остойчивей, ураганные ветры были ему теперь не так страшны. Оно уже не зарывалось в волну, а, взлетало вместе с ней и не кренилось как раньше. Я пополз вдоль рубки и вернулся в кокпит.
В каюте подо мной образовалось настоящее болото. Яхте грозила гибель. Воды в трюме было по щиколотку. Только водонепроницаемые переборки не давали ей затопить нос или корму, когда яхта подымалась или опускалась на волне. Нужно было немедленно откачать воду, пока новые волны не захлестнули яхту.
Но как это сделать? Трюмная помпа была установлена на корме, и идти к ней в такой ветер я не решался. Но все же необходимо было что-то предпринять. Оставалось единственное средство – ведро. После долгих поисков в каюте мне удалось, наконец, выловить его из воды, и я взялся за дело. Цепляясь за карлингсы или за комингсы люка, я пытался справиться с непослушным ведром. Я вычерпывал воду в течение нескольких часов, скоро от усталости у меня потемнело в глазах. Но все же я продолжал работать.
Легче всего было, стоя посреди каюты, выплескивать воду в кокпит, а когда яхта скатывалась с волны, кокпит опорожнялся через пролом в комингсе. Но когда нос яхты задирался, часть воды снова стекала вниз. Кроме того, передняя стенка рубки была повреждена при падении мачты, и время от времени ее захлестывали волны. Три наветренных иллюминатора были разбиты. Однако, напрягая все силы, я все же одолевал упрямую воду.
Я выбивался из сил, морская болезнь снова терзала меня. После долгих часов работы показался, наконец, пол каюты. Теперь можно было заткнуть разбитые иллюминаторы и перенести кое-какие мокрые вещи в надежные места. Затем я снова взялся за ведро и работал до тех пор, пока не вычерпал всю воду.
Положив мокрый матрац на койку, я хотел было отдохнуть немного. В это мгновение яхта завертелась, подброшенная огромным валом, и стала кормой к волне. Вода хлынула через борт и с ревом покатилась по палубе, а я вскочил на койку и, держась за палубный бимс, с ужасом смотрел, как вода залила каюту дюймов на десять,– чтобы вычерпать ее, потребовался бы час напряженной работы.
Новая волна обрушилась на судно, и воды в каюте прибавилось. Я вылез в залитый водой кокпит, пригибаясь от ветра. Третья волна перехлестнула через борт и едва не увлекла меня обратно в каюту. К счастью, яхта тем временем снова начала приводиться к ветру.
Стоять внизу и вычерпывать воду было безопаснее, чем сидеть наверху, где бушевал ветер. Я спустился в затопленную каюту и выудил из воды ведро. Долгие часы я наполнял ведро и выплескивал воду. При этом я механически, молча и равнодушно, выбрасывал все, что подворачивалось под руку. За борт полетели тюфяк, одеяла, инструменты, тарелки, банки с консервами, кокосовые орехи, одежда, бочонки с водой, паруса – все, что мешало мне работать.
Я боролся за свою жизнь, стоя почти по пояс в воде и делая все, чтобы облегчить судно. Каждое мгновение яхта могла зарыться носом в волну и затонуть. И я спешил избавиться от груза, пока на яхту не обрушилась эта последняя волна – если ей суждено было обрушиться. Зачерпывая воду, я всякий раз захватывал какую-нибудь вещь. Так я работал, пока не почувствовал, что не в силах поднять даже пустое ведро.
Утратив способность соображать и даже надеяться – ведь двое суток я не ел, не пил и не спал,– я свалился на голую койку и мгновенно заснул. Я не в силах был даже привязаться к койке и катался из стороны в сторону, покорный движениям судна.
Обессиленный, больной, отупевший, я вынужден был целиком положиться на «Язычника». С той минуты я ничего больше не помню. Не знаю, когда кончился ураган. Может быть, за час до того, как я пришел в сознание, а может быть, за десять часов… за сутки… откуда мне знать? Помню только, что когда я сел на койке, вокруг царила непривычная тишина и яхту качало гораздо меньше, чем все последние дни.
Море слегка волновалось. Погода была пасмурная, хмурая, но безветренная. В той стороне, куда умчался ураган, горизонт был темнее, а изменчивый океан уже успокаивался, готовясь встретить ясное небо, синевшее у другого края горизонта.
