Не отрываясь от экрана, он ткнул вилкой в пустую тарелку, блоруко склонился над ней и заорал:
– Пашка; сволочь, верни отцу мясо!
Петр Иванович уступил хозяину свою неначатую еще ногу.
– Кильку без водки не есть! – скомандовал он, заметив, как Павел, умявший курей, нацелился на кильку. – Не положено.
– Васин, – робко сказала Мири, – а можно мне кильку без водки?
– Возьми, – разрешил Васин. – А тебе, Павел, со всей апломбой заявляю: будешь притеснять сестру, увезу ее к себе на дачу. У меня там кот Полкан, Мурка с выводком. Умная такая кыса эта Мурка: поймает грызуна и несет свою жертву детям, а ведь ничего не кончала. Машка, внучка у меня есть. Скоро внук будет.
– А у тебя дети есть, Васин?
Петр Иванович опешил.
– Если внуки есть, стало быть, и дети есть. Игорь. Врач на «Скорой помощи». Кто заболеет, любого вылечит. И еще у меня сватья, певунья знаменитая. Ох, баба! Красавица!.. Живем все дружно, только по-разному нитку сучим.
– Васин, а тебе сколько лет? – вдруг спросила Мири,
– Мне? Шестьдесят один.
– Ты тоже имеешь красивую жену?
Задумался Петр Иванович.!
– Не очень-то.
– Странно, – задумчиво сказала Мири по-взрослому. – Ты имеешь сексопиль. Ты знаешь, что такое сексопиль?
– Мири! – одернула ее Алка. – Не приставай к человеку. – Она сунула Петру Ивановичу колесико ананаса. Но Петр Иванович ананас отверг.
– От ананаса у меня узда зажевывается. Во рту заеда получаются, кислота теребит… Лучше я покурю, пожалуй. Мири пододвинула к нему пепельницу.
– Рассказывай, пожалюйста.
– Да что рассказывать? Один я остался, как сундук с товаром. Шутка такая. В общем это все ерунда непосредственно. Катер вот у меня сгорел – это жалко…
Поели-попили. Алка, нарушая шабат, ушла в ванную включить стиральную машину. Отключится она сама по себе, все выстирав, отжав и просушив. Так что если навредит шабату, то самую малость.
Петр Иванович сытый, довольный откинулся на спинку дивана. Растегнул рубаху.
– Мири, мне Машка заказала привезти лошадь для Барбия. Кто такой Барбия?
– Это просто, – кивнула Мири, – это мы купим. А что у тебя висит на шее? – Она пересела поближе. – Покажи, пожалюйста.
– Крест православный. Павел, включи!
Пашка, кряхтя, включил вентил Но прохлады он не добавил, только месил жару.
Петр Иванович снял с шеи крест.
– Каждый человек русский должен носить крест. Ты, например, Мири, человек еврейский, тебе крест тоже подходит…
– Ну, не совсем, – улыбнулся Мишка, не отрываясь от Голанских высот.
– А ты чего не разливаешь, Михаил? Ты что, с водкой «на фе»? Смотри, приходить не будет.
– Где ручка, Пашка? – крикнул Мишка. – И бумагу.
– И еще: убить – гасить в шубу, – довольный своей нужностью, сказал Петр Иванович. – Записывай, Павел, подмогни отцу.
– Я не умею писать по-русски, – виновато опустил голову Пашка, протягивая отцу ручку. – И читать по-русски не умею. Не ругай меня, Васин, пожалуйста.
Петр Иванович опешил. Такого он не ожидал.
– Не понял. Раз просишь, ругать не буду. Но все равно – не понял. А эта, мелкая? – он кивнул на Мири.
– Я тоже не умею, – радостно отозвалась девочка, вылывая остатки мороженого коробки. – И читать, и писать. Мишка разлил водку.
– Не впрягайтесь, Петр Иванович, – он чокнулся с гостем. – Мы с Алкой ничего не можем поделать. Не хотят, сволочи. Может, убить?
