при этом он потрясает правой рукой с переполненным стаканом, содержимое которого угрожает вот-вот пролиться.
Тут солдату приходит в голову, что на его столе нет ни одного стакана. На подносе – только бутылка и ничего больше, что позволило бы утолить жажду нового клиента. К тому же подавальщица, видимо, не обнаружила в его углу ничего такого, что привлекло бы ее внимание, и продолжает шарить глазами по зале: минуя солдата и двух его соседей, взгляд ее скользит поверх других столов, вдоль стены, где четырьмя кнопками прикреплены белые листки объявлений; вдоль окна витрины со сборчатой занавеской, загораживающей залу от глаз прохожих, окна с тремя выпуклыми эмалевыми шарами снаружи; вдоль входной двери, также частично занавешенной и украшенной надписью «Кафе», которая читается навыворот; вдоль стойки с пятью-шестью прилично одетыми посетителями перед нею, а также того, крайнего справа, что все еще смотрит на столик, за которым сидит солдат.
Тот переводит взгляд в сторону своего стула. Сержант пристально разглядывает ворот его шинели, то место, где пришиты два зеленых ромба, – суконных, с армейским номером.
– Так вы были под Рейхенфельсом? – говорит он. При этом его подбородок едва заметно, но стремительно выдвигается вперед.
Солдат подтверждает:
– Да, был я в этой переделке.
– Были, – уточняет сержант, для доказательности повторяя то же движение подбородком и кивая на отчетливые следы армейского номера.
– И он тоже, – говорит капрал, – тот, что сидел тут, на вашем месте…
– Ну, он-то дрался, – прерывает сержант. И, не получив ответа, добавляет: – А то, сдается мне, найдутся и такие, что не выстояли.
Он оборачивается к капралу, и тот делает неопределенный жест в знак то ли неведения, то ли согласия.
– Никто не выстоял, – говорит солдат.
Но сержант протестует:
– Как бы не так! Вы спросите у парнишки, что сидел тут, на вашем месте.
– Ладно, пусть так, – соглашается солдат. – Все дело в том, как понимать это «выстояли».
– Я так и понимаю, как оно есть: были такие, что дрались, а другие – нет.
– А кончилось тем, что все отступили.
– Согласно приказу. Не надо путать.
– Все отступили согласно приказу, – говорит солдат.
Сержант пожимает плечами. Он смотрит на капрала, словно ища поддержки. Потом, отвернувшись к стеклянной витрине, глядящей на улицу, бормочет:
– Разложившееся офицерье!
И помолчав:
– Разложившееся офицерье, вот это кто!
– Это верно, – подтверждает капрал.
Озираясь вокруг, солдат выискивает глазами молодую официантку, которая все никак не соберется к ним подойти. Но сколько он ни приподнимается на стуле, глядя поверх голов, он нигде не может ее обнаружить.
– Не беспокойтесь, вы увидите сразу, когда он вернется, – говорит капрал. Он приветливо улыбается и, полагая, что солдат оглядывается в поисках их ушедшего товарища, добавляет: – Он должен быть рядом, в бильярдной, верно, приятеля повстречал.
– Вы можете у него спросить, – продолжает, покачивая головой, сержант, – он-то дрался, можете у него спросить.
– Ладно, а все же как-никак нынче он тут, – говорит солдат. – Хочешь не хочешь, а пришел к тому же, что и остальные.
– Согласно приказу, я вам говорю. – И после минутного молчаливого размышления он, словно про себя, заключает: – Разложившееся офицерье, вот они кто!
– Вот это верно, – подтверждает капрал.
Солдат спрашивает:
– А вы-то под Рейхенфельсом были?
– Ну нет, мы оба западнее были, – отвечает капрал. – Как они линию обороны прорвали и нас обошли, мы и отступили, чтобы не попасться.
– Согласно приказу, вот как! Не надо путать, – уточняет сержант.
– Быстро смотались, тянуть было некогда, – говорит капрал. – А то, из двадцать восьмой у нас на левом фланге, замешкались, так они словно ребятня малая влипли.
– Сейчас, как ни верти, все к тому же идет. Не нынче – так завтра посадят в мешок, – говорит солдат.
Сержант бросает на него быстрый взгляд, но предпочитает обратиться к воображаемому собеседнику, сидящему напротив:
– Ну, это еще надо доказать, мы еще последнего слова не сказали.
Теперь очередь солдата пожать плечами. Он встает со стула, пытаясь привлечь внимание официантки и надеясь, что наконец-то ему принесут выпить. Из-за соседнего стола доносится фраза, случайно произнесенная громче других, – обрывок какой-то беседы: «Шпионы, ну, их-то повсюду хватает!» За этим заявлением следует непродолжительное молчание. На другом конце стола кто-то дает подробные пояснения, но слышится только глагол «расстрелять», остальное тонет в сумятице голосов. И когда солдат снова усаживается на свой стул, среди общего гула слышится другая формулировка:
– Есть такие, что дрались, а другие вот нет.
