Поэтому он счел за лучшее вести работу на месте, первоначально избранном Кардиками. Рабочие у него были те же, что и у Морица; только на этот раз они работали гораздо усерднее, подбодряемые палочными ударами, на которые не скупились отданные в распоряжение Гассельфратца солдаты Абдул-Азиса.
Тем временем загадочное исчезновение Кардиков не осталось незамеченным. Жители Хамадана начали толковать, будто сам шайтан унес фаранги. Другие, менее суеверные, утверждали, будто они отправились в Тегеран, чтобы обратиться с жалобой непосредственно к шаху. Этот последний слух побуждал профессора с удвоенной энергией вести раскопки. Однако сначала последние оставались без всякого результата; наконец в один прекрасный день кирки рабочих застучали по какой-то каменной постройке куполообразной формы, сложенной из прочно зацементированных огромных камней!
Профессор от радости не чуял под собой ног. Он бросался во все стороны, кричал, говорил речи, ругался; его лысый череп ежеминутно покрывался обильным потом. Он уже мечтал о том, как будет докладывать о своем великом открытии Лютцен-Бауценской Академии Наук, как обогатит музей своего родного города. Его повелитель, светлейший князь Оттон XXIV, наверное, пожалует его тогда титулом хранителя музея, он поселится в казенной квартире, проживет очень долго и умрет, скопив много золота и славы. Не ограничиваясь этим, мечты профессора шли еще дальше: он представлял, как Оттон XXIV пожалует ему, сыну простого колбасника, дворянское звание и вожделенную частицу «фон», — как он, герр фон Гассельфратц женится на молодой красавице-баронессе, как многочисленное племя маленьких фон Гассельфратцев наследует в равной степени красоту матери и знания отца.
Соблазняемый подобными мечтами, немец энергично кричал на солдат, сопровождая свои приказания внушительными жестами. Те в свою очередь усиленно награждали рабочих палочными ударами. Однако, несмотря на старания, отрыть весь купол в этот день им не удалось. На следующее утро профессор поднялся чуть свет и принялся снова торопить рабочих. Наконец купол был весь вырыт. На горе Гассельфратца, в нем, однако, не оказалось никаких отверстий, через которые можно было бы проникнуть внутрь. Напрасно рабочие изрыли всю землю кругом — повсюду их кирки тупились и разбивались о гранит необыкновенной прочности. Эта была ни более ни менее, как отделанная сверху скала, выходившая из почвы; понятно, что никакие инструменты не могли с нею ничего поделать.
Раздумывая о том, что теперь делать, профессор вдруг услышал топот нескольких галопирующих по долине лошадей. Он поднялся на край траншеи и, приложив руку к глазам в виде зонтика, начал вглядываться. Вдали, среди тучи пыли, ясно виднелись цвета французской военной формы, — то был лейтенант Гюйон с доктором Арди и свитой. Они галопом подъехали к лагерю Кардиков, сошли здесь с лошадей и постучались в двери центрального шалаша, над которым развевалось трехцветное знамя. Ответа, однако, не было, и посетители отошли в сторону, видимо, совещаясь, куда могли деваться их друзья. Видя это, окулист решил, что настала минута для его появления. Он медленно вскарабкался на насыпь траншеи и тяжелым шагом направился к французскому лагерю, где неуклюже раскланялся с новоприбывшими. Потом он спросил, не знают ли лейтенант и доктор, что сталось с Кардиками, куда так загадочно пропали Мориц вместе со своей сестрой и Гаргариди.
— Что вы хотите сказать, профессор? — с живостью перебил немца Луи Гюйон. — Разве наших друзей здесь нет?
— Увы, дорогой лейтенант, вы сами видите, что это правда. Но куда отправились они, никто не знает. Наши рабочие воображают, что их унес черт. Как вам нравится, — черт! Что поделаешь с подобной фантазией?! Профессор с сожалением пожал плечами.
— Отправились! — повторяли, не слушая его, доктор и лейтенант. — Когда? Как? Для чего?
— Ничего не известно. Но вот уже несколько дней, как их никто не видел. Лагерь пуст, слуга-грек тоже неведомо где скрывается.
— Но, может быть, они в Хамадане? У мага? Черт знает что такое! Три человека пропали как по волшебству! — с жаром вскричал доктор Арди.
— Ах, господин доктор, — глубокомысленно покачивая своей тяжелой головой, ответил ученый, — по-моему мнению, здесь кроется какая-то тайна.
— Ну, а что же с раскопками? — спросил Гюйон. — Не знаете, снял губернатор свое запрещение?
