И чернила на них, как заметил Шомондели, уже «совершенно просохли».
Сигго, который служил мажордомом у Сайкса (и два года спустя погиб от несчастного случая во время странного чаепития в присутствии королевы Александры в Кенсингтонском дворце), описывал этот момент следующим образом: «Уинни раскатал свою карту по всему столу, и она хлопнула как брамсель, надувающийся на мачте, когда вы в сильном прибрежном течении проходите на скорости в двадцать узлов недалеко от порта Каус». Такое вот яркое сравнение. Прекрасно понимая, что происходит, Делаваль-Путрийер попытался возражать, ссылаясь на протокол, но Черчилль ткнул в сторону француза своей сигарой, «похожей на обкусанную сосиску», и пригрозил расширить зону действия Бальфуровской декларации , определявшей Палестину в качестве новой родины для евреев, на Ливан и Сирию, которые находились во французской сфере влияния.
Как сообщил Флег-Райт в своей телеграмме Артуру Гленвуди тем же утром, меньше всего на свете французы хотели, чтобы «арабский мир захлестнули волны прибывавших со всего мира строителей кибуцев». Подобный поворот привел бы также к неизбежному конфликту британской ветви семьи Ротшильдов с представителями ее французской ветви, которые уже довольно долгое время присматривались к западным склонам долин Бекаа и Нуш, планируя разбить там виноградники для экспериментальных сортов черного совиньона. Делаваль-Путрийер не мог ничего поделать. Его явно переиграли.
Король Таллула пришел в ярость, увидев, как обещанное ему побережье исчезло при помощи нескольких штрихов, сделанных карандашом британского картографа. Он громогласно объявил конференцию «сборищем жаб и шакалов» («джамаа мин этхеаб в эддафадэх») , шумно покинул зал и умчался из Дамаска в сопровождении двухсот бедуинов, служивших его личными телохранителями. Господин Пико заметил на это господину Гастен-Пике буквально следующее: «Только его и видели».
С другой стороны, Газир бен Хаз, толстый и сластолюбивый правитель небольшого племени вази-хад, состоявшего из торговцев и рыбаков, которые населяли это побережье со времен Александра Македонского, теперь вдруг оказался эмиром новой страны, наглухо перекрывшей все пути к морю для нефти из Васабии. Черчилль, разумеется, этого и хотел. А как еще можно было отплатить королю Таллуле за его упрямство при обсуждении предложенных ему тарифов на финики, не говоря уже о бесконечных спорах на тему: кто должен въехать в Дамаск первым и в каком наряде?
В тот же самый вечер Черчилль беседовал с Глэндсбери в биллиардной комнате Британской миссии. Когда им подали бренди и сигары, он признался, что никак не может решить, от чего ему так хорошо на сердце – то ли от унижения Делаваль-Путрийера, то ли от того, что «этот говнюк Таллула может теперь подавиться своей нефтью».
Король Таллула был вынужден заключить сделку с эмиром Матара. Подписав договор, Васабия довольно быстро построила свой первый нефтепровод к заливу через Матар. В последующие годы прибавилось еще более десяти таких нефтепроводов. Иных путей доставить свою нефть на рынок у Васабии просто не существовало.
Экономике Матара этот поток черного золота явно шел на пользу. Эмиры никогда не публиковали официальных отчетов, однако ежегодные доходы от так называемых «взносов вежливости», переводимых Васабией в казначейство бен Хаза, к концу столетия оценивались уже в десятки миллиардов долларов. Династия бен Хаза тем временем неукоснительно продолжала придерживаться официальной версии об источниках столь баснословного богатства страны. Правительство утверждало, что источником денег служит фиговое масло, финики, рыболовство и туризм.
Последнее утверждение было в определенном смысле и самым наглым, если принять во внимание ужасные матарские песчаные бури и летнюю температуру воздуха, не опускавшуюся ниже сорока градусов. Однако Матар мог вполне честно заявлять о том, что часть его огромных доходов приносят азартные игры. Нынешний эмир построил на прибрежных островах, куда можно было добраться по десятимильной дамбе, целый комплекс отелей, казино и парков развлечений, который он весьма остроумно назвал «Страной неверных». Коренным жителям эмирата (официально) не разрешалось ездить на острова и предаваться азарту – включая все побочные действия, – однако этот закон крайне редко упоминался в теории и никогда не применялся на практике. Эмир провозгласил его лишь для того, чтобы соблюсти приличия в глазах местных священнослужителей.