ВРЕМЕННАЯ ОСНАСТКА
Оказывается, свалившись на койку во время урагана, я проспал целые сутки. Только один раз за все это время, глубокой ночью, я встал на два часа, чтобы откачать воду, затопившую каюту дюймов на двадцать. Я даже не задумался над тем, как она попала туда. Мне и в голову не пришло, что судно дало течь. И хотя океан к тому времени успокоился, я решил, что вода проникла в каюту через люк. Слишком измученный, чтобы думать, я свалился на сырые доски койки и мгновенно уснул. Меня разбудил громкий плеск воды.
Пол каюты был затоплен. Уже рассвело, и я чувствовал себя отдохнувшим. В первый раз после урагана я вышел на палубу, чтобы выкачать воду из трюма и посмотреть, что сталось с яхтой.
Стоял мертвый штиль. Лишь легкая зыбь, напоминавшая об ушедшем урагане, покачивала яхту. Ясное голубое небо и спокойная поверхность океана выглядели так мирно, словно никакого урагана и не было и свинцовые волны не швыряли вверх и вниз никем не управляемое судно.
Я долго стоял на месте, оглядывая яхту.
То, что я увидел, было воплощением хаоса. Яхта, оставшаяся без мачты, казалась голой, и мой «Язычник», со множеством вмятин и царапин, хромающий, точно раненое животное, являл собой печальное зрелище. Я пошел на нос и оттуда оглядел потрепанную палубу. Рангоут и снасти уже не скрипели и не трещали – они были снесены ураганом и волочились за яхтой по воде.
Бушприт исчез, снесенный у самого основания, поручни были сорваны, уцелели только обломки стоек. Гик стакселя, тоже исчез. Брезент, аккуратно настланный на палубе, был изорван, передняя часть рубки обрушилась, очевидно от ударов мачты и волн. Особенно дико выглядел расщепленный обломок мачты высотой около фута. Из всех иллюминаторов уцелел только один, остальные были заткнуты чем попало.
Комингсы кокпита были сломаны, крышка люка бесследно исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Топорик лежал тут же в кокпите. Я пополз, хватаясь за спасательные леера и по мере своего продвижения закрепляя наново конец веревки, обвязанной у меня вокруг пояса. Волны продолжали гулять по палубе, ветер дул с прежней яростью. Лежа на спине, я начал рубить топором то натягивавшиеся, то ослабевавшие проволочные ванты. Вот одна ванта лопнула, и конец ее со свистом скрылся во мраке. Тогда я ударил топором по второй ванте. Она и без того недолго удерживала бы качающуюся мачту. Ванта сразу лопнула, высокая тяжелая мачта повалилась на подветренный борт и плюхнулась в воду.
Когда мачта падала, я прижался к палубе и услыхал громкий плеск.
Без мачты мое суденышко стало остойчивей, ураганные ветры были ему теперь не так страшны. Оно уже не зарывалось в волну, а, взлетало вместе с ней и не кренилось как раньше. Я пополз вдоль рубки и вернулся в кокпит.
В каюте подо мной образовалось настоящее болото. Яхте грозила гибель. Воды в трюме было по щиколотку. Только водонепроницаемые переборки не давали ей затопить нос или корму, когда яхта подымалась или опускалась на волне. Нужно было немедленно откачать воду, пока новые волны не захлестнули яхту.
Но как это сделать? Трюмная помпа была установлена на корме, и идти к ней в такой ветер я не решался. Но все же необходимо было что-то предпринять. Оставалось единственное средство – ведро. После долгих поисков в каюте мне удалось, наконец, выловить его из воды, и я взялся за дело. Цепляясь за карлингсы или за комингсы люка, я пытался справиться с непослушным ведром. Я вычерпывал воду в течение нескольких часов, скоро от усталости у меня потемнело в глазах. Но все же я продолжал работать.
Легче всего было, стоя посреди каюты, выплескивать воду в кокпит, а когда яхта скатывалась с волны, кокпит опорожнялся через пролом в комингсе. Но когда нос яхты задирался, часть воды снова стекала вниз. Кроме того, передняя стенка рубки была повреждена при падении мачты, и время от времени ее захлестывали волны. Три наветренных иллюминатора были разбиты. Однако, напрягая все силы, я все же одолевал упрямую воду.
Я выбивался из сил, морская болезнь снова терзала меня. После долгих часов работы показался, наконец, пол каюты. Теперь можно было заткнуть разбитые иллюминаторы и перенести кое-какие мокрые вещи в надежные места. Затем я снова взялся за ведро и работал до тех пор, пока не вычерпал всю воду.
