Над ними подтрунивали. Горбатенький литератор ревновал и говорил Лугановичу колкости.
В самом разгаре вечера Нина Сергеевна обратилась к Лугановичу, протягивая свою маленькую записную книжечку, на золотой тоненькой цепочке прикрепленную к поясу.
- Напишите мне что-нибудь на память...
Луганович взял книжечку, и вдруг мгновенная дерзкая мысль ослепила его. Он вытащил карандашик и написал:
"Я готов отдать все что угодно, чтобы вы хоть на час принадлежали мне!.."
Было немного страшно, когда он отдавал ей книжечку, и он прилагал огромные усилия, чтобы смотреть нагло и прямо. Нина Сергеевна, закрывая книжечку от любопытных глазок горбатенького литератора, низко нагнулась и долго читала. У Лугановича замирало сердце. Он видел, как слегка, а потом все больше и больше краснело ее маленькое розовое ухо и край щеки.
- Что он вам написал?.. - любопытно сверкнул глазками горбатенький литератор.
- А вам какое дело?.. - вырывая книжечку, ответила Нина, взглянула мельком на Лугановича и отвернулась.
Луганович ждал ответа, но она обратилась к актрисе и стала говорить и смеяться, как бы совсем не замечая его. Сердце Лугановича екнуло, и ему стало стыдно, точно он сделал большую глупость.
Правда, в течение вечера он несколько раз ловил мимолетные, пытливые взгляды больших блестящих глаз, но Нина Сергеевна, видимо, избегала его и все внимание снова перенесла на горбатенького литератора, который стал смотреть на Лугановича с видом победителя.
Мужчины все были уже пьяны, и даже у Лугановича шумело в голове. Маленькая актриса совсем побледнела и, видимо, изнемогала от усталости. Одна Нина Сергеевна была свежа, весела и блестяща как ни в чем не бывало. Только щеки и уши у нее горели.
Наконец собрались разъезжаться. Когда все встали, Луганович успел шепнуть Нине:
- Так вы мне ничего не ответили?..
- Что же мне ответить? - холодно спросила Нина, на мгновение окидывая его высокомерным взглядом. - Что вы чересчур смелы, что ли?
Луганович хотел что-то сказать, но Нина Сергеевна уже отвернулась.
Толпой они вышли в коридор. Горбатенький литератор забегал сбоку Нины, Луганович шел сзади всех. Он был совершенно уничтожен и почти возненавидел эту прелестную женщину.
На подъезде тихо толковали, кому и с кем ехать.
Толстый Воронов убеждал прокатиться еще в "Яр", но усталая актриса отказалась. Нина Сергеевна уже сидела на лихаче, когда вдруг Луганович услышал ее зов.
- Идите сюда!.. Проводите меня!.. - повелительно сказала она.
Мужчины лезли целовать ей руки, она смеялась, пока Луганович, ощущая, как от смутного предчувствия дрожат у него ноги, усаживался в пролетку, забежав со стороны улицы.
- Изменница!.. - трагически завопил Вержбилович, совершенно пьяный. Вы же обещали мне...
Нина Сергеевна смеялась.
- Мы ведь старые друзья!.. - ядовито вставил горбатенький литератор и так посмотрел на Лугановича, точно хотел вонзить ему в сердце отравленный кинжал.
Когда лихач тронулся и вороная лошадь, упруго забирая землю, пошла мерить странно широкую ночную улицу, Нина Сергеевна вдруг обернулась к Лугановичу, и он вздрогнул от выражения ее лица: оно было бледно, только на щеках горели темные пятна, губы были полураскрыты, веки приспущены. Он не смел верить себе и ждал.
- Ну!.. - сквозь зубы сказала она нетерпеливо.
Луганович наклонился к ней, прижал ее голову к углу пролетки на упругую подушку и замер в страстном ненасытном поцелуе.
Пролетка летела, встряхивая на ухабах, мимо мелькали фонари, темные окна и какие-то одинокие люди. Губы срывались, но они не прекращали поцелуя, в котором он чувствовал ее холодноватые твердые зубы. Наконец Нина Сергеевна откинулась назад, бледная, истомленная.
- Куда мы поедем?.. - почти злобно спросила она, и Луганович почувствовал, как ее острые ноготки больно вонзаются ему в руку.
Он растерялся. Неожиданная близость того, чего он так желал, почти испугала. Все это было так внезапно. К тому же Луганович совсем не знал Москвы.
- Не знаю... я первый раз в Москве... - сказал он.
Нина Сергеевна просидела минуты две молча, странно глядя прямо перед собою. Потом повернулась к кучеру и спокойно, повелительно сказала:
- Прямо... Я скажу куда...
XXIII
Под воротами странного здания оказалось так темно, что не видно было ни кучера, ни лошади. Низенькая дверь с матовым, изнутри освещенным окном смутно желтела в темноте.