Петр Иванович молча выпил и крякнул как положено.
– Ну, ладно. Так на чем тормознулись? Насчет креста?
– Я вот что ношу для Бога, – Мири вытянула – за ворота маечки серебряную шестиконечную звезду на цепочке. – Мой могендовид. Хочешь, он будет твой? Но ты ведь не еврей, ты можешь иметь проблемы с твоим Богом…
– Бог, Мири, запомни, один на всю хиву, – наставительно сказал Петр Иванович и для серьезности разговора даже застегнул рубашку на последнюю душную пуговицу. – У одних он – Будда, у русских – Христос, у чурок – Аллах… Тут главное – вера.
Мири стянула с себя цепочку.
– На. Петр Иванович, не ожидавший такого поворота, вопросительно взглянул на Мишку. Мишка зевнул, лениво пожал плечами. Петр Иванович прицепил могендовид на одну бечевку с крестиком.
– Ну, тогда будем здоровы!
– Лэ хаим!
5
Суббота. Шабат в разгаре.
С утра опохмелялись, но не слишком.
– А что, музей открыт сегодня? – поинтересовался Петр Иванович. – Достопримечательности непосредственно?, – «Метро закрыто, в такси не содют…» – пропел Мишка. – Шабат во всем околотке. Алка в лаборатори сегодня дежурит. Пашка! Будешь поваром.
– Ага, – въедливо усмехнулся Петр Иванович. – В лаборатории, выходит, можно. Не возбраняется. Гляди-ка: интересно: то понос, то золотуха. А музей, значит, аля-улю По правде-то говоря, Петру Ивановичу не больно хотелось на экскурсию. Это он скорее, чтоб хозяев не обидеть. Тем более, где Христос родился, он уже видел. В Вифлееме Где харч покупали.
– А что если Петр Иванович у нас на крыше позагорает? – предложил Мишка. – Павел, отнеси гостю матрац.
Настроение у Петра Ивановича было отличное. Да у него всегда было хорошее настроение, кроме когда живот с перепоя гудел или остеохондроз в руки стрелял. Или – не к стол; будь сказано – в мошонку. От хребта туда боли иной раз отдавались. Но, это все чепуха, так сказать непосредственно Главное, жив. В оккупации не подох; после войны голодуха – снова живой; отец в штрафбате сгинул, матери на переезде «кукушкой» голову отсекло – обратно живой! И на зоне не пропал. Там, правда, уже взрослым был. Бога гневить не надо Главное, чтоб жопы пыль не шла!
– Ладно, Михаилу не мни водку! – весело првал он хозяина. – По последней, и – на крышу!
Плоская крыша, залитая раскисшим от жары гудроном была густо заставлена солнечными батареями: их-то, оказывается, и выдумал на весь Израиль, а также для. всех арабов Наум Аронович, первый муж Ирины Васильевны. Ячеистые стеклянные щиты батарей уставились в синее прокаленное небо. В некоторых ячейках стеклышки были выбиты, в пробоинах валялись окурки, смятые «пачки сигарет и даже пустые банки – под пива. На веревках между солнечными батареями сушилось разноперое белье. Рядом стояло несколько стульев белого пластика, такой же столик на невысоких ножках.
Петр Иванович, покуривая, облокотился о заграждение – обозревал субботний иерусалимский Пашка притащил на крышу матрац, пепельницу и зачем-то еврейскую газету. Он стоял рядом с гостем, готовый комментировать происходящее вну и вокруг.
– Дай я покурю твоей сигареты, – робко попросил он, поглядывая на дверь.
Петр Иванович удивился, но оторвал у беломорины обмусоленный конец, сунул папиросу Пашке.
– А мать узнает?..
Пашка задымил отчаянно и башкой замотал: не узнает.
– Васин, а что ты ешь, чтобы от тебя не пахло с водкой? – поинтересовался он, выпуская дым колечками.
