А орден прикалывал сам кремлёвский хозяин. Лохин в Свердловск вернулся — не узнать. До того охамел: может на детской площадке в песочницу помочиться или к встречному менту обратиться на «ты». Обком окружает его заботой, на всех заседаниях он сидит в почётном президиуме.
Ну, и ушёл с головой в беспримерный разврат. То в трамвае на конечной остановке вступает в связь с вагоновожатой. То в кино на дневном сеансе, когда зрителей мало, осуществляет на заднем ряду близость с билетёршей...
Всё это Пинской узнал после разговора с Ирочкой, кассиршей главпочтамта. Узнаёт и хмурится от негодования. И чем больше негодования, тем глубже зов артистизма. А на артистизм Пинской душевнее всего швырял деньги. Масса людей балдела от его щедрости. Сколько их рвалось вежливо ему помочь.
Вызвал он кое-кого на дом:
— Чем в эти дни занимается Лохин?
Ему стали перечислять. И, между прочим, рассказывают... В ресторане гостиницы «Большой Урал» процветает пихаловка. И где? В помещении для разделки мясных туш, рядом с кухней. Завзалом — баба видная, балконистая, ляжки — шик! И шеф-повар, бугай. Уж они и на столах разделочных, и стоя... А то бросят на пол клеёнок толстым слоем: и на клеёнках!
Завзалом — злобучая до озверенья. Чуть у повара передышка по кухне — вызывает на контакт...
Про это пронюхал Иван Лохин. Крадком, крадком со двора — в закоулки ресторана... И созерцает, циник.
Конечно, его замечали, но кому надо связываться? Ну и вроде не видят его. А он прятался в служебной раздевалке. Из неё дверь — в разделочное помещение. Лохин дверь тихонько приотворит: пасть ощерит — эх-ма, толчки! лютая подмашка!
Хвастал дружкам, что соблазнит эту завзалом, уведёт её у повара. Непомерно превозносил своего гололобого.
Да... Что делается средь бела дня, когда в ресторане люди обедают.
Пинской слушает, слушает. И мигает одному-второму, третьему человечку, какие всегда к его услугам. Затем вызывает гримёра из театра юного зрителя...
Скоро директору гостиницы «Большой Урал» следует звонок: «С вами говорят из обкома. Сегодня у вас ужинает важный гость. Чтобы слова „нет“ он не слышал!» Директор: «Ага, ага...» — трубку аж в ухо вдавил и ножками сучит.
Не успел трубку положить, междугородка звонит: «Кремль. Уже отужинал гость?» Директор буркалы выпучил и с задыхом: «Ждём! Подготавливаем приём...» — «Смотрите! Это дипломат из важной азиатской страны, родной брат её президента».
И пошёл напряг наивысшего градуса. Директор гостиницы берёт за горло директора ресторана:
— Подведёшь, сука, — вместе сядем! Но и в тюряге я тебя в покое не оставлю. Найму зеков — ручку от швабры вопрут тебе под копчик!
Директор ресторана бежит в свой кабинет, зовёт шеф-повара: так и так, вот какого ожидаем гостя! Гляди: если мне сидеть — и тебя посажу! Подмажу ментам: ещё до суда надуют тебя паром через мочевое отверстие.
Повар — мужик серьёзный: умеет не только бабу по пять раз кряду увалять, но и в своём деле кумекает. Ху ли, де, волнуетесь? Нету на свете такого, чего бы я не сварил или не зажарил.
Директор на кресле елозит:
— Ну, ну... а захочет он, к примеру, козье вымя с гренками?
— Да хоть бычий хвост с хреном!
— Угу, угу, а дичь? Будет, в случае чего, седло косули с клюквой?
Повар:
— Да хоть медвежья селезёнка с лимоном!
Успокоил директора, в кухню ушёл. А тут завзалом загляни: подмигивает — жду, мол, в разделочной...
Тем моментом в ресторан заваливает иностранец — одет с шиком, лицо смуглое, борода чёрная как битум, пенсне золотое. Подле него шестерит навроде секретаря, а по бокам топают два мордоворота. Директор навстречу иностранцу на полусогнутых, усаживает его за лучший столик. Секретарь важно: гость, мол, говорит по-русски. Он учился в Москве и даже был женат на советской женщине. Она ошиблась, тогда с ней пришлось пошутить...
После этих слов секретарь хихикнул. Директор смотрит: гость улыбается — и сам как зальётся! Аж пританцовывает.
А тот поднял руку, указательным пальцем подвигал:
— Я не люблю билядства!
Директор:
— Да! да! Совершенно верно! Ваши слова занесём в книгу для почётных гостей.
Подаёт меню. Иностранец читает, читает — ничего не говорит. Директора начинают прошибать пот и трясучка.
— Простите, — бормочет, — в меню не всё содержится. Не желаете барсучьи мозги, жаренные с перепелиными яйцами?
Иностранец на это бросает презрительное «нет». Директора оглоушило.
