— А ну, вспомним, как один бывший человек в пьяной приятности говорил про перрон, про отъезд... про то, как проводник поднимает — что?
Ревун выплюнул изо рта кровь и орёт, что и раньше:
— Х...!
— Вот, вот, — брезгливо морщится Пинской. — Ты это слово крикнул, и оно застряло в башке бывшего человека. За то его теперь и любят.
Банда сбилась в гурт, хавает умную мысль. Варежка принёс от жопников «Романтику», снова включил запись...
— Из-за одного дурака, — говорит Пинской, — с каждым из вас могло и может случиться то же.
Воры всхрапели, хвать Ревуна:
— Отрезать язык!
Распластали на земле, на грудь наступили коленом. У кого-то перчатка нашлась — рукой в перчатке потянули язык из пасти... лезвие финки от него уже в сантиметре... Пинской:
— Стоп! Что он напоследок-то скажет?
Ревун во всё горло:
— Братва! Вы меня хуже наказываете, чем Бородастый наказан! Несправедливо...
Шепотки побежали. Кто-то задумался: а и в самом-то деле? Прикиндел с Варежкой пошептались и:
— Уважим, Константин Павлович?
— А почему бы и нет?
Ревуна подняли с земли, встряхнули, отряхнули и передали жопникам. Те — благодарить...
Еле от них оторвались. Пинской взошёл на первый попавшийся пригорок и говорит ворам:
— Ревун решил — лучше быть козликом, чем безъязыким! Мы пошли ему навстречу. Но остаётся другая забота. Каждый из вас боится, чтобы и его не подвёл язык. Что же — отрезать его себе? Конечно же, нет — если мы обратимся к мысли. Мысль говорит нам: надо взять и записать, как называется то, что поднимает в руке проводник.
— Сигнальный жезл! — подсказал Прикиндел.
— Нет! Сигнальный жезл — у мента-регулировщика. А у проводника — флажок, как поначалу и сказал ваш бывший главарь, но его сбили. Флажок в свёрнутом виде! — Пинской достал из бумажника химический карандаш в мельхиоровом футлярчике, швырнул ворам: — Записывайте!
Братки слюнявили карандаш и записывали на клочках бумаги: «Не х..., а флажок».
Позднее, когда они попадались, эти клочки находили у них зашитыми под подкладку пиджака или в ворот рубашки. Из бандитов жестоко выбивали суть пароля. Но одни молчали — хоть убей! А другие врали какую-то чушь про игралки, перрон и магнитофон «Романтика», пытаясь заморочить следствие.
Слова: «Не х..., а флажок» — так и остались загадкой для уголовного розыска.
Сказы опубликованы в журнале «Литературный европеец», № 46/ 2001, Frankfurt/M, ISSN 1437-045-X.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Ревун выплюнул изо рта кровь и орёт, что и раньше:
— Х...!
— Вот, вот, — брезгливо морщится Пинской. — Ты это слово крикнул, и оно застряло в башке бывшего человека. За то его теперь и любят.
Банда сбилась в гурт, хавает умную мысль. Варежка принёс от жопников «Романтику», снова включил запись...
— Из-за одного дурака, — говорит Пинской, — с каждым из вас могло и может случиться то же.
Воры всхрапели, хвать Ревуна:
— Отрезать язык!
Распластали на земле, на грудь наступили коленом. У кого-то перчатка нашлась — рукой в перчатке потянули язык из пасти... лезвие финки от него уже в сантиметре... Пинской:
— Стоп! Что он напоследок-то скажет?
Ревун во всё горло:
— Братва! Вы меня хуже наказываете, чем Бородастый наказан! Несправедливо...
Шепотки побежали. Кто-то задумался: а и в самом-то деле? Прикиндел с Варежкой пошептались и:
— Уважим, Константин Павлович?
— А почему бы и нет?
Ревуна подняли с земли, встряхнули, отряхнули и передали жопникам. Те — благодарить...
Еле от них оторвались. Пинской взошёл на первый попавшийся пригорок и говорит ворам:
— Ревун решил — лучше быть козликом, чем безъязыким! Мы пошли ему навстречу. Но остаётся другая забота. Каждый из вас боится, чтобы и его не подвёл язык. Что же — отрезать его себе? Конечно же, нет — если мы обратимся к мысли. Мысль говорит нам: надо взять и записать, как называется то, что поднимает в руке проводник.
— Сигнальный жезл! — подсказал Прикиндел.
— Нет! Сигнальный жезл — у мента-регулировщика. А у проводника — флажок, как поначалу и сказал ваш бывший главарь, но его сбили. Флажок в свёрнутом виде! — Пинской достал из бумажника химический карандаш в мельхиоровом футлярчике, швырнул ворам: — Записывайте!
Братки слюнявили карандаш и записывали на клочках бумаги: «Не х..., а флажок».
Позднее, когда они попадались, эти клочки находили у них зашитыми под подкладку пиджака или в ворот рубашки. Из бандитов жестоко выбивали суть пароля. Но одни молчали — хоть убей! А другие врали какую-то чушь про игралки, перрон и магнитофон «Романтика», пытаясь заморочить следствие.
Слова: «Не х..., а флажок» — так и остались загадкой для уголовного розыска.
Сказы опубликованы в журнале «Литературный европеец», № 46/ 2001, Frankfurt/M, ISSN 1437-045-X.
1 2 3 4 5 6 7 8 9