Они хотят быть независимыми. Они рассужда-ют с мужьями с позиции силы. И это не так уж плохо у них получается. Сажают мужей в тюрьму, пишут на них бумаги. Да, но кого же тогда защищать мужчинам? Жалеть и любить? Самих себя, что ли?"
Зорин тяжко ворочается, он не может уснуть и то и дело курит. Мысли его вновь и вновь возвращаются к жене, к дочери. Телеэкран мерцает где-то в углу, слова передачи, не проникая в сознание, словно долбят по темени.
Голубевы возвращаются молча,- вероятно, поссорились еще во время сеанса. На вопрос, понравилась ли картина, Сашка бурчит себе под нос: "Шедевр!" Идет в ванную и долго не вылезает оттуда. Затем, босиком и в одних трусах, он ходит по ковру, выкидывая костлявые ноги. Теплая ванна вновь приводит его в добродушное состояние, он философствует:
- Вот, объясни мне пушкинского Савельича. Только с марксистских позиций. Да? Ну это ты брось. Брось! А помнишь заячий тулупчик? Старик даже записал его в реестр разграбленных пугачевцами вещей. Не струсил. Вот тебе и лакей.
- Саш, чего бы ты хотел после смерти? - Зорин выключает голубевский телевизор.
- Что?
- Чего бы ты хотел после смерти?
- Чтобы выстригли волосы в носу. Ненавижу, когда у покойника торчат из носу волосы.
- Глупый дурак! - слышится с кухни голос Сашкиной жены.- Говорит и сам не знает чего.
- Знаю,- Голубев подмигивает.- Подруга дней моих суровых, а ты не боишься смерти?
- Вынеси лучше ведро.
- Вот! Она ни черта не боится.- Голубев натягивает спортивные штаны.Даже смерти.
- И возьми корзинку, наберешь в подвале картошки.
Голубев возвращается с картошкой и с пустым мусорным ведром. Зорин сквозь сон слышит, как они с женой добродушно поругиваются. Прежде чем идти спать, Сашка садится на пол:
- Костя, а Костя?
- Что?
- Почему бы вам с Тонькой не помириться? Не дурачься. В твоем возрасте начинают понимать даже фортепьянную музыку... Что? Ладно, дрыхни. Не хочешь слушать лучших и преданнейших друзей.
* * *
Утром, придя на объект, Зорин едва успевает провести пятиминутку и поговорить с брига-дирами. По телефону его вызывает к себе Воробьев. Зорин едет в контору. В комнате ПТО он рассеянно здоровается и курит с Фридбургом.
- Этот у себя?
- Здесь.- Фридбург берет Зорина за локоть.- Брось, старик. Не задирайся...
Зорин, не отвечая, идет в кабинет Воробьева.
- Садитесь, товарищ Зорин.- Воробьев берет со стола какую-то бумажку.Администра-тивная комиссия советует нам уволить вас с работы...
- Да?
- По статье...
- Мне не интересно по какой статье.- Зорин спокойно встает со стула.Когда можно получить документы?
- Рекомендую написать заявление.
Зорин пишет заявление прямо в кабинете у Воробьева.
Воробьев старательно ставит резолюцию: "Просьбу удовлетворить". Зорин, тоже старатель-но, прикрывает за собой дверь, идет по коридору, прямо в отдел кадров.
Здесь, за столом начальника отдела кадров, как за своим, сидит почему-то сам Кузнецов. Видно, вышел из отпуска раньше времени. Начальник стройуправления загорел, встретил весну где-то на юге. Глаза его при виде Зорина загораются веселыми огоньками. Он здоровается с Зориным за руку и, видимо, сразу соображает, что к чему, осторожно выманивает у Зорина листок бумаги:
- Ну, ну, что это у тебя за цидуля?
Зорин пытается не отдавать заявление. Но Кузнецов настойчиво и как бы шутя добивается своего. Он берет заявление и, не читая, задумчиво складывает, рвет пополам, потом на четвертуш-ки... Бросает обрывки в корзину:
- Что у тебя с шестидесятиквартирным? Гляди, чтобы к Октябрьской, как штык...
Зорину хочется возмутиться, но у него ничего из этого не выходит.
- Андрей Семенович...
- А как на трассе? Плывун все еще есть?
- Шпунт приходится бить.
- Давай!
Кузнецов чешет затылок, разглядывая очередную, подсунутую кем-то бумагу. Он еще не дошел даже до кабинета, его осаждают со всех сторон. Зорин вздыхает и, потоптавшись, расте-рянно поворачивается. Выходит. У дверей в коридоре он замирает еще на секунду, потом, махнув рукой, выбегает на улицу и едет на объект с первым же самосвалом.
Самосвал рычит и катит мимо трестовского дома, огибает универмаг с фигурами тонконогих женских манекенов.
"Завтра получка,- вспоминается Зорину.- Надо купить Тоньке обещанный гздээровский плащ... Кажется, у нее сорок четвертый. Или сорок шестой?"
Солнце греет и бьет в упор, прямо в кабину. Зима снова кончилась, зоринская сороковая зима. Идут обычные будни. Весенние будни прораба Зорина. Ка. Пе. Стоп!
Вот он, его шестидесятиквартирный. Дядя Паша кладет уже третий этаж. Плотники сколачи-вают времянки, лебедка тарахтит, а самое главное... "Что главное? Все главное. Ничего, еще поскрипим. Сегодня Ляльку выписывают из больницы..." Зорин, улыбаясь шоферу, распахивает полушубок и на ходу прыгает из кабины.

1 2 3 4 5 6 7 8 9