Положив мокрый матрац на койку, я хотел было отдохнуть немного. В это мгновение яхта завертелась, подброшенная огромным валом, и стала кормой к волне. Вода хлынула через борт и с ревом покатилась по палубе, а я вскочил на койку и, держась за палубный бимс, с ужасом смотрел, как вода залила каюту дюймов на десять,– чтобы вычерпать ее, потребовался бы час напряженной работы.
Новая волна обрушилась на судно, и воды в каюте прибавилось. Я вылез в залитый водой кокпит, пригибаясь от ветра. Третья волна перехлестнула через борт и едва не увлекла меня обратно в каюту. К счастью, яхта тем временем снова начала приводиться к ветру.
Стоять внизу и вычерпывать воду было безопаснее, чем сидеть наверху, где бушевал ветер. Я спустился в затопленную каюту и выудил из воды ведро. Долгие часы я наполнял ведро и выплескивал воду. При этом я механически, молча и равнодушно, выбрасывал все, что подворачивалось под руку. За борт полетели тюфяк, одеяла, инструменты, тарелки, банки с консервами, кокосовые орехи, одежда, бочонки с водой, паруса – все, что мешало мне работать.
Я боролся за свою жизнь, стоя почти по пояс в воде и делая все, чтобы облегчить судно. Каждое мгновение яхта могла зарыться носом в волну и затонуть. И я спешил избавиться от груза, пока на яхту не обрушилась эта последняя волна – если ей суждено было обрушиться. Зачерпывая воду, я всякий раз захватывал какую-нибудь вещь. Так я работал, пока не почувствовал, что не в силах поднять даже пустое ведро.
Утратив способность соображать и даже надеяться – ведь двое суток я не ел, не пил и не спал,– я свалился на голую койку и мгновенно заснул. Я не в силах был даже привязаться к койке и катался из стороны в сторону, покорный движениям судна.
Обессиленный, больной, отупевший, я вынужден был целиком положиться на «Язычника». С той минуты я ничего больше не помню. Не знаю, когда кончился ураган. Может быть, за час до того, как я пришел в сознание, а может быть, за десять часов… за сутки… откуда мне знать? Помню только, что когда я сел на койке, вокруг царила непривычная тишина и яхту качало гораздо меньше, чем все последние дни.
Море слегка волновалось. Погода была пасмурная, хмурая, но безветренная. В той стороне, куда умчался ураган, горизонт был темнее, а изменчивый океан уже успокаивался, готовясь встретить ясное небо, синевшее у другого края горизонта.
ВРЕМЕННАЯ ОСНАСТКА
Оказывается, свалившись на койку во время урагана, я проспал целые сутки. Только один раз за все это время, глубокой ночью, я встал на два часа, чтобы откачать воду, затопившую каюту дюймов на двадцать. Я даже не задумался над тем, как она попала туда. Мне и в голову не пришло, что судно дало течь. И хотя океан к тому времени успокоился, я решил, что вода проникла в каюту через люк. Слишком измученный, чтобы думать, я свалился на сырые доски койки и мгновенно уснул. Меня разбудил громкий плеск воды.
Пол каюты был затоплен. Уже рассвело, и я чувствовал себя отдохнувшим. В первый раз после урагана я вышел на палубу, чтобы выкачать воду из трюма и посмотреть, что сталось с яхтой.
Стоял мертвый штиль. Лишь легкая зыбь, напоминавшая об ушедшем урагане, покачивала яхту. Ясное голубое небо и спокойная поверхность океана выглядели так мирно, словно никакого урагана и не было и свинцовые волны не швыряли вверх и вниз никем не управляемое судно.
Я долго стоял на месте, оглядывая яхту.
То, что я увидел, было воплощением хаоса. Яхта, оставшаяся без мачты, казалась голой, и мой «Язычник», со множеством вмятин и царапин, хромающий, точно раненое животное, являл собой печальное зрелище. Я пошел на нос и оттуда оглядел потрепанную палубу. Рангоут и снасти уже не скрипели и не трещали – они были снесены ураганом и волочились за яхтой по воде.
Бушприт исчез, снесенный у самого основания, поручни были сорваны, уцелели только обломки стоек. Гик стакселя, тоже исчез. Брезент, аккуратно настланный на палубе, был изорван, передняя часть рубки обрушилась, очевидно от ударов мачты и волн. Особенно дико выглядел расщепленный обломок мачты высотой около фута. Из всех иллюминаторов уцелел только один, остальные были заткнуты чем попало.
Комингсы кокпита были сломаны, крышка люка бесследно исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75