Профессор скромно, как девушка, опустил глаза.
— Губернатор Хамадана, его светлость принц Абдул-Азис, — со смирением сказал он, — принимая во внимание мои лета, репутацию, о которой свидетельствуют мои титулы, и заслуги, которые я имел счастье лично ему оказать, удостоил меня разрешением производить раскопки, результаты которых всецело будут доставлены его светлости…
— Ах, вот оно что! — грубо перебил его лейтенант. — Это вы, значит, добились запрещения работ Кардика, чтобы занять его место! Конечно, сделано ловко. Но что касается меня, то я не могу сказать, чтобы это было честно.
— Господин лейтенант, — проговорил немец, бледнея, — вы оскорбляете меня.
— Со своей стороны и я должен заявить, — сухо проговорил доктор Арди, — что вполне разделяю мнение лейтенанта. Вообще роль, которую вы играете, мне кажется крайне подозрительной и недостойной порядочного человека.
— Даже более того, — вмешался Гюйон, — видя вас на месте наших друзей, мы имеем полное основание подозревать, не есть ли и само исчезновение их делом ваших рук.
— Клевета! Клевета! — вскричал профессор, подымая обе руки к небу. — Но я сумею разрушить составленный против меня гнусный заговор.
С этими словами он хотел уйти. Но лейтенант подал знак, и два солдата из его конвоя стали по обеим сторонам профессора.
— Остановитесь, господин Гассельфратц, — сказал твердо, но вежливо Гюйон. — Я имею фирман за собственноручной подписью шаха, предоставляющий Морицу Кардику исключительное право производить все раскопки около Хамадана. Этот же фирман дает мне полное право принимать всевозможные меры для сохранения безопасности французской археологической экспедиции. В силу этого права, находя поведение ваше подозрительным, я вас арестую и буду держать до тех пор, пока господин Кардик и его сестра не будут найдены. Итак, если вы знаете, где они теперь находятся, то советую вам сказать это немедленно для вашей же пользы.
— Эге, господин француз, уж не думаете ли вы, что ваши земляки сидят у меня в кармане? — злобно усмехнулся профессор. — Я протестую! Я протестую против вашего насилия! Я сейчас иду и обращусь к губернатору. Эй вы, сюда! — крикнул затем немец, обращаясь к персидским солдатам Абдул-Азиса.
— Вот фирман его величества! — сказал лейтенант, показывая пергамент, обернутый в зеленую шелковую обложку и помеченный государственной печатью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Тем временем загадочное исчезновение Кардиков не осталось незамеченным. Жители Хамадана начали толковать, будто сам шайтан унес фаранги. Другие, менее суеверные, утверждали, будто они отправились в Тегеран, чтобы обратиться с жалобой непосредственно к шаху. Этот последний слух побуждал профессора с удвоенной энергией вести раскопки. Однако сначала последние оставались без всякого результата; наконец в один прекрасный день кирки рабочих застучали по какой-то каменной постройке куполообразной формы, сложенной из прочно зацементированных огромных камней!
Профессор от радости не чуял под собой ног. Он бросался во все стороны, кричал, говорил речи, ругался; его лысый череп ежеминутно покрывался обильным потом. Он уже мечтал о том, как будет докладывать о своем великом открытии Лютцен-Бауценской Академии Наук, как обогатит музей своего родного города. Его повелитель, светлейший князь Оттон XXIV, наверное, пожалует его тогда титулом хранителя музея, он поселится в казенной квартире, проживет очень долго и умрет, скопив много золота и славы. Не ограничиваясь этим, мечты профессора шли еще дальше: он представлял, как Оттон XXIV пожалует ему, сыну простого колбасника, дворянское звание и вожделенную частицу «фон», — как он, герр фон Гассельфратц женится на молодой красавице-баронессе, как многочисленное племя маленьких фон Гассельфратцев наследует в равной степени красоту матери и знания отца.
Соблазняемый подобными мечтами, немец энергично кричал на солдат, сопровождая свои приказания внушительными жестами. Те в свою очередь усиленно награждали рабочих палочными ударами. Однако, несмотря на старания, отрыть весь купол в этот день им не удалось. На следующее утро профессор поднялся чуть свет и принялся снова торопить рабочих. Наконец купол был весь вырыт. На горе Гассельфратца, в нем, однако, не оказалось никаких отверстий, через которые можно было бы проникнуть внутрь. Напрасно рабочие изрыли всю землю кругом — повсюду их кирки тупились и разбивались о гранит необыкновенной прочности. Эта была ни более ни менее, как отделанная сверху скала, выходившая из почвы; понятно, что никакие инструменты не могли с нею ничего поделать.