Петр Иванович пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Пашка; сволочь, верни отцу мясо!
Петр Иванович уступил хозяину свою неначатую еще ногу.
– Кильку без водки не есть! – скомандовал он, заметив, как Павел, умявший курей, нацелился на кильку. – Не положено.
– Васин, – робко сказала Мири, – а можно мне кильку без водки?
– Возьми, – разрешил Васин. – А тебе, Павел, со всей апломбой заявляю: будешь притеснять сестру, увезу ее к себе на дачу. У меня там кот Полкан, Мурка с выводком. Умная такая кыса эта Мурка: поймает грызуна и несет свою жертву детям, а ведь ничего не кончала. Машка, внучка у меня есть. Скоро внук будет.
– А у тебя дети есть, Васин?
Петр Иванович опешил.
– Если внуки есть, стало быть, и дети есть. Игорь. Врач на «Скорой помощи». Кто заболеет, любого вылечит. И еще у меня сватья, певунья знаменитая. Ох, баба! Красавица!.. Живем все дружно, только по-разному нитку сучим.
– Васин, а тебе сколько лет? – вдруг спросила Мири,
– Мне? Шестьдесят один.
– Ты тоже имеешь красивую жену?
Задумался Петр Иванович.!
– Не очень-то.
– Странно, – задумчиво сказала Мири по-взрослому. – Ты имеешь сексопиль. Ты знаешь, что такое сексопиль?
– Мири! – одернула ее Алка. – Не приставай к человеку. – Она сунула Петру Ивановичу колесико ананаса. Но Петр Иванович ананас отверг.
– От ананаса у меня узда зажевывается. Во рту заеда получаются, кислота теребит… Лучше я покурю, пожалуй. Мири пододвинула к нему пепельницу.
– Рассказывай, пожалюйста.
– Да что рассказывать? Один я остался, как сундук с товаром. Шутка такая. В общем это все ерунда непосредственно. Катер вот у меня сгорел – это жалко…
Поели-попили. Алка, нарушая шабат, ушла в ванную включить стиральную машину. Отключится она сама по себе, все выстирав, отжав и просушив. Так что если навредит шабату, то самую малость.
Петр Иванович сытый, довольный откинулся на спинку дивана. Растегнул рубаху.
– Мири, мне Машка заказала привезти лошадь для Барбия. Кто такой Барбия?
– Это просто, – кивнула Мири, – это мы купим. А что у тебя висит на шее? – Она пересела поближе. – Покажи, пожалюйста.
– Крест православный. Павел, включи!
Пашка, кряхтя, включил вентил Но прохлады он не добавил, только месил жару.
Петр Иванович снял с шеи крест.
– Каждый человек русский должен носить крест. Ты, например, Мири, человек еврейский, тебе крест тоже подходит…
– Ну, не совсем, – улыбнулся Мишка, не отрываясь от Голанских высот.
– А ты чего не разливаешь, Михаил? Ты что, с водкой «на фе»? Смотри, приходить не будет.
– Где ручка, Пашка? – крикнул Мишка. – И бумагу.
– И еще: убить – гасить в шубу, – довольный своей нужностью, сказал Петр Иванович. – Записывай, Павел, подмогни отцу.
– Я не умею писать по-русски, – виновато опустил голову Пашка, протягивая отцу ручку. – И читать по-русски не умею. Не ругай меня, Васин, пожалуйста.
Петр Иванович опешил. Такого он не ожидал.
– Не понял. Раз просишь, ругать не буду. Но все равно – не понял. А эта, мелкая? – он кивнул на Мири.
– Я тоже не умею, – радостно отозвалась девочка, вылывая остатки мороженого коробки. – И читать, и писать. Мишка разлил водку.
– Не впрягайтесь, Петр Иванович, – он чокнулся с гостем. – Мы с Алкой ничего не можем поделать. Не хотят, сволочи. Может, убить?