Сержант разглядывает при этом зеленые ромбы на вороте шинели. Он повторяет:
– Мы еще последнего слова не сказали. – Потом, склонившись к капралу, доверительно сообщает: – Мне говорили, вражеским агентам платят, чтоб разлагали морально.
Капрал не реагирует. Сержант, который, перегнувшись над столом, покрытым клеенкой в красно-белую клетку, тщетно ждал ответа, снова решительно опускается на стул. Немного погодя он добавляет: «Надо было видеть», но произносит это едва слышно и к тому же не поясняет свою мысль. Оба молчат, и тот и другой замерли, уставившись в пространство прямо перед собой.
Солдат оставляет их, с намерением выяснить, куда же запропастилась молодая женщина с тяжелой темной шевелюрой. Но, стоя среди нагромождения столов, он подумал, что в конечном счете не так уж ему хочется пить.
Почти у самого выхода, уже дойдя до стойки, которую обступила кучка прилично одетых людей, он вдруг подумал о том солдате, что был под Рейхен-фельсом и так доблестно там сражался. Важно непременно его разыскать, поговорить с ним, выведать у него, как это все было. Солдат немедля возвращается и пересекает залу в обратном направлении, пробираясь между скамьями, стульями и спинами выпивающих за столиками посетителей. Те двое сидят по-прежнему в одиночестве, в той же позиции, в какой он их оставил. Вместо того чтобы направиться к ним, он идет напрямик в глубь залы, туда, где толпа мужчин, создавая давку и толкотню, устремилась влево, но из-за тесноты прохода движется очень медленно, мало-помалу, однако, протискиваясь между выступом стены и тремя большими круглыми вешалками, нагруженными одеждой, которые возвышаются в конце стойки.
Пока, подхваченный течением, солдат также приближается к выходу – правда, медленнее прочих, поскольку он оказался у края потока, – ему приходит в голову, а почему, собственно, так уж важно побеседовать с этим человеком, который сможет ему рассказать лишь то, что ему уже известно. Еще не успев дойти до следующей залы, где, кроме новых посетителей, должны находиться:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Тут солдату приходит в голову, что на его столе нет ни одного стакана. На подносе – только бутылка и ничего больше, что позволило бы утолить жажду нового клиента. К тому же подавальщица, видимо, не обнаружила в его углу ничего такого, что привлекло бы ее внимание, и продолжает шарить глазами по зале: минуя солдата и двух его соседей, взгляд ее скользит поверх других столов, вдоль стены, где четырьмя кнопками прикреплены белые листки объявлений; вдоль окна витрины со сборчатой занавеской, загораживающей залу от глаз прохожих, окна с тремя выпуклыми эмалевыми шарами снаружи; вдоль входной двери, также частично занавешенной и украшенной надписью «Кафе», которая читается навыворот; вдоль стойки с пятью-шестью прилично одетыми посетителями перед нею, а также того, крайнего справа, что все еще смотрит на столик, за которым сидит солдат.
Тот переводит взгляд в сторону своего стула. Сержант пристально разглядывает ворот его шинели, то место, где пришиты два зеленых ромба, – суконных, с армейским номером.
– Так вы были под Рейхенфельсом? – говорит он. При этом его подбородок едва заметно, но стремительно выдвигается вперед.
Солдат подтверждает:
– Да, был я в этой переделке.
– Были, – уточняет сержант, для доказательности повторяя то же движение подбородком и кивая на отчетливые следы армейского номера.
– И он тоже, – говорит капрал, – тот, что сидел тут, на вашем месте…
– Ну, он-то дрался, – прерывает сержант. И, не получив ответа, добавляет: – А то, сдается мне, найдутся и такие, что не выстояли.
Он оборачивается к капралу, и тот делает неопределенный жест в знак то ли неведения, то ли согласия.
– Никто не выстоял, – говорит солдат.
Но сержант протестует:
– Как бы не так! Вы спросите у парнишки, что сидел тут, на вашем месте.
– Ладно, пусть так, – соглашается солдат. – Все дело в том, как понимать это «выстояли».
– Я так и понимаю, как оно есть: были такие, что дрались, а другие – нет.
– А кончилось тем, что все отступили.
– Согласно приказу. Не надо путать.
– Все отступили согласно приказу, – говорит солдат.