— А-а... — хрипит, — а-аа... — вдруг как заорёт: — А кильку с кислой капустой? Нет?! А наше фирменное — только к праздникам подаём — паштет из селёдочных глаз?
Гость указательным пальцем двиг-двиг.
— Что я тут смотрел, что слышал — ничего не хочу. Хочу местное, особое! Почему не вижу? Позови повара.
А шеф-повар в разделочной — на полу-то, на клеёнках! — завзалом е...т. У неё ноги к ушам задрались — он пружинит на её ляжках упитанных: вваливает ей косых и отрывистых. Тут в дверь — барабанная дробь. Повар матернулся, брюки подтянул — к начальству.
Иностранец сидит строгий, глядит на директора — тот навытяжку. Рядом повар стоит насупленный.
— Почему зажимаете самую уральскую вещь? — задаёт иностранец вопрос с тяжёлым чувством обиды. Покрутил на пальце перстень с бриллиантом и усмехается: — А может, вы взяты по лимиту? Вместо тех знающих, кто по зонам с аминем лёг?
Ну-ну, мол, я вот к чему. Если по уральским горам всё на север да на север — будет тундра. Там из вечной мерзлоты добывали мамонтов в прекрасной сохранности. Раньше их мясо шло в лучшие европейские рестораны. Но особенно редок карликовый мамонт. Он не больше осла.
— Его хобот, — нежно говорит гость и вкусно целует свои кончики пальцев, — я и хотел попробовать. Мне сказали — это можно найти только на Урале.
Директор, морда потная, багровая, вконец обалдел. Бормочет дурак дураком:
— Сам зять Хрущёва обедал, и ни х...я! Грузди заказывал...
Гость на директора не смотрит, а секёт долгим взглядом на повара. Тот — рисковый мужик, чисто уральский: сетью не накроешь и, как сосенку, не свалишь.
— Так это, — говорит, — вы имеете в виду наше обычное блюдо. У нас его, почитай, весь народ пробует. Как его в народе называют — не скажу, а официально оно называется: «Карликовый хобот по-тюменски». Пойду распоряжусь.
Топает на кухню, душит в себе нервность: глядь-поглядь на часы. Обычно в это время Иван Лохин проникает со двора...
Он уже и проник. Приоткрыл дверь из раздевалки, зексает в разделочную, а завзалом сидит на клеёнках полуголая — ляжки, лицо так и пылают. Надо же, гадство, сорвали мужчину!
Лохин видит — повара нет: ай, счастливый моментик! Приспустил брюки, выставил забубённого и начинает из-за двери предъявлять... А завзалом-то и раньше знала, что он подсматривает. Думала, станешь гнать — шум подымет, донесёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Ну, и ушёл с головой в беспримерный разврат. То в трамвае на конечной остановке вступает в связь с вагоновожатой. То в кино на дневном сеансе, когда зрителей мало, осуществляет на заднем ряду близость с билетёршей...
Всё это Пинской узнал после разговора с Ирочкой, кассиршей главпочтамта. Узнаёт и хмурится от негодования. И чем больше негодования, тем глубже зов артистизма. А на артистизм Пинской душевнее всего швырял деньги. Масса людей балдела от его щедрости. Сколько их рвалось вежливо ему помочь.
Вызвал он кое-кого на дом:
— Чем в эти дни занимается Лохин?
Ему стали перечислять. И, между прочим, рассказывают... В ресторане гостиницы «Большой Урал» процветает пихаловка. И где? В помещении для разделки мясных туш, рядом с кухней. Завзалом — баба видная, балконистая, ляжки — шик! И шеф-повар, бугай. Уж они и на столах разделочных, и стоя... А то бросят на пол клеёнок толстым слоем: и на клеёнках!
Завзалом — злобучая до озверенья. Чуть у повара передышка по кухне — вызывает на контакт...
Про это пронюхал Иван Лохин. Крадком, крадком со двора — в закоулки ресторана... И созерцает, циник.
Конечно, его замечали, но кому надо связываться? Ну и вроде не видят его. А он прятался в служебной раздевалке. Из неё дверь — в разделочное помещение. Лохин дверь тихонько приотворит: пасть ощерит — эх-ма, толчки! лютая подмашка!
Хвастал дружкам, что соблазнит эту завзалом, уведёт её у повара. Непомерно превозносил своего гололобого.
Да... Что делается средь бела дня, когда в ресторане люди обедают.
Пинской слушает, слушает. И мигает одному-второму, третьему человечку, какие всегда к его услугам. Затем вызывает гримёра из театра юного зрителя...
Скоро директору гостиницы «Большой Урал» следует звонок: «С вами говорят из обкома. Сегодня у вас ужинает важный гость. Чтобы слова „нет“ он не слышал!» Директор: «Ага, ага...» — трубку аж в ухо вдавил и ножками сучит.
Не успел трубку положить, междугородка звонит: «Кремль. Уже отужинал гость?» Директор буркалы выпучил и с задыхом: «Ждём! Подготавливаем приём...» — «Смотрите! Это дипломат из важной азиатской страны, родной брат её президента».
