Правильно решил, никогда Бахыш не жалел об этом. Молодым расти надо, детей воспитывать, семью укреплять. Пусть уж с самого начала устраиваются как надо.
Ради этого не погнушался Бахыш-киши бумажными хлопотами, которых в другое время терпеть не мог. Пооббивал пороги, походил в райисполком, добился того, что оформил квартиру Фармана на себя, а старую квартиру Бахыша закрепили за сыном. Долго готовились к переезду, и надо же было такому случиться, что в самый день переезда начались у Ширинбаджи невыносимые боли в животе. Срочно вызвали "скорую помощь", отвезли ее в больницу, оперировали, но опоздали. Прорвался гнойный аппендицит, и как ни старались врачи спасти Ширинбаджи - не сумели.
Крепко горевал Бахыш-киши, хотя виду старался не подавать. Справил он в старом своем доме семь дней, потом сорок дней по любимой жене и переехал сюда, будто отрезал себя от прошлого. Долго не мог он привыкнуть к новой квартире, к новому району - часто ездил к сыну в гости, на кладбище бывал почти каждый день... Время взяло свое, притупилась боль утраты, но прежним, таким, каким он был до смерти Ширинбаджи, Бахыш-киши так и не стал.
Потому и сам не удивился, когда неожиданно, без всяких видимых причин, вдруг случился с ним инфаркт. Обширный, говорили врачи, тяжелый. Честно говоря, и не надеялся Бахыш-киши, что поднимется с больничной кровати, и по глазам врачей видел, что и у них надежды мало. Однако, видно, не пришел ему срок умирать. Все обошлось, отступила болезнь. Когда вернулся Бахыш домой, встретила его вся семья - родные, близкие. Поздравляли его все, руки жали: "Ай Бахыш-киши, да ты в сорочке родился! Можно сказать, с того света к нам вернулся! Только помни, с сердцем шутить нельзя. Много ты сделал для людей, теперь пришла пора и о себе подумать". Бахыш и сам это понимал и, когда Фарман достал ему путевку в один из апшеронских кардиологических санаториев, поехал туда.
Нежданно-негаданно лечение в санатории изменило жизнь Бахыша-киши. Он прекрасно помнит тот вечер, когда на скамейке в одной из тенистых аллей перед ужином познакомился с отдыхающим, жившим неподалеку. Разговорились. От него и узнал Бахыш-киши, что строится рядом большой пансионат для семейных. Штаты там еще не укомплектованы, а требуются туда кроме прочих специалистов еще и лесник-садовод. Бахыш-киши удивился: для чего лесник, откуда леса на Апшероне? Но собеседник клялся, божился, что своими глазами читал объявление, и еще рассказал, что собираются здесь, в Бильгя, в самом пансионате и вокруг него, насадить большую сосновую рощу. Может быть, для нее и нужен лесник...
Бахыш-киши так заинтересовался, что на следующее утро после завтрака отправился в пансионат. И в самом деле, он увидел, как вдоль берега над крутым обрывом выросли многоэтажные дома, а перед ними в аллеях и дальше, за оградой, ровными рядами высажены молодые эльдарские сосенки. Бахыш-киши полюбовался на деревья, подошел поближе к корпусам - искал, с кем бы поговорить насчет устройства на работу. Но из администрации пансионата никого не нашел и вернулся к себе в санаторий. Однако мысль пойти работать лесником уже запала ему в душу.
Всю жизнь Бахыш-киши страстно любил растения.
Это он посадил во дворе старого дома виноград, защитил лозу решеткой, дотянул ее до своего балкона на третьем этаже. Сделал на балконе навес из деревянных реек и пустил по нему виноград. Красиво, зелено было на балконе у Бахыша. Какие только цветы не росли здесь в длинных деревянных ящиках, намертво прикрепленных железными хомутами к балконной решетке! С мая до ноября не было такого дня, чтобы не цвели какие-нибудь из них. А для Бахыша-киши не было лучших минут, чем те, когда он поливал лозу, или цветы удобрял, или аккуратно обрезал осенью лишние побеги.
Вот почему возможность пойти работать лесником очень заинтересовала Бахыша-киши. Кто знает, думал он, может, здесь, среди деревьев, и найдет он новое призвание - людям на пользу, себе на радость и в утешение. До этого чуть не тридцать лет работал Бахыш-киши линотипистом в газетно-журнальном объединении. Работа была нелегкая: сидишь целый день на месте, набираешь буквы, льешь строчки, отвлечься нельзя ни на миг - иначе ошибка проскочит. И воздух в цеху был плотный, тяжелый, с едким запахом свинца. После инфаркта врачи не рекомендовали Бахышу-киши возвращаться на прежнюю работу. Либо на пенсию советовали уйти, либо, в крайнем случае, на другую работу. Однако не такой был человек Бахыш, чтобы уйти на пенсию. А новая работа - это только сказать легко, где же ее найдешь, если тридцать лет бессменно одним делом занимался... Вот разве что в самом деле пойти лесником - это было бы здорово! Одно только смущало Бахыша: уж очень далеко ездить сюда из города. Сорок километров туда и сорок обратно каждый день. К тому же раз уж едешь в такую даль, так был бы лес как лес, а то молодая рощица. Трудов на нее надо много положить, а будет ли толк, приживутся ли деревья под знойным апшеронским солнцем - кто знает...