Сержант пожимает плечами. Он смотрит на капрала, словно ища поддержки. Потом, отвернувшись к стеклянной витрине, глядящей на улицу, бормочет:
– Разложившееся офицерье!
И помолчав:
– Разложившееся офицерье, вот это кто!
– Это верно, – подтверждает капрал.
Озираясь вокруг, солдат выискивает глазами молодую официантку, которая все никак не соберется к ним подойти. Но сколько он ни приподнимается на стуле, глядя поверх голов, он нигде не может ее обнаружить.
– Не беспокойтесь, вы увидите сразу, когда он вернется, – говорит капрал. Он приветливо улыбается и, полагая, что солдат оглядывается в поисках их ушедшего товарища, добавляет: – Он должен быть рядом, в бильярдной, верно, приятеля повстречал.
– Вы можете у него спросить, – продолжает, покачивая головой, сержант, – он-то дрался, можете у него спросить.
– Ладно, а все же как-никак нынче он тут, – говорит солдат. – Хочешь не хочешь, а пришел к тому же, что и остальные.
– Согласно приказу, я вам говорю. – И после минутного молчаливого размышления он, словно про себя, заключает: – Разложившееся офицерье, вот они кто!
– Вот это верно, – подтверждает капрал.
Солдат спрашивает:
– А вы-то под Рейхенфельсом были?
– Ну нет, мы оба западнее были, – отвечает капрал. – Как они линию обороны прорвали и нас обошли, мы и отступили, чтобы не попасться.
– Согласно приказу, вот как! Не надо путать, – уточняет сержант.
– Быстро смотались, тянуть было некогда, – говорит капрал. – А то, из двадцать восьмой у нас на левом фланге, замешкались, так они словно ребятня малая влипли.
– Сейчас, как ни верти, все к тому же идет. Не нынче – так завтра посадят в мешок, – говорит солдат.
Сержант бросает на него быстрый взгляд, но предпочитает обратиться к воображаемому собеседнику, сидящему напротив:
– Ну, это еще надо доказать, мы еще последнего слова не сказали.
Теперь очередь солдата пожать плечами. Он встает со стула, пытаясь привлечь внимание официантки и надеясь, что наконец-то ему принесут выпить. Из-за соседнего стола доносится фраза, случайно произнесенная громче других, – обрывок какой-то беседы: «Шпионы, ну, их-то повсюду хватает!» За этим заявлением следует непродолжительное молчание. На другом конце стола кто-то дает подробные пояснения, но слышится только глагол «расстрелять», остальное тонет в сумятице голосов. И когда солдат снова усаживается на свой стул, среди общего гула слышится другая формулировка:
– Есть такие, что дрались, а другие вот нет.
Сержант разглядывает при этом зеленые ромбы на вороте шинели. Он повторяет:
– Мы еще последнего слова не сказали. – Потом, склонившись к капралу, доверительно сообщает: – Мне говорили, вражеским агентам платят, чтоб разлагали морально.
Капрал не реагирует. Сержант, который, перегнувшись над столом, покрытым клеенкой в красно-белую клетку, тщетно ждал ответа, снова решительно опускается на стул. Немного погодя он добавляет: «Надо было видеть», но произносит это едва слышно и к тому же не поясняет свою мысль. Оба молчат, и тот и другой замерли, уставившись в пространство прямо перед собой.
Солдат оставляет их, с намерением выяснить, куда же запропастилась молодая женщина с тяжелой темной шевелюрой. Но, стоя среди нагромождения столов, он подумал, что в конечном счете не так уж ему хочется пить.
Почти у самого выхода, уже дойдя до стойки, которую обступила кучка прилично одетых людей, он вдруг подумал о том солдате, что был под Рейхен-фельсом и так доблестно там сражался. Важно непременно его разыскать, поговорить с ним, выведать у него, как это все было. Солдат немедля возвращается и пересекает залу в обратном направлении, пробираясь между скамьями, стульями и спинами выпивающих за столиками посетителей. Те двое сидят по-прежнему в одиночестве, в той же позиции, в какой он их оставил. Вместо того чтобы направиться к ним, он идет напрямик в глубь залы, туда, где толпа мужчин, создавая давку и толкотню, устремилась влево, но из-за тесноты прохода движется очень медленно, мало-помалу, однако, протискиваясь между выступом стены и тремя большими круглыми вешалками, нагруженными одеждой, которые возвышаются в конце стойки.
Пока, подхваченный течением, солдат также приближается к выходу – правда, медленнее прочих, поскольку он оказался у края потока, – ему приходит в голову, а почему, собственно, так уж важно побеседовать с этим человеком, который сможет ему рассказать лишь то, что ему уже известно. Еще не успев дойти до следующей залы, где, кроме новых посетителей, должны находиться:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37