Изящество, с которым он решал вопросы религии, вызывало всеобщее восхищение. Матарские муллы были самыми сытыми священниками во всем мусульманском мире. Они получали от государства щедрое жалованье, роскошные квартиры, по новенькому «мерседесу» каждые три года плюс ежегодный оплачиваемый отпуск на полтора месяца, который большинство из них предпочитали проводить на юге Франции, несомненно являющемся одним из самых священных мест ислама.
В результате интереса эмира к этой сфере Матар стал подлинным оазисом веротерпимости. Как сказал об этом один ученый муж: «У ислама здесь воистину счастливое лицо». Карьера священнослужителя в Матаре была крайне престижна.
Подобный подход к религии резко контрастировал с мусульманскими взглядами, царившими в соседнем королевстве Васабия. После того как в 1740 (или 1742) году на трон взошел шейх Абдулабдулла по прозвищу Разумный, он немедленно заключил соглашение с имамом Неджаза по имени Мустафа Кум, целью которого была консолидация власти на всей территории страны. Мустафа проповедовал крайне суровую версию ислама, называвшуюся «мукфеллах». Абдулабдулла согласился признать мукфеллах официальной религией всей Васабии, за что Мустафа должен был присягнуть на верность династии Хамуджей. Вот так Васабия объединилась под властью одного правителя.
Увы, это обрекло страну (по определению одного историка) на участь самого «невеселого» государства на всем Ближнем Востоке. Если, конечно, вам не приходит на ум (замечает он) «считать весельем отрубание голов и других частей тела, бичевание, выкалывание глаз и отрезание вашего языка за такие проступки, которые в других религиях привели бы к наказанию в виде наставления раввина, либо пяти молитв „Богородице, Дево, радуйся“ для христианина, либо (в случае епископальной церкви) в виде фламинго из розового пластика на лужайке у вас перед домом». Если поискать в Интернете сочетание «Васабия» и «Дольче вита», то результатом будет абсолютный ноль.
Разница в религиозных темпераментах, помноженная на проблему национальной границы, привела к вполне предсказуемому напряжению в отношениях между этими двумя государствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Сигго, который служил мажордомом у Сайкса (и два года спустя погиб от несчастного случая во время странного чаепития в присутствии королевы Александры в Кенсингтонском дворце), описывал этот момент следующим образом: «Уинни раскатал свою карту по всему столу, и она хлопнула как брамсель, надувающийся на мачте, когда вы в сильном прибрежном течении проходите на скорости в двадцать узлов недалеко от порта Каус». Такое вот яркое сравнение. Прекрасно понимая, что происходит, Делаваль-Путрийер попытался возражать, ссылаясь на протокол, но Черчилль ткнул в сторону француза своей сигарой, «похожей на обкусанную сосиску», и пригрозил расширить зону действия Бальфуровской декларации , определявшей Палестину в качестве новой родины для евреев, на Ливан и Сирию, которые находились во французской сфере влияния.
Как сообщил Флег-Райт в своей телеграмме Артуру Гленвуди тем же утром, меньше всего на свете французы хотели, чтобы «арабский мир захлестнули волны прибывавших со всего мира строителей кибуцев». Подобный поворот привел бы также к неизбежному конфликту британской ветви семьи Ротшильдов с представителями ее французской ветви, которые уже довольно долгое время присматривались к западным склонам долин Бекаа и Нуш, планируя разбить там виноградники для экспериментальных сортов черного совиньона. Делаваль-Путрийер не мог ничего поделать. Его явно переиграли.
Король Таллула пришел в ярость, увидев, как обещанное ему побережье исчезло при помощи нескольких штрихов, сделанных карандашом британского картографа. Он громогласно объявил конференцию «сборищем жаб и шакалов» («джамаа мин этхеаб в эддафадэх») , шумно покинул зал и умчался из Дамаска в сопровождении двухсот бедуинов, служивших его личными телохранителями. Господин Пико заметил на это господину Гастен-Пике буквально следующее: «Только его и видели».
