И - ай, молодца! - выиграл процесс. Оказалось, что у него что-то очень редкое, но другое. Выписываясь через две недели, он запахнулся в кожаный плащ и гордо каркнул: "Нада знать, с кэм спать!"
Третий явился по собственному почину. Он клялся и божился, что распознал у себя твердый шанкр. Его, конечно, стали осматривать и ровным счетом ничего не нашли. Клиент был чист, как новорожденный младенец. "Нет, есть! - упирался он. - Несите лупу!"Принесли лупу, стали смотреть. И, что поразительнее всего, нашли!
Изучение такой веселой науки рождает множество недоразумений. Венерологи очень любят разные образные выражения: "ожерелье Венеры", "трамвайный симптом", и так далее. Вот показательный пример: при первичном сифилисе в паху увеличивается лимфоузел. Он становится здоровенным, как доброе яйцо, а вокруг проступают другие, помельче. Так вот французские венерологи называют этот главный узел "мэром города", а остальные - его "горожанами". Однажды на экзамене некий субчик слегка запамятовал, как надо говорить, и на вкрадчивый, сладкий вопрос профессора "Ну, а как это образование именуют французы?" ответил, что главный лимфоузел - это Председатель Ленгорисполкома.
И был еще случай, за который не ручаюсь, но мне клялись, что это чистая правда. Шел экзамен; на экзамене бывает так называемая практическая часть. Приводят больного, студент его внимательно осматривает и после рассказывает о том, что увидел. Один экзаменуемый завел пациента в темный угол, велел расстегнуть штаны и принялся изучать. Профессор раздраженно одернул его: что вы, дескать, в закутке корячитесь - ведите больного сюда. Взволнованный экзаменуемый кивнул, схватил клиента за орган, представлявший клинический интерес, и спешно повел к столу, за что и получил почему-то два балла; почему - не пойму до сих пор.
Воцерковление
Оно не состоялось.
Вопреки моим усилиям, пускай и скромным.
Наверно, это плохо, и мне потом здорово достанется.
Правда, я крестился в православную веру в зрелом возрасте, в 1987 году - на волне неофитства, когда потрепанный задник, являвший собой затасканную картину мира, начал медленно оползать, являя ошеломленному взору всевозможные откровения.
Но очень скоро я понял, что совсем не гожусь в аскеты. Однажды, помнится, готовясь к завтрашней литургии, я попытался соблюсти пост: не ел мясного-молочного, не пил вина и держался молодцом, но молодечество давалось мне ценой неимоверных страданий. На беду, жена купила коробку пирожных-картошек, двенадцать штук. И вот она пришла домой и увидела, что я, недвижимый, возлежу на диване и гляжу в потолок, а коробка пуста. Или почти пуста, сейчас уже не помню. Я оправдывался, говоря, что в картошках нет ничего ни молочного, ни мясного, и буква соблюдена. Но червячок сомнения не спал, делая свое черное землеройное дело.
В 1990 году наши искания привели нас в экуменическую общину брата Роже, что в Тезе, во Франции, близ аббатства Клюни.
Стараниями товарища мы свели знакомство с братом Армином, симпатичным экуменистом из лютеран, который как раз приехал в тогдашний еще Ленинград вербовать себе сторонников. Он худо-бедно говорил по-русски и даже оплатил нам дорогу в их трогательный религиозный лагерь - до того им, монахам, хотелось заполучить к себе ортодоксов.
У нас собралась компания, я купил бутылку коньяка, отвергая всякие возражения и увещевания. Коньяк никто не пил, кроме хозяина дома, и я к концу вечери ощущал себя очень недурственно. Однако надо было что-нибудь и сказать, а то я молчал все время. О чем говорить с братом Армином я, естественно, не имел представления и мучительно подыскивал тему, способную его захватить.
Момент наступил.
Пролетел тихий ангел, повисла тишина - повисла неосторожно и опрометчиво.
Я если и не икнул, то солидно откашлялся, подпер щеку кулаком и заинтересованно осведомился, не делая никаких предисловий:
- М-м, брат Армин... ну, а как там мать Тереза?
Но даже этот вопрос не отвратил его от намерения принять нас в Тезе.
И мы поехали - мы с женой и наш приятель.
Мы очутились в молодежном лагере, среди раскованной и шумной европейской молодежи. На нас таращились, но не слишком. Нам предложили на выбор четыре группы, в которых мы могли бы наилучшим образом проявить свою сущность: группы Углубления ("углюбления" - значительно выговаривал брат Армин), Молчания, Дискуссий и Работы.
От работы мы отказались мгновенно. нам хотелось дискуссий, но Армин поостерегся и записал нас в Углюбление. И мы углюблялись - до тех пор, пока однажды, сидючи в кружке, не услышали от толстущей немки со злыми глазами слова про "Маленький Свет", который она любит в своей персоне.
На этом углюбление благополучно закончилось, и мы с товарищем приступили к дискуссиям.