Лес - это совсем другое. Когда Бахыш-киши слышал это слово, перед глазами его возникал бескрайний зеленый океан - волнующийся, дышащий, шепчущий, Живой. Живой - потому что слышны были в этом лесу, в котором воевал Бахыш в далекой Белоруссии, голоса зверей и птиц, шелестение веток, журчание ручья. Таким увидел лес Бахыш-киши, увидел и полюбил навсегда.
И теперь, когда он думал о чахлых кустиках и молодых сосенках, посаженных около пансионата, губы его скривила ироническая усмешка. Лесника им нужно, скажите! Да тут целую жизнь надо положить, чтобы если не лес, то роща зазеленела среди песков.
Легкий шорох в углу балкона привлек внимание Бахыша-киши. Он посмотрел в клетку: так и есть, чашка с водой опрокинута. Видно, белка хотела напиться, но не смогла - сил маловато... И все же уже то, что зверек захотел пить, обрадовало Бахыша. Кажется, потихоньку приходит в себя рыжая. Даст бог, поправится.
Он принес с кухни свежей воды, аккуратно поставил чашку в клетку. Белка вздрогнула, отпрянула... "Да не бойся ты, глупая! Я же тебе только добра желаю. Попей, попей воды, у тебя же с утра во рту ни крошки, ни капельки не было - проголодалась небось, жажда мучит... Гляди, ка^я жара на улице!" Бахыш придвинул чашку совсем вплотную к губам белки, но зверек откинул голову назад. Отодвигаться было некуда - мешали стальные прутья клетки. "Чего ты боишься, бедняга? Ну ладно, ладно, я на тебя не в обиде. Плохо тебе, вот ты и боишься".
Бахыш-киши вспомнил первые дни этих белок на Апшероне. Пугливые были, дикие. Он их подкармливал как мог - то хлеб приносил, то фрукты,- но зверьки долгое время ничего не брали из рук, боялись. Потом, конечно, перестали дичиться, издалека узнавали своего хозяина. Бахыш-киши никогда не путал белок друг с другом, знал их повадки, характеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Ради этого не погнушался Бахыш-киши бумажными хлопотами, которых в другое время терпеть не мог. Пооббивал пороги, походил в райисполком, добился того, что оформил квартиру Фармана на себя, а старую квартиру Бахыша закрепили за сыном. Долго готовились к переезду, и надо же было такому случиться, что в самый день переезда начались у Ширинбаджи невыносимые боли в животе. Срочно вызвали "скорую помощь", отвезли ее в больницу, оперировали, но опоздали. Прорвался гнойный аппендицит, и как ни старались врачи спасти Ширинбаджи - не сумели.
Крепко горевал Бахыш-киши, хотя виду старался не подавать. Справил он в старом своем доме семь дней, потом сорок дней по любимой жене и переехал сюда, будто отрезал себя от прошлого. Долго не мог он привыкнуть к новой квартире, к новому району - часто ездил к сыну в гости, на кладбище бывал почти каждый день... Время взяло свое, притупилась боль утраты, но прежним, таким, каким он был до смерти Ширинбаджи, Бахыш-киши так и не стал.
Потому и сам не удивился, когда неожиданно, без всяких видимых причин, вдруг случился с ним инфаркт. Обширный, говорили врачи, тяжелый. Честно говоря, и не надеялся Бахыш-киши, что поднимется с больничной кровати, и по глазам врачей видел, что и у них надежды мало. Однако, видно, не пришел ему срок умирать. Все обошлось, отступила болезнь. Когда вернулся Бахыш домой, встретила его вся семья - родные, близкие. Поздравляли его все, руки жали: "Ай Бахыш-киши, да ты в сорочке родился! Можно сказать, с того света к нам вернулся! Только помни, с сердцем шутить нельзя. Много ты сделал для людей, теперь пришла пора и о себе подумать". Бахыш и сам это понимал и, когда Фарман достал ему путевку в один из апшеронских кардиологических санаториев, поехал туда.
Нежданно-негаданно лечение в санатории изменило жизнь Бахыша-киши. Он прекрасно помнит тот вечер, когда на скамейке в одной из тенистых аллей перед ужином познакомился с отдыхающим, жившим неподалеку. Разговорились. От него и узнал Бахыш-киши, что строится рядом большой пансионат для семейных. Штаты там еще не укомплектованы, а требуются туда кроме прочих специалистов еще и лесник-садовод. Бахыш-киши удивился: для чего лесник, откуда леса на Апшероне? Но собеседник клялся, божился, что своими глазами читал объявление, и еще рассказал, что собираются здесь, в Бильгя, в самом пансионате и вокруг него, насадить большую сосновую рощу. Может быть, для нее и нужен лесник...
