— Утечка полезного времени.
— А вообще, — рассудительно сказал Солнышкин, — если изобретателю снятся козы, то почему изобретению не чокнуться?
— Не обижай Морячка, Солнышкин… И Перчиков, который хотел сказать роботу что-то обидное, смолчал, припомнив, что Морячок вёл себя всё время разумно. Прекрасно играл в шахматы. В радиорубку приносил от Борщика сухари, а боцман в нового матроса просто влюбился и приговаривал: «Ну и молоток! Не хуже медведиков!», потому что не умевший спать Морячок в свободное от вахты время брал швабру и начинал драить палубу.
Морячок то молчал, то к чему-то прислушивался, поворачиваясь грудью к ветру. И вдруг, притопывая на месте, запел каким-то чужим голосом:
Ровно в двадцать четыре часа Совершим кругосветку, ребята…
Потом сказал: «Ах, я дурак!» — и попытался хлопнуть себя по лбу.
— Совсем рехнулся! — удивился Перчиков и хотел выпроводить его из рубки, но тут вдали что-то засветилось, засверкало.
Наблюдавший в бинокль Моряков скомандовал:
— Малый ход! — И сказал: — Странно, очень странно…
— Смотри, смотри! — крикнул Солнышкин. Но Перчиков и вся команда «Даёшь!» уже всматривались в ночную даль с тревожным недоумением: среди открывшегося ледяного поля возникала ледяная гора…
— Включить прожекторы! — приказал Моряков, и под вспыхнувшими лучами перед участниками экспедиции за ледяной стеной засверкало обросшее сосульками фантастическое судно, на борту которого горбился какой-то мамонт.
Но ещё удивительней было то, что стена — громадная ледовая стена — на глазах у всех продолжала расти, и не какие-нибудь кристаллы, а целые куски льда всё поднимались и поднимались вверх, будто кто-то возводил укрепления.
Моряков нахмурил брови. Ничего подобного полярный капитан не видел даже в Антарктиде. Последняя стадия обмерзания!
«Есть ли там кто-нибудь живой?» — подумал он. А стоявший на баке боцман Бурун, не дожидаясь команды и опередив всех, крикнул:
— Эй, на «Светлячке», принимай буксир! И в ответ донёсся давно забытый, но такой знакомый голос:
— Плавали! Знаем!
ЛИЧНОЕ КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ
Пока Моряков, Солнышкин и вся команда «Даёшь!» спешили на помощь погибающим, жизнь на «Светлячке» тоже не стояла на месте.
Лауреат будущей премии порывисто исписывал нотами листок за листком. Репортажик бегал по холодному кубрику и хлопал себя рукой по голове:
— Я его прославил! Я первый сообщил о зимовке! А он меня — учить «Навигацию»! — И Репортажик хлопнул себя ещё и учебником.
— Так это ты сообщил? — спросил Барьерчик.
— Я! — Репортажик похлопал ладонью по висевшему на груди фотоаппарату.
— А как же ты о зимовке узнал?
— Я сам видел, — Репортажик показал пальцем вниз.
— Откуда?
— С самолёта!
— С самолёта? — Барьерчик горько засмеялся. — Он видел с самолёта, а мы тут лови собак и жуй компот из камбалы!
И к удивлению задравшего голову Репортажика, курсант ударил учебником по столу:
— Тогда учи «Навигацию»!
Смущённый Репортажик захлопал ресницами, присел на край кефирного ящика, а Барьерчик, вышагивая метр туда, метр обратно, воскликнул:
— Люди совершают кругосветку, воюют со штормами, а мы из-за этих банок-бутылок, — он посмотрел на Репортажика, — сидим среди дурацкого льда в этой каморе! — Он ткнул сапогом в звякнувший ящик.
— Ну, мы тоже совершаем кругосветное плавание или кругосветный полёт, — сказал начальник.
— Мы — кругосветное плавание? — Барьерчик с сожалением взглянул на него.
— Да! — сказал начальник. — Совершенно точно! Каждый из нас в сутки совершает кругосветное путешествие — с кораблём, или с домом, или с кроватью. Мы и сейчас с льдиной и «Светлячком» совершаем оборот вокруг Земли — в двадцать четыре часа. И не такое уж это маленькое плавание. — Глаза начальника вспыхнули. — Дело только в том, что за это плавание мы успеем сделать. Один двадцать четыре часа проспит, другой — напишет песню. — Он нарисовал в воздухе пальцем музыкальный ключ. — Один сделает глупость, другой — открытие. Один кого-то предаст, другой — спасёт человечество. Один решит мировую проблему, а другой — не выучит дважды два. И всё это в двадцать четыре часа! Только нужно чувствовать, какое это важное плавание, и быть толковым капитаном! Слышите, как мы быстро плывём?
Начальник прислушался.
Барьерчик тоже загорелся. Ему показалось, что он видит бег звёзд, слышит, как летит «Светлячок», как вместе с ним летит вокруг Земли остров Камбала. Ему почудился невероятный полёт океанского ветра.
