.. у него ноги толстые... Ели же вы его все там живого...
Человечек как-то странно фыркнул и исчез. Ротмистр сел на нары рядом с учителем, пощупал рукой его лоб, грудь и позвал его:
- Филипп!
Звук глухо отдался в грязных стенах ночлежки и замер.
- Это, брат, нелепо! - сказал ротмистр, тихонько приглаживая рукой растрёпанные волосы неподвижного учителя. Потом ротмистр прислушался к его дыханию, горячему и прерывистому, посмотрел в лицо, осунувшееся и землистое, вздохнул и, строго нахмурив брови, осмотрелся вокруг. Лампа была скверная: огонь в ней дрожал, и по стенам ночлежки молча прыгали чёрные тени. Ротмистр стал упорно смотреть на их безмолвную игру, разглаживая себе бороду. Пришёл Тяп`а с ведром воды, поставил его на нары рядом с головой учителя и, взяв его руку, поднял на своей руке, как бы взвешивая.
- Не надо воды, - махнул рукой ротмистр.
- Попа надо, - уверенно сказал старый тряпичник.
- Ничего не надо, - решил ротмистр. Они помолчали, глядя на учителя.
- Пойдём выпьем, старый чёрт!
- А он?
- Ты ему поможешь?
Тяп`а повернулся к учителю спиной, и они вышли во двор.
- Что там? - спросил Объедок, обращая к ротмистру свою острую морду.
- Ничего особенного. Умирает человек... - кратко сообщил ротмистр.
- Избили его? - поинтересовался Объедок.
Ротмистр не ответил, он пил водку.
- Как будто знал, что у нас есть чем поминки о нём справить, - сказал Объедок, закуривая папиросу.
Кто-то засмеялся, кто-то тяжело вздохнул. Дьякон вдруг как-то напрягся, пошлёпал губами, потёр лоб и дико взвыл:
- Иде же праведнии у-по-ко-я-ются-а!
- Ты! - зашипел Объедок, - что орёшь?
- Дай ему в рожу! - посоветовал ротмистр.
- Дурак! - раздался хрип Тяп`ы. - Когда человек кончается, нужно, чтобы тихо было.
Было достаточно тихо: и в небе, покрытом тучами, грозившем дождём, и на земле, одетой мрачной тьмой осенней ночи. Порой раздавался храп уснувших, бульканье наливаемой водки, чавканье. Дьякон что-то бормотал. Тучи плыли так низко, что казалось -вот они заденут за крышу старого дома и опрокинут его на группу этих людей.
- А... скверно на душе, когда умирает человек близкий... - заикаясь, проговорил ротмистр и склонил голову на грудь.
Никто ему не ответил.
- Среди вас - он был лучший... самый умный и порядочный... Мне жалко его...
- Со-о святы-ими упоко-ой... пой, кривая шельма! - забурлил дьякон, толкая в бок своего друга, дремавшего рядом с ним.
- Молчать!.. ты! - злым шёпотом воскликнул Объедок, вскакивая на ноги.
- Я его ударю по башке, - предложил Мартьянов, поднимая голову с земли.
- А ты не спишь? - необычайно ласково сказал Аристид Фомич. - Слышал? Учитель-то у нас...
Мартьянов тяжело завозился на земле, встал, посмотрел на полосы света, исходившего из двери и окон ночлежки, качнул головой и молча сел рядом с ротмистром.
- Выпьем? - предложил тот.
Ощупью отыскав стаканы, они выпили.
- Пойду посмотрю... - сказал Тяп`а, - может, ему надо чего.
- Гроб надо... - усмехнулся ротмистр.
- Не говорите вы про это, - глухим голосом попросил Объедок.
За Тяп`ой встал с земли Метеор. Дьякон тоже хотел встать, но свалился набок и громко выругался.
Когда Тяп`а ушёл, ротмистр ударил по плечу Мартьянова и вполголоса заговорил:
- Так-то, Мартьянов... Ты лучше других должен чувствовать... Ты был... впрочем, к чёрту это. Жалко тебе Филиппа?