Нина Сергеевна вышла первая, и, стоя на ступеньке крылечка, терпеливо ждала, пока Луганович, торопясь и путаясь, рассчитывался с извозчиком. Ему было неловко перед этим бородатым, наглым мужиком.
Когда же Луганович, пряча кошелек в карман, подошел к ней, Нина Сергеевна уверенно толкнула дверь, и они вошли в полутемный широкий коридор, по обеим сторонам которого шел ряд дверей. Совершенно лысый лакей в зеленом фартуке медленно поднялся навстречу.
- Номер!.. - резко сказала Нина Сергеевна и быстро пошла вперед по коридору.
Лакей обогнал ее, пытливо оглядел Лугановича и отворил дверь в темную, душную комнату. Лугановича не оставляло смешанное чувство неловкости, гадливости и нетерпения. Было что-то скверное в этом пригашенном свете, темных запертых дверях, мягком ковре, совершенно скрадывающем шаги, в блестящей лысине привычного лакея.
"Неужели она уже была здесь?.." - думал Луганович, глядя на уверенные движения Нины Сергеевны, и его пугала эта мысль.
Номер был маленький, с мебелью в стиле модерн, тяжелыми портьерами на окнах, гравюрами голых женщин на стенах, с большим мутным зеркалом. Негнущиеся темно-зеленые драпри отделяли маленькую спальню с чересчур большим умывальником и широкой, на ночь постланной кроватью.
Нина Сергеевна, стоя посреди комнаты, спокойно огляделась кругом и, как будто удовлетворившись осмотром, сказала лакею:
- Хорошо... Можете идти.
Лакей вышел, плотно затворив дверь.
Нина Сергеевна подождала, пока стихли его шаги в коридоре, потом повернулась к Лугановичу и подставила плечи, чтобы он снял ее широкое манто. Луганович схватил ее в объятия и, всем телом прижавшись друг к другу, они долго и жадно целовались, точно влюбленные, наконец оставшиеся вдвоем.
Потом он помог снять манто, и, пока вешал его в крошечной передней, Нина Сергеевна подошла к зеркалу и сняла шляпу. Глядя, как она привычным жестом вынимает длинные шпильки и аккуратно складывает их на подзеркальник, слегка прищуренными глазами пытливо разглядывая себя в зеркало, Луганович опять, с прежним неприятным испугом, подумал, что она здесь не в первый раз.
Наконец Нина Сергеевна села на диван и жестом указала ему место возле себя.
Что-то странное делалось с Лугановичем: он дрожал от нетерпения скорее обладать этой красивой женщиной, но чувство неопределенной гадливости росло в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
В самом разгаре вечера Нина Сергеевна обратилась к Лугановичу, протягивая свою маленькую записную книжечку, на золотой тоненькой цепочке прикрепленную к поясу.
- Напишите мне что-нибудь на память...
Луганович взял книжечку, и вдруг мгновенная дерзкая мысль ослепила его. Он вытащил карандашик и написал:
"Я готов отдать все что угодно, чтобы вы хоть на час принадлежали мне!.."
Было немного страшно, когда он отдавал ей книжечку, и он прилагал огромные усилия, чтобы смотреть нагло и прямо. Нина Сергеевна, закрывая книжечку от любопытных глазок горбатенького литератора, низко нагнулась и долго читала. У Лугановича замирало сердце. Он видел, как слегка, а потом все больше и больше краснело ее маленькое розовое ухо и край щеки.
- Что он вам написал?.. - любопытно сверкнул глазками горбатенький литератор.
- А вам какое дело?.. - вырывая книжечку, ответила Нина, взглянула мельком на Лугановича и отвернулась.
Луганович ждал ответа, но она обратилась к актрисе и стала говорить и смеяться, как бы совсем не замечая его. Сердце Лугановича екнуло, и ему стало стыдно, точно он сделал большую глупость.
Правда, в течение вечера он несколько раз ловил мимолетные, пытливые взгляды больших блестящих глаз, но Нина Сергеевна, видимо, избегала его и все внимание снова перенесла на горбатенького литератора, который стал смотреть на Лугановича с видом победителя.
Мужчины все были уже пьяны, и даже у Лугановича шумело в голове. Маленькая актриса совсем побледнела и, видимо, изнемогала от усталости. Одна Нина Сергеевна была свежа, весела и блестяща как ни в чем не бывало. Только щеки и уши у нее горели.
Наконец собрались разъезжаться. Когда все встали, Луганович успел шепнуть Нине:
- Так вы мне ничего не ответили?..
- Что же мне ответить? - холодно спросила Нина, на мгновение окидывая его высокомерным взглядом. - Что вы чересчур смелы, что ли?
Луганович хотел что-то сказать, но Нина Сергеевна уже отвернулась.
Толпой они вышли в коридор. Горбатенький литератор забегал сбоку Нины, Луганович шел сзади всех. Он был совершенно уничтожен и почти возненавидел эту прелестную женщину.
На подъезде тихо толковали, кому и с кем ехать.