Но через минуту Барьерчик угас и усмехнулся.
В кубрике была тишина. Слышалось грустное звяканье бутылок и какие-то быстрые удары, будто по льду, с пыхтением, в несколько рук били ломом.
— Вот мы и плывём с этой дурацкой льдиной, — сказал Барьерчик. — За двадцать четыре часа мы при помощи этого друга, — он кивнул на корреспондента, — наделали столько глупостей!
— Но я не знал, что можно выбраться. Я немедленно напишу статью. Я докажу! — И Репортажик стал искать в кармане авторучку.
Удары за бортом стали сильней и чаще. Барьерчик хотел выглянуть в коридор, но дверь оказалась запертой.
— Нашёл первоклассников! — сказал Барьерчик. — Посадил под замок. Еще без обеда оставит! — И курсант стукнул в дверь кулаком.
Но начальник вскинул вверх палец: «Тихо!»
— Вы что, боитесь? — удивился курсант.
— Я — боюсь?! — сказал начальник, но вдруг снова замахал руками и прислушался. — Тихо, тихо! — попросил он. — Получается настоящая песня! Сначала будет про бурю, про ветер — как у Дунаевского, а потом… потом вот так. — И он пропел:
Ровно в двадцать четыре часа Совершим кругосветку, ребята!
Только нужен инструмент.
— Инструмент? — Барьерчик подумал, выставил на стол десяток кефирных бутылок и с усмешкой постучал по ним карандашом.
— А что?! — Начальник быстро расставил их в каком-то порядке, провёл пальцем по горлышкам и, постукивая то по одной, то по другой, стал напевать бодрый мотив.
Начальник напевал. Барьерчик прислушивался.
А рядом сидел Репортажик и, хлопая себя по голове, причитал:
— Ах, я дурак! Вот дурак!
Это, кажется, были те самые слова, которые уловил незаслуженно обиженный Морячок.
Звучали эти слова в кубрике «Светлячка» так громко, что заглушали удары лома и крики на льдине, где Плавали-Знаем, Васька и Уточка строили ледяные укрепления.
А в кубрике стоял Барьерчик и смотрел то на ящик из-под кефира, то на иллюминатор так решительно, будто наконец задумал взять самый главный барьер если не в жизни, то в двадцатичетырехчасовом кругосветном плавании, которое он совершал на борту «Светлячка». Как ни странно, слова начальника запомнились и тревожили, а его мелодия, ещё до конца не ясная, начинала звучать и призывала действовать.
Но вдруг курсант перевёл взгляд на дверь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— А вообще, — рассудительно сказал Солнышкин, — если изобретателю снятся козы, то почему изобретению не чокнуться?
— Не обижай Морячка, Солнышкин… И Перчиков, который хотел сказать роботу что-то обидное, смолчал, припомнив, что Морячок вёл себя всё время разумно. Прекрасно играл в шахматы. В радиорубку приносил от Борщика сухари, а боцман в нового матроса просто влюбился и приговаривал: «Ну и молоток! Не хуже медведиков!», потому что не умевший спать Морячок в свободное от вахты время брал швабру и начинал драить палубу.
Морячок то молчал, то к чему-то прислушивался, поворачиваясь грудью к ветру. И вдруг, притопывая на месте, запел каким-то чужим голосом:
Ровно в двадцать четыре часа Совершим кругосветку, ребята…
Потом сказал: «Ах, я дурак!» — и попытался хлопнуть себя по лбу.
— Совсем рехнулся! — удивился Перчиков и хотел выпроводить его из рубки, но тут вдали что-то засветилось, засверкало.
Наблюдавший в бинокль Моряков скомандовал:
— Малый ход! — И сказал: — Странно, очень странно…
— Смотри, смотри! — крикнул Солнышкин. Но Перчиков и вся команда «Даёшь!» уже всматривались в ночную даль с тревожным недоумением: среди открывшегося ледяного поля возникала ледяная гора…
— Включить прожекторы! — приказал Моряков, и под вспыхнувшими лучами перед участниками экспедиции за ледяной стеной засверкало обросшее сосульками фантастическое судно, на борту которого горбился какой-то мамонт.
Но ещё удивительней было то, что стена — громадная ледовая стена — на глазах у всех продолжала расти, и не какие-нибудь кристаллы, а целые куски льда всё поднимались и поднимались вверх, будто кто-то возводил укрепления.
Моряков нахмурил брови. Ничего подобного полярный капитан не видел даже в Антарктиде. Последняя стадия обмерзания!
«Есть ли там кто-нибудь живой?» — подумал он. А стоявший на баке боцман Бурун, не дожидаясь команды и опередив всех, крикнул:
— Эй, на «Светлячке», принимай буксир! И в ответ донёсся давно забытый, но такой знакомый голос:
— Плавали! Знаем!
ЛИЧНОЕ КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ
Пока Моряков, Солнышкин и вся команда «Даёшь!» спешили на помощь погибающим, жизнь на «Светлячке» тоже не стояла на месте.
