Если бы не бессилие и боль в колене, я легко взобрался бы на неровные скалы – на них было много удобных выступов. Сделать это было довольно просто, но руки и ноги мои дрожали от слабости.
Теперь, оглядываясь назад, я сам не могу понять, как мне все-таки удалось залезть на эти скалы высотой более двадцати футов. Конечно, здоровый человек одолел бы их без особого труда, но я был настолько слаб, что незадолго перед крушением не смог сдвинуть с места пятидесятифунтовый якорь. И все же я втащил свое тело, весившее тогда фунтов восемьдесят-девяносто, на высоту этих двадцати футов.
Поднявшись на скалу, я сразу же уснул и проспал остаток дня и всю следующую ночь. Впервые за сорок восемь дней мне не нужно было вставать ночью к помпе. По привычке я все же просыпался несколько раз, слух мой так привык к скрипу корпуса яхты и к бесчисленным звукам, издаваемым водой и ветром, что тишина угнетала меня, и сон мой был тревожным.
Когда рассвело, я с трудом сел, чувствуя, что пора подумать о пище и воде. Я находился на голой каменистой площадке, окруженной густой чащей деревьев, перевитых лианами. В миле от берега, на сверкающем под солнцем коралловом рифе, покоились останки отважного «Язычника». Вид у него был печальный и жалкий. Весь рангоут исчез, рубка тоже. Яхта лежала, накренившись, поперек длинного рифа, и ее оголенная палуба сиротливо смотрела вверх.
Песчаный пляж подо мной был усеян всякой всячиной, принесенной с «Язычника»,– кусками дерева, одеждой, постельным бельем, парусами, жестяными банками, обломками рангоута. Не вставая с места, я оглядел чащу в поисках съестного. Я надеялся сразу найти бананы, кокосовые орехи, птичьи гнездовья и пресную воду. Но вокруг не было ничего, кроме густого подлеска и огромных, похожих на дубы, деревьев. Я сорвал несколько охапок листьев и стал их жевать, но они оказались безвкусными и сухими.
Я вспомнил, что, пытаясь обогнуть гряду рифов, видел на берегу кокосовые пальмы. Теперь мне предстояло найти их и питаться орехами до тех пор, пока кто-нибудь не придет ко мне на помощь или пока я сам не окрепну настолько, что смогу обойти остров в поисках какого-нибудь селения. Но далеко ли идти? И далеко ли я смогу уйти?
Я решил, что лучше пуститься в путь пораньше, и с трудом встал на ноги. Мне казалось, что на подветренный берег острова ближе всего можно выйти через южную его оконечность, к которой я подплыл на яхте довольно близко. Если остров обитаем, там обязательно есть деревня.
Я выломал толстую палку и, опираясь на нее, побрел вперед по неровной скалистой почве. По пути я срывал листья, ел их и сосал сломанные побеги. Вдруг я увидел маленького сухопутного краба, переползавшего с камня на камень; я ударил его палкой, а затем разорвал и высосал его досуха. Потом я сжевал его твердые клешни и выплюнул остатки. Теперь я чувствовал себя бодрее и увереннее.
Вскоре я поймал еще одного краба, и его постигла участь первого. За два часа я прошел пятнадцать или двадцать ярдов. Я полз как черепаха. Если бы я мог двигаться быстрее! Но скалы… таких я еще никогда не видывал. Они походили на перевернутые орлиные клювы. Остров был вулканического происхождения. Дожди, столетиями разрушая непрочную лаву, образовали бесчисленные острые выступы, напоминавшие сталагмиты, высотой от трех дюймов до трех футов. Они торчали так густо, как деревья в лесной чаще, и ровное местечко, не шире босой человеческой ступни, было здесь редчайшим чудом. Я ковылял по ним, выбирая наименее острые и хватаясь руками за высокие уступы.
Силы мне изменяли, колено сильно болело, я еле переставлял опухшие ноги. Они были такие тяжелые, что часто, перелезая через глыбы скал, мне приходилось подтягивать их руками. В конце концов я прилег отдохнуть. Меня клонило ко сну. Казалось, я мог бы спать вечно. Сон манил меня, легкий и приятный. Я проспал бы целые сутки, но разум напоминал о том, как мало я прошел. И я заставил себя идти дальше.
За час я одолел еще десять ярдов, но от напряжения весь дрожал. Пришлось подыскивать место для отдыха. Вдруг из-за скалы выполз коралловый аспид и, не замечая меня, пополз мне навстречу. У меня рот наполнился слюной. Пища! Мясо, кровь… Когда змея приблизилась, я придавил ее палкой и нажал изо всех сил, стараясь переломить ей позвоночник. Змея отчаянно извивалась, но вырваться не могла. Голод, утихший после того как я съел крабов, теперь снова зашевелился во мне. Я удивлялся, почему люди не едят змей, и все сильнее давил на палку.
Но вот силы начали покидать меня, рука дрогнула, и змея, вырвавшись, исчезла среди скал. Я сел и сразу же задремал, но не надолго – что-то подстегивало меня, побуждая пересечь остров, пока я был в состоянии идти.
Пройдя еще двадцать ярдов, я набрел на одинокую кокосовую пальму. Пальма была невысокая – футов двадцать пять, не больше. Я увидел на ней десяток зеленых орехов, сок которых прекрасно утоляет жажду. Обхватив ствол дерева, я поцеловал его и громко закричал от радости. Здесь я мог остаться до тех пор, пока не окрепну.
Но вскоре радость сменилась горьким разочарованием. Хотя орехи висели в каких-нибудь двадцати футах над головой, я не мог до них добраться. Не в силах залезть на дерево, я попытался сбить орехи палкой, но только вывихнул руку, и она бессильно повисла вдоль тела. Отказавшись от борьбы, я прилег у дерева и заснул.
Проснувшись через несколько часов, я пошарил около пальмы и нашел старый высохший орех. Мой нож, хоть и ржавый, был достаточно острым, но даже будь он острее бритвы, пользы от него было бы мало. У меня не хватало сил разрезать орех.
Тогда я попытался его разрубить. Казалось прошли долгие часы, прежде чем мне удалось загнать нож в твердую кожуру на какой-нибудь дюйм. Руки у меня болели от напряжения. Еще дюйм – и я доберусь до мякоти! Но я не мог пошевельнуться. Бессмысленно глядя на орех, я начал дремать. Тогда я отшвырнул орех и лег на спину. На этот раз я проспал почти сутки, ни разу не проснувшись. Утром я почувствовал себя еще слабее, чем накануне. Рядом валялись нож и сморщенный орех. Схватив нож, я снова начал ожесточенно рубить кожуру. Через несколько минут я выбился из сил. Пальцы свела судорога, и невозможно было ими пошевелить. Я знал, что прорезав кожуру на какой-нибудь дюйм, смогу добраться до прохладного, освежающего сока. Я схватил орех и стал колотить его о скалы до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание, потом уронил орех и повалился на землю.
На третий день я по-прежнему не нашел ничего, кроме неровных скал да непролазной чащи. Язык у меня распух и одеревенел, больное колено почернело. От коралловых ядов, о которых я и не подозревал, на руках и ногах появились язвы.
Я лежал в сотне шагов от моря и, слушая шум волн, плескавшихся о размытый берег, думал о том, что скоро совсем не смогу волочить ноги и что единственная надежда спастись – это вернуться к берегу и ждать, пока не появится какой-нибудь путник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75