С другой стороны, Газир бен Хаз, толстый и сластолюбивый правитель небольшого племени вази-хад, состоявшего из торговцев и рыбаков, которые населяли это побережье со времен Александра Македонского, теперь вдруг оказался эмиром новой страны, наглухо перекрывшей все пути к морю для нефти из Васабии. Черчилль, разумеется, этого и хотел. А как еще можно было отплатить королю Таллуле за его упрямство при обсуждении предложенных ему тарифов на финики, не говоря уже о бесконечных спорах на тему: кто должен въехать в Дамаск первым и в каком наряде?
В тот же самый вечер Черчилль беседовал с Глэндсбери в биллиардной комнате Британской миссии. Когда им подали бренди и сигары, он признался, что никак не может решить, от чего ему так хорошо на сердце – то ли от унижения Делаваль-Путрийера, то ли от того, что «этот говнюк Таллула может теперь подавиться своей нефтью».
Король Таллула был вынужден заключить сделку с эмиром Матара. Подписав договор, Васабия довольно быстро построила свой первый нефтепровод к заливу через Матар. В последующие годы прибавилось еще более десяти таких нефтепроводов. Иных путей доставить свою нефть на рынок у Васабии просто не существовало.
Экономике Матара этот поток черного золота явно шел на пользу. Эмиры никогда не публиковали официальных отчетов, однако ежегодные доходы от так называемых «взносов вежливости», переводимых Васабией в казначейство бен Хаза, к концу столетия оценивались уже в десятки миллиардов долларов. Династия бен Хаза тем временем неукоснительно продолжала придерживаться официальной версии об источниках столь баснословного богатства страны. Правительство утверждало, что источником денег служит фиговое масло, финики, рыболовство и туризм.
Последнее утверждение было в определенном смысле и самым наглым, если принять во внимание ужасные матарские песчаные бури и летнюю температуру воздуха, не опускавшуюся ниже сорока градусов. Однако Матар мог вполне честно заявлять о том, что часть его огромных доходов приносят азартные игры. Нынешний эмир построил на прибрежных островах, куда можно было добраться по десятимильной дамбе, целый комплекс отелей, казино и парков развлечений, который он весьма остроумно назвал «Страной неверных». Коренным жителям эмирата (официально) не разрешалось ездить на острова и предаваться азарту – включая все побочные действия, – однако этот закон крайне редко упоминался в теории и никогда не применялся на практике. Эмир провозгласил его лишь для того, чтобы соблюсти приличия в глазах местных священнослужителей.
Изящество, с которым он решал вопросы религии, вызывало всеобщее восхищение. Матарские муллы были самыми сытыми священниками во всем мусульманском мире. Они получали от государства щедрое жалованье, роскошные квартиры, по новенькому «мерседесу» каждые три года плюс ежегодный оплачиваемый отпуск на полтора месяца, который большинство из них предпочитали проводить на юге Франции, несомненно являющемся одним из самых священных мест ислама.
В результате интереса эмира к этой сфере Матар стал подлинным оазисом веротерпимости. Как сказал об этом один ученый муж: «У ислама здесь воистину счастливое лицо». Карьера священнослужителя в Матаре была крайне престижна.
Подобный подход к религии резко контрастировал с мусульманскими взглядами, царившими в соседнем королевстве Васабия. После того как в 1740 (или 1742) году на трон взошел шейх Абдулабдулла по прозвищу Разумный, он немедленно заключил соглашение с имамом Неджаза по имени Мустафа Кум, целью которого была консолидация власти на всей территории страны. Мустафа проповедовал крайне суровую версию ислама, называвшуюся «мукфеллах». Абдулабдулла согласился признать мукфеллах официальной религией всей Васабии, за что Мустафа должен был присягнуть на верность династии Хамуджей. Вот так Васабия объединилась под властью одного правителя.
Увы, это обрекло страну (по определению одного историка) на участь самого «невеселого» государства на всем Ближнем Востоке. Если, конечно, вам не приходит на ум (замечает он) «считать весельем отрубание голов и других частей тела, бичевание, выкалывание глаз и отрезание вашего языка за такие проступки, которые в других религиях привели бы к наказанию в виде наставления раввина, либо пяти молитв „Богородице, Дево, радуйся“ для христианина, либо (в случае епископальной церкви) в виде фламинго из розового пластика на лужайке у вас перед домом». Если поискать в Интернете сочетание «Васабия» и «Дольче вита», то результатом будет абсолютный ноль.
Разница в религиозных темпераментах, помноженная на проблему национальной границы, привела к вполне предсказуемому напряжению в отношениях между этими двумя государствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39