Лауреат будущей премии порывисто исписывал нотами листок за листком. Репортажик бегал по холодному кубрику и хлопал себя рукой по голове:
— Я его прославил! Я первый сообщил о зимовке! А он меня — учить «Навигацию»! — И Репортажик хлопнул себя ещё и учебником.
— Так это ты сообщил? — спросил Барьерчик.
— Я! — Репортажик похлопал ладонью по висевшему на груди фотоаппарату.
— А как же ты о зимовке узнал?
— Я сам видел, — Репортажик показал пальцем вниз.
— Откуда?
— С самолёта!
— С самолёта? — Барьерчик горько засмеялся. — Он видел с самолёта, а мы тут лови собак и жуй компот из камбалы!
И к удивлению задравшего голову Репортажика, курсант ударил учебником по столу:
— Тогда учи «Навигацию»!
Смущённый Репортажик захлопал ресницами, присел на край кефирного ящика, а Барьерчик, вышагивая метр туда, метр обратно, воскликнул:
— Люди совершают кругосветку, воюют со штормами, а мы из-за этих банок-бутылок, — он посмотрел на Репортажика, — сидим среди дурацкого льда в этой каморе! — Он ткнул сапогом в звякнувший ящик.
— Ну, мы тоже совершаем кругосветное плавание или кругосветный полёт, — сказал начальник.
— Мы — кругосветное плавание? — Барьерчик с сожалением взглянул на него.
— Да! — сказал начальник. — Совершенно точно! Каждый из нас в сутки совершает кругосветное путешествие — с кораблём, или с домом, или с кроватью. Мы и сейчас с льдиной и «Светлячком» совершаем оборот вокруг Земли — в двадцать четыре часа. И не такое уж это маленькое плавание. — Глаза начальника вспыхнули. — Дело только в том, что за это плавание мы успеем сделать. Один двадцать четыре часа проспит, другой — напишет песню. — Он нарисовал в воздухе пальцем музыкальный ключ. — Один сделает глупость, другой — открытие. Один кого-то предаст, другой — спасёт человечество. Один решит мировую проблему, а другой — не выучит дважды два. И всё это в двадцать четыре часа! Только нужно чувствовать, какое это важное плавание, и быть толковым капитаном! Слышите, как мы быстро плывём?
Начальник прислушался.
Барьерчик тоже загорелся. Ему показалось, что он видит бег звёзд, слышит, как летит «Светлячок», как вместе с ним летит вокруг Земли остров Камбала. Ему почудился невероятный полёт океанского ветра.
Но через минуту Барьерчик угас и усмехнулся.
В кубрике была тишина. Слышалось грустное звяканье бутылок и какие-то быстрые удары, будто по льду, с пыхтением, в несколько рук били ломом.
— Вот мы и плывём с этой дурацкой льдиной, — сказал Барьерчик. — За двадцать четыре часа мы при помощи этого друга, — он кивнул на корреспондента, — наделали столько глупостей!
— Но я не знал, что можно выбраться. Я немедленно напишу статью. Я докажу! — И Репортажик стал искать в кармане авторучку.
Удары за бортом стали сильней и чаще. Барьерчик хотел выглянуть в коридор, но дверь оказалась запертой.
— Нашёл первоклассников! — сказал Барьерчик. — Посадил под замок. Еще без обеда оставит! — И курсант стукнул в дверь кулаком.
Но начальник вскинул вверх палец: «Тихо!»
— Вы что, боитесь? — удивился курсант.
— Я — боюсь?! — сказал начальник, но вдруг снова замахал руками и прислушался. — Тихо, тихо! — попросил он. — Получается настоящая песня! Сначала будет про бурю, про ветер — как у Дунаевского, а потом… потом вот так. — И он пропел:
Ровно в двадцать четыре часа Совершим кругосветку, ребята!
Только нужен инструмент.
— Инструмент? — Барьерчик подумал, выставил на стол десяток кефирных бутылок и с усмешкой постучал по ним карандашом.
— А что?! — Начальник быстро расставил их в каком-то порядке, провёл пальцем по горлышкам и, постукивая то по одной, то по другой, стал напевать бодрый мотив.
Начальник напевал. Барьерчик прислушивался.
А рядом сидел Репортажик и, хлопая себя по голове, причитал:
— Ах, я дурак! Вот дурак!
Это, кажется, были те самые слова, которые уловил незаслуженно обиженный Морячок.
Звучали эти слова в кубрике «Светлячка» так громко, что заглушали удары лома и крики на льдине, где Плавали-Знаем, Васька и Уточка строили ледяные укрепления.
А в кубрике стоял Барьерчик и смотрел то на ящик из-под кефира, то на иллюминатор так решительно, будто наконец задумал взять самый главный барьер если не в жизни, то в двадцатичетырехчасовом кругосветном плавании, которое он совершал на борту «Светлячка». Как ни странно, слова начальника запомнились и тревожили, а его мелодия, ещё до конца не ясная, начинала звучать и призывала действовать.
Но вдруг курсант перевёл взгляд на дверь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25