Толстый Воронов убеждал прокатиться еще в "Яр", но усталая актриса отказалась. Нина Сергеевна уже сидела на лихаче, когда вдруг Луганович услышал ее зов.
- Идите сюда!.. Проводите меня!.. - повелительно сказала она.
Мужчины лезли целовать ей руки, она смеялась, пока Луганович, ощущая, как от смутного предчувствия дрожат у него ноги, усаживался в пролетку, забежав со стороны улицы.
- Изменница!.. - трагически завопил Вержбилович, совершенно пьяный. Вы же обещали мне...
Нина Сергеевна смеялась.
- Мы ведь старые друзья!.. - ядовито вставил горбатенький литератор и так посмотрел на Лугановича, точно хотел вонзить ему в сердце отравленный кинжал.
Когда лихач тронулся и вороная лошадь, упруго забирая землю, пошла мерить странно широкую ночную улицу, Нина Сергеевна вдруг обернулась к Лугановичу, и он вздрогнул от выражения ее лица: оно было бледно, только на щеках горели темные пятна, губы были полураскрыты, веки приспущены. Он не смел верить себе и ждал.
- Ну!.. - сквозь зубы сказала она нетерпеливо.
Луганович наклонился к ней, прижал ее голову к углу пролетки на упругую подушку и замер в страстном ненасытном поцелуе.
Пролетка летела, встряхивая на ухабах, мимо мелькали фонари, темные окна и какие-то одинокие люди. Губы срывались, но они не прекращали поцелуя, в котором он чувствовал ее холодноватые твердые зубы. Наконец Нина Сергеевна откинулась назад, бледная, истомленная.
- Куда мы поедем?.. - почти злобно спросила она, и Луганович почувствовал, как ее острые ноготки больно вонзаются ему в руку.
Он растерялся. Неожиданная близость того, чего он так желал, почти испугала. Все это было так внезапно. К тому же Луганович совсем не знал Москвы.
- Не знаю... я первый раз в Москве... - сказал он.
Нина Сергеевна просидела минуты две молча, странно глядя прямо перед собою. Потом повернулась к кучеру и спокойно, повелительно сказала:
- Прямо... Я скажу куда...
XXIII
Под воротами странного здания оказалось так темно, что не видно было ни кучера, ни лошади. Низенькая дверь с матовым, изнутри освещенным окном смутно желтела в темноте.
Нина Сергеевна вышла первая, и, стоя на ступеньке крылечка, терпеливо ждала, пока Луганович, торопясь и путаясь, рассчитывался с извозчиком. Ему было неловко перед этим бородатым, наглым мужиком.
Когда же Луганович, пряча кошелек в карман, подошел к ней, Нина Сергеевна уверенно толкнула дверь, и они вошли в полутемный широкий коридор, по обеим сторонам которого шел ряд дверей. Совершенно лысый лакей в зеленом фартуке медленно поднялся навстречу.
- Номер!.. - резко сказала Нина Сергеевна и быстро пошла вперед по коридору.
Лакей обогнал ее, пытливо оглядел Лугановича и отворил дверь в темную, душную комнату. Лугановича не оставляло смешанное чувство неловкости, гадливости и нетерпения. Было что-то скверное в этом пригашенном свете, темных запертых дверях, мягком ковре, совершенно скрадывающем шаги, в блестящей лысине привычного лакея.
"Неужели она уже была здесь?.." - думал Луганович, глядя на уверенные движения Нины Сергеевны, и его пугала эта мысль.
Номер был маленький, с мебелью в стиле модерн, тяжелыми портьерами на окнах, гравюрами голых женщин на стенах, с большим мутным зеркалом. Негнущиеся темно-зеленые драпри отделяли маленькую спальню с чересчур большим умывальником и широкой, на ночь постланной кроватью.
Нина Сергеевна, стоя посреди комнаты, спокойно огляделась кругом и, как будто удовлетворившись осмотром, сказала лакею:
- Хорошо... Можете идти.
Лакей вышел, плотно затворив дверь.
Нина Сергеевна подождала, пока стихли его шаги в коридоре, потом повернулась к Лугановичу и подставила плечи, чтобы он снял ее широкое манто. Луганович схватил ее в объятия и, всем телом прижавшись друг к другу, они долго и жадно целовались, точно влюбленные, наконец оставшиеся вдвоем.
Потом он помог снять манто, и, пока вешал его в крошечной передней, Нина Сергеевна подошла к зеркалу и сняла шляпу. Глядя, как она привычным жестом вынимает длинные шпильки и аккуратно складывает их на подзеркальник, слегка прищуренными глазами пытливо разглядывая себя в зеркало, Луганович опять, с прежним неприятным испугом, подумал, что она здесь не в первый раз.
Наконец Нина Сергеевна села на диван и жестом указала ему место возле себя.
Что-то странное делалось с Лугановичем: он дрожал от нетерпения скорее обладать этой красивой женщиной, но чувство неопределенной гадливости росло в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34