- Нет, - помолчав, ответил бывший тюремщик. - Я, брат, ничего такого не чувствую... разучился... Мерзко так жить. Я серьёзно говорю, что убью кого-нибудь...
- Да? - неопределённо произнёс ротмистр. - Ну... что же? Выпьем ещё!
- Н-наше дел-ло маленькое... выпил - да ещё-о!
Это проснулся и блаженным тоном пропел Симцов.
- Братцы?! Кто тут? Налейте старику чарку!
Ему налили и подали. Выпив, он снова свалился, ткнувшись головой в чей-то бок.
Минуты две продолжалось молчание, такое же тёмное и жуткое, как эта осенняя ночь. Потом кто-то зашептал...
- Что? - раздался вопрос.
- Я говорю, славный он парень был. Голова, тихий такой, - говорили вполголоса.
- Деньги имел... и не жалел их для своего брата... - И опять наступило молчание.
- Кончается! - раздался хрип Тяп`ы над головой ротмистра.
Аристид Фомич встал и, усиленно твёрдо ступая ногами, пошёл в ночлежку.
- Пошто идёшь? - остановил его Тяп`а. - Не ходи. Пьяный ведь ты... нехорошо!
Ротмистр остановился, подумал:
- А что хорошо на этой земле? Пошёл ты к чёрту!
По стенам ночлежки всё прыгали тени, как бы молча борясь друг с другом. На нарах, вытянувшись во весь рост, лежал учитель и хрипел. Глаза у него были широко открыты, обнажённая грудь сильно колыхалась, в углах губ кипела пена, и на лице было такое напряжённое выражение, как будто он силился сказать что-то большое, трудное и - не мог и невыразимо страдал от этого.
Ротмистр стал перед ним, заложив руки за спину, И с минуту молча смотрел на него. Потом заговорил, болезненно наморщив лоб:
- Филипп! Скажи мне что-нибудь... слово утешения другу... брось!.. Я, брат, люблю тебя... Все люди - скоты, ты был для меня - человек... хотя ты пьяница! Ах, как ты пил водку, Филипп! Именно это тебя и погубило... А почему? Нужно было уметь владеть собою... и слушать меня. Р-разве я не говорил тебе, бывало...
Таинственная, всё уничтожающая сила, именуемая смертью, как бы оскорблённая присутствием этого пьяного человека при мрачном и торжественном акте её борьбы с жизнью, решила скорее кончить своё бесстрастное дело, - учитель, глубоко вздохнув, тихо простонал, вздрогнул, вытянулся и замер.
Ротмистр качнулся на ногах, продолжая свою речь.
- Хочешь, я принесу тебе водки? Но лучше не пей, Филипп... Сдержись, победи себя... А то выпей! Зачем, говоря прямо, сдерживать себя... Чего ради, Филипп? Верно? Чего ради?..
Он взял его за ногу и потянул к себе.
- А, ты уснул, Филипп? Ну... спи! Покойной ночи... Завтра я всё это разъясню тебе и ты убедишься, что ничего не надо запрещать себе... А теперь спи... если ты не умер...
Он вышел, сопровождаемый молчанием, и, придя к своим, объявил:
- Уснул... или умер... Не знаю... Я н-немножко пьян...
Тяп`а ещё более согнулся, осеняя свою грудь крестным знамением. Мартьянов молча поёжился и лёг на землю. Объедок стал быстро возиться на земле, вполголоса, злым и тоскливым тоном говоря:
- Чёрт вас всех возьми!.. Ну, умер! Ну, что же? Меня-то... мне зачем знать это? Зачем мне об этом рассказывать? Придёт время - я сам умру... не хуже его... Не хуже я других.
- Это верно! - громко говорил ротмистр, грузно опускаясь на землю. Придёт время, и все мы умрём не хуже других... ха-ха! Как мы проживём... это пустяки! Но мы умрём - как все. В этом - цель жизни, верьте моему слову. Ибо человек живёт, чтоб умереть. И умирает... И если это так - не всё ли равно, как он жил? Мартьянов, я прав? Выпьем же ещё... и ещё, пока живы...
Накрапывал дождь. Густая, душная тьма покрывала фигуры людей, валявшиеся на земле, скомканные сном или опьянением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18