И пошёл напряг наивысшего градуса. Директор гостиницы берёт за горло директора ресторана:
— Подведёшь, сука, — вместе сядем! Но и в тюряге я тебя в покое не оставлю. Найму зеков — ручку от швабры вопрут тебе под копчик!
Директор ресторана бежит в свой кабинет, зовёт шеф-повара: так и так, вот какого ожидаем гостя! Гляди: если мне сидеть — и тебя посажу! Подмажу ментам: ещё до суда надуют тебя паром через мочевое отверстие.
Повар — мужик серьёзный: умеет не только бабу по пять раз кряду увалять, но и в своём деле кумекает. Ху ли, де, волнуетесь? Нету на свете такого, чего бы я не сварил или не зажарил.
Директор на кресле елозит:
— Ну, ну... а захочет он, к примеру, козье вымя с гренками?
— Да хоть бычий хвост с хреном!
— Угу, угу, а дичь? Будет, в случае чего, седло косули с клюквой?
Повар:
— Да хоть медвежья селезёнка с лимоном!
Успокоил директора, в кухню ушёл. А тут завзалом загляни: подмигивает — жду, мол, в разделочной...
Тем моментом в ресторан заваливает иностранец — одет с шиком, лицо смуглое, борода чёрная как битум, пенсне золотое. Подле него шестерит навроде секретаря, а по бокам топают два мордоворота. Директор навстречу иностранцу на полусогнутых, усаживает его за лучший столик. Секретарь важно: гость, мол, говорит по-русски. Он учился в Москве и даже был женат на советской женщине. Она ошиблась, тогда с ней пришлось пошутить...
После этих слов секретарь хихикнул. Директор смотрит: гость улыбается — и сам как зальётся! Аж пританцовывает.
А тот поднял руку, указательным пальцем подвигал:
— Я не люблю билядства!
Директор:
— Да! да! Совершенно верно! Ваши слова занесём в книгу для почётных гостей.
Подаёт меню. Иностранец читает, читает — ничего не говорит. Директора начинают прошибать пот и трясучка.
— Простите, — бормочет, — в меню не всё содержится. Не желаете барсучьи мозги, жаренные с перепелиными яйцами?
Иностранец на это бросает презрительное «нет». Директора оглоушило.
— А-а... — хрипит, — а-аа... — вдруг как заорёт: — А кильку с кислой капустой? Нет?! А наше фирменное — только к праздникам подаём — паштет из селёдочных глаз?
Гость указательным пальцем двиг-двиг.
— Что я тут смотрел, что слышал — ничего не хочу. Хочу местное, особое! Почему не вижу? Позови повара.
А шеф-повар в разделочной — на полу-то, на клеёнках! — завзалом е...т. У неё ноги к ушам задрались — он пружинит на её ляжках упитанных: вваливает ей косых и отрывистых. Тут в дверь — барабанная дробь. Повар матернулся, брюки подтянул — к начальству.
Иностранец сидит строгий, глядит на директора — тот навытяжку. Рядом повар стоит насупленный.
— Почему зажимаете самую уральскую вещь? — задаёт иностранец вопрос с тяжёлым чувством обиды. Покрутил на пальце перстень с бриллиантом и усмехается: — А может, вы взяты по лимиту? Вместо тех знающих, кто по зонам с аминем лёг?
Ну-ну, мол, я вот к чему. Если по уральским горам всё на север да на север — будет тундра. Там из вечной мерзлоты добывали мамонтов в прекрасной сохранности. Раньше их мясо шло в лучшие европейские рестораны. Но особенно редок карликовый мамонт. Он не больше осла.
— Его хобот, — нежно говорит гость и вкусно целует свои кончики пальцев, — я и хотел попробовать. Мне сказали — это можно найти только на Урале.
Директор, морда потная, багровая, вконец обалдел. Бормочет дурак дураком:
— Сам зять Хрущёва обедал, и ни х...я! Грузди заказывал...
Гость на директора не смотрит, а секёт долгим взглядом на повара. Тот — рисковый мужик, чисто уральский: сетью не накроешь и, как сосенку, не свалишь.
— Так это, — говорит, — вы имеете в виду наше обычное блюдо. У нас его, почитай, весь народ пробует. Как его в народе называют — не скажу, а официально оно называется: «Карликовый хобот по-тюменски». Пойду распоряжусь.
Топает на кухню, душит в себе нервность: глядь-поглядь на часы. Обычно в это время Иван Лохин проникает со двора...
Он уже и проник. Приоткрыл дверь из раздевалки, зексает в разделочную, а завзалом сидит на клеёнках полуголая — ляжки, лицо так и пылают. Надо же, гадство, сорвали мужчину!
Лохин видит — повара нет: ай, счастливый моментик! Приспустил брюки, выставил забубённого и начинает из-за двери предъявлять... А завзалом-то и раньше знала, что он подсматривает. Думала, станешь гнать — шум подымет, донесёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9