Бахыш-киши так заинтересовался, что на следующее утро после завтрака отправился в пансионат. И в самом деле, он увидел, как вдоль берега над крутым обрывом выросли многоэтажные дома, а перед ними в аллеях и дальше, за оградой, ровными рядами высажены молодые эльдарские сосенки. Бахыш-киши полюбовался на деревья, подошел поближе к корпусам - искал, с кем бы поговорить насчет устройства на работу. Но из администрации пансионата никого не нашел и вернулся к себе в санаторий. Однако мысль пойти работать лесником уже запала ему в душу.
Всю жизнь Бахыш-киши страстно любил растения.
Это он посадил во дворе старого дома виноград, защитил лозу решеткой, дотянул ее до своего балкона на третьем этаже. Сделал на балконе навес из деревянных реек и пустил по нему виноград. Красиво, зелено было на балконе у Бахыша. Какие только цветы не росли здесь в длинных деревянных ящиках, намертво прикрепленных железными хомутами к балконной решетке! С мая до ноября не было такого дня, чтобы не цвели какие-нибудь из них. А для Бахыша-киши не было лучших минут, чем те, когда он поливал лозу, или цветы удобрял, или аккуратно обрезал осенью лишние побеги.
Вот почему возможность пойти работать лесником очень заинтересовала Бахыша-киши. Кто знает, думал он, может, здесь, среди деревьев, и найдет он новое призвание - людям на пользу, себе на радость и в утешение. До этого чуть не тридцать лет работал Бахыш-киши линотипистом в газетно-журнальном объединении. Работа была нелегкая: сидишь целый день на месте, набираешь буквы, льешь строчки, отвлечься нельзя ни на миг - иначе ошибка проскочит. И воздух в цеху был плотный, тяжелый, с едким запахом свинца. После инфаркта врачи не рекомендовали Бахышу-киши возвращаться на прежнюю работу. Либо на пенсию советовали уйти, либо, в крайнем случае, на другую работу. Однако не такой был человек Бахыш, чтобы уйти на пенсию. А новая работа - это только сказать легко, где же ее найдешь, если тридцать лет бессменно одним делом занимался... Вот разве что в самом деле пойти лесником - это было бы здорово! Одно только смущало Бахыша: уж очень далеко ездить сюда из города. Сорок километров туда и сорок обратно каждый день. К тому же раз уж едешь в такую даль, так был бы лес как лес, а то молодая рощица. Трудов на нее надо много положить, а будет ли толк, приживутся ли деревья под знойным апшеронским солнцем - кто знает...
Лес - это совсем другое. Когда Бахыш-киши слышал это слово, перед глазами его возникал бескрайний зеленый океан - волнующийся, дышащий, шепчущий, Живой. Живой - потому что слышны были в этом лесу, в котором воевал Бахыш в далекой Белоруссии, голоса зверей и птиц, шелестение веток, журчание ручья. Таким увидел лес Бахыш-киши, увидел и полюбил навсегда.
И теперь, когда он думал о чахлых кустиках и молодых сосенках, посаженных около пансионата, губы его скривила ироническая усмешка. Лесника им нужно, скажите! Да тут целую жизнь надо положить, чтобы если не лес, то роща зазеленела среди песков.
Легкий шорох в углу балкона привлек внимание Бахыша-киши. Он посмотрел в клетку: так и есть, чашка с водой опрокинута. Видно, белка хотела напиться, но не смогла - сил маловато... И все же уже то, что зверек захотел пить, обрадовало Бахыша. Кажется, потихоньку приходит в себя рыжая. Даст бог, поправится.
Он принес с кухни свежей воды, аккуратно поставил чашку в клетку. Белка вздрогнула, отпрянула... "Да не бойся ты, глупая! Я же тебе только добра желаю. Попей, попей воды, у тебя же с утра во рту ни крошки, ни капельки не было - проголодалась небось, жажда мучит... Гляди, ка^я жара на улице!" Бахыш придвинул чашку совсем вплотную к губам белки, но зверек откинул голову назад. Отодвигаться было некуда - мешали стальные прутья клетки. "Чего ты боишься, бедняга? Ну ладно, ладно, я на тебя не в обиде. Плохо тебе, вот ты и боишься".
Бахыш-киши вспомнил первые дни этих белок на Апшероне. Пугливые были, дикие. Он их подкармливал как мог - то хлеб приносил, то фрукты,- но зверьки долгое время ничего не брали из рук, боялись. Потом, конечно, перестали дичиться, издалека узнавали своего хозяина. Бахыш-киши никогда не путал белок друг с другом, знал их повадки, характеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12