Петр Иванович молча выпил и крякнул как положено.
– Ну, ладно. Так на чем тормознулись? Насчет креста?
– Я вот что ношу для Бога, – Мири вытянула – за ворота маечки серебряную шестиконечную звезду на цепочке. – Мой могендовид. Хочешь, он будет твой? Но ты ведь не еврей, ты можешь иметь проблемы с твоим Богом…
– Бог, Мири, запомни, один на всю хиву, – наставительно сказал Петр Иванович и для серьезности разговора даже застегнул рубашку на последнюю душную пуговицу. – У одних он – Будда, у русских – Христос, у чурок – Аллах… Тут главное – вера.
Мири стянула с себя цепочку.
– На. Петр Иванович, не ожидавший такого поворота, вопросительно взглянул на Мишку. Мишка зевнул, лениво пожал плечами. Петр Иванович прицепил могендовид на одну бечевку с крестиком.
– Ну, тогда будем здоровы!
– Лэ хаим!
5
Суббота. Шабат в разгаре.
С утра опохмелялись, но не слишком.
– А что, музей открыт сегодня? – поинтересовался Петр Иванович. – Достопримечательности непосредственно?, – «Метро закрыто, в такси не содют…» – пропел Мишка. – Шабат во всем околотке. Алка в лаборатори сегодня дежурит. Пашка! Будешь поваром.
– Ага, – въедливо усмехнулся Петр Иванович. – В лаборатории, выходит, можно. Не возбраняется. Гляди-ка: интересно: то понос, то золотуха. А музей, значит, аля-улю По правде-то говоря, Петру Ивановичу не больно хотелось на экскурсию. Это он скорее, чтоб хозяев не обидеть. Тем более, где Христос родился, он уже видел. В Вифлееме Где харч покупали.
– А что если Петр Иванович у нас на крыше позагорает? – предложил Мишка. – Павел, отнеси гостю матрац.
Настроение у Петра Ивановича было отличное. Да у него всегда было хорошее настроение, кроме когда живот с перепоя гудел или остеохондроз в руки стрелял. Или – не к стол; будь сказано – в мошонку. От хребта туда боли иной раз отдавались. Но, это все чепуха, так сказать непосредственно Главное, жив. В оккупации не подох; после войны голодуха – снова живой; отец в штрафбате сгинул, матери на переезде «кукушкой» голову отсекло – обратно живой! И на зоне не пропал. Там, правда, уже взрослым был. Бога гневить не надо Главное, чтоб жопы пыль не шла!
– Ладно, Михаилу не мни водку! – весело првал он хозяина. – По последней, и – на крышу!
Плоская крыша, залитая раскисшим от жары гудроном была густо заставлена солнечными батареями: их-то, оказывается, и выдумал на весь Израиль, а также для. всех арабов Наум Аронович, первый муж Ирины Васильевны. Ячеистые стеклянные щиты батарей уставились в синее прокаленное небо. В некоторых ячейках стеклышки были выбиты, в пробоинах валялись окурки, смятые «пачки сигарет и даже пустые банки – под пива. На веревках между солнечными батареями сушилось разноперое белье. Рядом стояло несколько стульев белого пластика, такой же столик на невысоких ножках.
Петр Иванович, покуривая, облокотился о заграждение – обозревал субботний иерусалимский Пашка притащил на крышу матрац, пепельницу и зачем-то еврейскую газету. Он стоял рядом с гостем, готовый комментировать происходящее вну и вокруг.
– Дай я покурю твоей сигареты, – робко попросил он, поглядывая на дверь.
Петр Иванович удивился, но оторвал у беломорины обмусоленный конец, сунул папиросу Пашке.
– А мать узнает?..
Пашка задымил отчаянно и башкой замотал: не узнает.
– Васин, а что ты ешь, чтобы от тебя не пахло с водкой? – поинтересовался он, выпуская дым колечками.
Петр Иванович пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17