Раздумывая о том, что теперь делать, профессор вдруг услышал топот нескольких галопирующих по долине лошадей. Он поднялся на край траншеи и, приложив руку к глазам в виде зонтика, начал вглядываться. Вдали, среди тучи пыли, ясно виднелись цвета французской военной формы, — то был лейтенант Гюйон с доктором Арди и свитой. Они галопом подъехали к лагерю Кардиков, сошли здесь с лошадей и постучались в двери центрального шалаша, над которым развевалось трехцветное знамя. Ответа, однако, не было, и посетители отошли в сторону, видимо, совещаясь, куда могли деваться их друзья. Видя это, окулист решил, что настала минута для его появления. Он медленно вскарабкался на насыпь траншеи и тяжелым шагом направился к французскому лагерю, где неуклюже раскланялся с новоприбывшими. Потом он спросил, не знают ли лейтенант и доктор, что сталось с Кардиками, куда так загадочно пропали Мориц вместе со своей сестрой и Гаргариди.
— Что вы хотите сказать, профессор? — с живостью перебил немца Луи Гюйон. — Разве наших друзей здесь нет?
— Увы, дорогой лейтенант, вы сами видите, что это правда. Но куда отправились они, никто не знает. Наши рабочие воображают, что их унес черт. Как вам нравится, — черт! Что поделаешь с подобной фантазией?! Профессор с сожалением пожал плечами.
— Отправились! — повторяли, не слушая его, доктор и лейтенант. — Когда? Как? Для чего?
— Ничего не известно. Но вот уже несколько дней, как их никто не видел. Лагерь пуст, слуга-грек тоже неведомо где скрывается.
— Но, может быть, они в Хамадане? У мага? Черт знает что такое! Три человека пропали как по волшебству! — с жаром вскричал доктор Арди.
— Ах, господин доктор, — глубокомысленно покачивая своей тяжелой головой, ответил ученый, — по-моему мнению, здесь кроется какая-то тайна.
— Ну, а что же с раскопками? — спросил Гюйон. — Не знаете, снял губернатор свое запрещение?
Профессор скромно, как девушка, опустил глаза.
— Губернатор Хамадана, его светлость принц Абдул-Азис, — со смирением сказал он, — принимая во внимание мои лета, репутацию, о которой свидетельствуют мои титулы, и заслуги, которые я имел счастье лично ему оказать, удостоил меня разрешением производить раскопки, результаты которых всецело будут доставлены его светлости…
— Ах, вот оно что! — грубо перебил его лейтенант. — Это вы, значит, добились запрещения работ Кардика, чтобы занять его место! Конечно, сделано ловко. Но что касается меня, то я не могу сказать, чтобы это было честно.
— Господин лейтенант, — проговорил немец, бледнея, — вы оскорбляете меня.
— Со своей стороны и я должен заявить, — сухо проговорил доктор Арди, — что вполне разделяю мнение лейтенанта. Вообще роль, которую вы играете, мне кажется крайне подозрительной и недостойной порядочного человека.
— Даже более того, — вмешался Гюйон, — видя вас на месте наших друзей, мы имеем полное основание подозревать, не есть ли и само исчезновение их делом ваших рук.
— Клевета! Клевета! — вскричал профессор, подымая обе руки к небу. — Но я сумею разрушить составленный против меня гнусный заговор.
С этими словами он хотел уйти. Но лейтенант подал знак, и два солдата из его конвоя стали по обеим сторонам профессора.
— Остановитесь, господин Гассельфратц, — сказал твердо, но вежливо Гюйон. — Я имею фирман за собственноручной подписью шаха, предоставляющий Морицу Кардику исключительное право производить все раскопки около Хамадана. Этот же фирман дает мне полное право принимать всевозможные меры для сохранения безопасности французской археологической экспедиции. В силу этого права, находя поведение ваше подозрительным, я вас арестую и буду держать до тех пор, пока господин Кардик и его сестра не будут найдены. Итак, если вы знаете, где они теперь находятся, то советую вам сказать это немедленно для вашей же пользы.
— Эге, господин француз, уж не думаете ли вы, что ваши земляки сидят у меня в кармане? — злобно усмехнулся профессор. — Я протестую! Я протестую против вашего насилия! Я сейчас иду и обращусь к губернатору. Эй вы, сюда! — крикнул затем немец, обращаясь к персидским солдатам Абдул-Азиса.
— Вот фирман его величества! — сказал лейтенант, показывая пергамент, обернутый в зеленую шелковую обложку и помеченный государственной печатью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42