связанной и хозяина, ждущего благодарности. После непродолжительной борьбы и слез она, конечно, примет совершившееся как нечто неизбежное и сделается любовницей миллионера. Ново и остро будет наслаждение ее стыдом и девственным телом, а потом она оденется в шикарные платья и сделается обыкновенной содержанкой.
Так неизбежно, просто и страшно показалось это Мижуеву.
"А почему?.. - спросил он себя. - Может быть, это будет вовсе не так: может, мы останемся друзьями, "или она полюбит меня, и в ее нетронутой жизни и моя станет свежей и здоровой?.. Почему я жду только мерзости, ведь жизнь другая существует - люди живут счастливо и искренне... что ж я?.. Или я сам ношу в себе зародыш болезни, и все, к чему прикоснусь, должно обращаться в пошлость, в мертвечину?.. Это кошмар!.. Я болен и убиваю себя какими-то галлюцинациями...
Лицо Мижуева покрылось так, точно острие вонзилось в сердце, и почему-то стало ему страшно оставаться в этой раздражающей глупой толпе. Он вышел из сада, пошел в маленький ресторанчик над морем и один сел за столик на веранде.
- Федор Иваныч! Что вы тут один? - закричал кто-то с набережной, и толстый, наглый и грязноватый Подгурский, сверкая голодными глазами и выпученным парусиновым жилетом, подошел к нему.
- Здравствуйте... Скучаете?
Он сел возле и спросил:
- Ну, Федор Иваныч, чего же мы выпьем?..
Мижуев улыбнулся. В присутствии этого и несчастного, и наглого человека он почему-то чувствовал себя легче. Как-то просто выходило у Подгурского это голодное желание поживы. Оно было естественно и совершенно откровенно, а между тем чувствовалось, что отношения его к Мижуеву основаны не на том, даст или не даст он денег.
Он сразу увидел, что Мижуев скучает, и на его забулдыжном лице отразилось искреннее желание развеселить, чтобы было весело вообще.
- А знаете новость?.. Опалов вчера выиграл у Пархоменко тысячу триста рублей!
- Разве?.. - с добродушной деликатностью представился заинтересованным Мижуев.
- Да. И знаете, что он сделал прежде всего?.. Сейчас же схватил ту самую Эмму и помчался куда-то столь поспешно, что даже галстук забыл. То-то блаженство!..
- Немного же ему надо для блаженства! - улыбнулся Мижуев.
- Это для вас немного, а для Опалова, у которого жена ходит в фланелевом капоте и беременна каждые три месяца, который думает, что двадцатипятирублевая кокотка из "Аквариума" есть предел женской прелести, для него это целый новый мир - духов, холеного тела, кружев, роскоши, изощренного сладострастия!.. О!..
Мижуев с презрительным добродушием подумал, что для такого маленького бедного человека, как Опалов, это и в самом деле счастье, и даже нечто похожее на зависть шевельнулось в нем.
- А знаете что?.. - неожиданно оживился Подгурский. - Поедем в казино!
- Что мы там будем делать?
- Как что? - играть! - произнес Подгурский таким тоном, точно обрадовал Мижуева.
- Нет, что ж... - вяло отозвался Мижуев. - Скучно.
- Ну, поедем к Эмме - посмотрим, как Опалов там наслаждается!
Мижуев не ответил, и Подгурский, мгновенно угадав отказ, быстро перескочил дальше:
- Чем же вам угодить?.. - он с затрудненным видом потер лоб. - Вот что!.. Хотите, я свезу вас в одно место?.. Понимаете - одни девочки не старше тринадцати лет... И есть такие, от которых еще детской пахнет...
Подгурский чмокнул перед своими собранными в пучок пальцами.
- Их уже раза три закрывали, так теперь они напуганы, но если не пожалеть сотни-другой, можно увидеть штуки такие, что и в Париже не всегда встретишь! Едем?.. Почему же нет?..
- Н-нет, право... - гадливо сморщился Мижуев.
- Почему?
- Так.
Подгурский пытливо заглянул ему в глаза.
- Ах, эти принципы!.. - нагло усмехнулся он. - А я слышал, что миллионеры этим не страдают!
- Вы не допускаете у миллионеров даже простого, чувства брезгливости? серьезнее, чем хотел, спросил Мижуев и криво усмехнулся, точно судорога свела ему одну щеку.
Подгурский внимательно посмотрел на него и вдруг переменил разговор. Он стал рассказывать анекдоты, острить над Пархоменко и ялтинской публикой, а потом неожиданно попросил сто рублей.
Мижуев, думая о другом, машинально полез в карман и дал. Когда он открыл бумажник, Подгурский острыми глазками пронизал разноцветные края бумажек, торчавших оттуда. И когда Мижуев положил бумажник на стол, не сразу отвел глаза.
- Я не понимаю одного... - медленно выговорил Мижуев, как бы в ответ собственным мыслям.
- Чего?
Мижуев ответил не сразу и смотрел в сторону с таким выражением затуманившихся глаз, точно хотел и не решался высказать что-то важное и трудное.
- Видите ли, - слегка запинаясь и по-прежнему не глядя, сказал он, - о чем бы я ни говорил, что бы ни сделал, все смотрят не так, как на других... Никто не говорит, что я думаю неверно, чувствую неправильно, все говорят: "миллионер... миллионы..." Если б вы знали, как это... скучно!..
Мижуев неловко улыбнулся, и по этой улыбке видно было, что вместо "скучно" он хотел сказать нечто большее и серьезное.
Подгурский во все глаза посмотрел на него. Он уже забыл предыдущий разговор и не сразу понял, почему Мижуев говорит об этом.
"А ведь Четырев, пожалуй, прав! - с любопытством подумал он. - Его, очевидно, здорово кочевряжит!.. Дурак все-таки... с жиру бесится!.."
- Тут есть что-то ненормальное, - продолжал Мижуев, скорбно и болезненно морщась... - Почему вы, например, смотрите на какого-нибудь Четырева, который зарабатывает в сто раз больше вас, совершенно просто, а...
- Что ж - Четырев... - заметил Подгурский: - Сколько бы он ни зарабатывал, он все зарабатывает собственным горбом. Пока есть силы работает, заболеет или выйдет из моды и сделается таким же, как я... Да и что он там зарабатывает!.. Жизнь его мало отличается от моей. А миллионер дело другое. Другая жизнь, иные возможности... Положение его исключительное и отношения к нему исключительные. Я, собственно говоря, не совсем понимаю, что вас так мучит?..
- Не мучит, а... раздражает... - возразил Мижуев, болезненно почувствовав, что его излияние приняло характер слишком серьезный. Ему стало стыдно, что он откровенничает с Подгурским.
Подгурский молчал и любопытно ждал.
- Раздражает это выделение меня из общего строя, - поддаваясь выжидательному молчанию Подгурского, против воли продолжал Мижуев. - Неужели нельзя допустить, что я такой же человек, как и все, так же думаю, так же чувствую...
- Я думаю не так, - улыбнулся Подгурский, - как хотите, а деньги - сила большая... И вы не можете не пользоваться ею, потому что всякий живет тем, что у него есть. Там, где мы рассчитываем только на свое "я", на его хорошие или дурные качества, там вы невольно пустите в ход свои деньги... И всякий человек это знает. Мне, например... Мне наплевать, а все-таки я чувствую, что вы - не я, не Опалов, не Четырев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31