Впрочем, мы не были спорщиками и охотно соглашались со всем, что говорили наши оппоненты. В конце концов мы вызвали бурный восторг у компании итальянцев, которые спросили, признаем ли мы верховенство Римского Папы. Я не слишком разобрался в вопросе и проявил покладистость, сказав им, что почему бы и нет.
В результате случился прорыв в отношениях между Востоком и Западом. "Ура! - вопили итальянцы. - Ортодоксы признали Папу!"
Мы вежливо улыбались и не спешили их разочаровывать.
А большую часть свободного времени, равно как и молитвенного, мы проводили в созерцании двух ослов, которых югославы зачем-то подарили брату Роже, отцу-основателю общины. Под доморощенные гимны, представлявшие собой окрошку из песнопений всех времен и народностей, под кукующую "Аллилуйю" мы наблюдали за этими тихими, безгрешными животными, печалясь о собственной суетности.
Дальше, когда уехали из Тезе, все как-то вообще пошло на убыль и почти прекратилось. Грех, что и говорить.
апрель-сентябрь 2002
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Третий явился по собственному почину. Он клялся и божился, что распознал у себя твердый шанкр. Его, конечно, стали осматривать и ровным счетом ничего не нашли. Клиент был чист, как новорожденный младенец. "Нет, есть! - упирался он. - Несите лупу!"Принесли лупу, стали смотреть. И, что поразительнее всего, нашли!
Изучение такой веселой науки рождает множество недоразумений. Венерологи очень любят разные образные выражения: "ожерелье Венеры", "трамвайный симптом", и так далее. Вот показательный пример: при первичном сифилисе в паху увеличивается лимфоузел. Он становится здоровенным, как доброе яйцо, а вокруг проступают другие, помельче. Так вот французские венерологи называют этот главный узел "мэром города", а остальные - его "горожанами". Однажды на экзамене некий субчик слегка запамятовал, как надо говорить, и на вкрадчивый, сладкий вопрос профессора "Ну, а как это образование именуют французы?" ответил, что главный лимфоузел - это Председатель Ленгорисполкома.
И был еще случай, за который не ручаюсь, но мне клялись, что это чистая правда. Шел экзамен; на экзамене бывает так называемая практическая часть. Приводят больного, студент его внимательно осматривает и после рассказывает о том, что увидел. Один экзаменуемый завел пациента в темный угол, велел расстегнуть штаны и принялся изучать. Профессор раздраженно одернул его: что вы, дескать, в закутке корячитесь - ведите больного сюда. Взволнованный экзаменуемый кивнул, схватил клиента за орган, представлявший клинический интерес, и спешно повел к столу, за что и получил почему-то два балла; почему - не пойму до сих пор.
Воцерковление
Оно не состоялось.
Вопреки моим усилиям, пускай и скромным.
Наверно, это плохо, и мне потом здорово достанется.
Правда, я крестился в православную веру в зрелом возрасте, в 1987 году - на волне неофитства, когда потрепанный задник, являвший собой затасканную картину мира, начал медленно оползать, являя ошеломленному взору всевозможные откровения.
Но очень скоро я понял, что совсем не гожусь в аскеты. Однажды, помнится, готовясь к завтрашней литургии, я попытался соблюсти пост: не ел мясного-молочного, не пил вина и держался молодцом, но молодечество давалось мне ценой неимоверных страданий. На беду, жена купила коробку пирожных-картошек, двенадцать штук. И вот она пришла домой и увидела, что я, недвижимый, возлежу на диване и гляжу в потолок, а коробка пуста. Или почти пуста, сейчас уже не помню. Я оправдывался, говоря, что в картошках нет ничего ни молочного, ни мясного, и буква соблюдена. Но червячок сомнения не спал, делая свое черное землеройное дело.
В 1990 году наши искания привели нас в экуменическую общину брата Роже, что в Тезе, во Франции, близ аббатства Клюни.
Стараниями товарища мы свели знакомство с братом Армином, симпатичным экуменистом из лютеран, который как раз приехал в тогдашний еще Ленинград вербовать себе сторонников. Он худо-бедно говорил по-русски и даже оплатил нам дорогу в их трогательный религиозный лагерь - до того им, монахам, хотелось заполучить к себе ортодоксов.
У нас собралась компания, я купил бутылку коньяка, отвергая всякие возражения и увещевания. Коньяк никто не пил, кроме хозяина дома, и я к концу вечери ощущал себя очень недурственно. Однако надо было что-нибудь и сказать, а то я молчал все время. О чем говорить с братом Армином я, естественно, не имел представления и мучительно подыскивал тему, способную его захватить.
Момент наступил.
Пролетел тихий ангел, повисла тишина - повисла неосторожно и опрометчиво.
Я если и не икнул, то солидно откашлялся, подпер щеку кулаком и заинтересованно осведомился, не делая никаких предисловий:
- М-м, брат Армин... ну, а как там мать Тереза?
Но даже этот вопрос не отвратил его от намерения принять нас в Тезе.
И мы поехали - мы с женой и наш приятель.
Мы очутились в молодежном лагере, среди раскованной и шумной европейской молодежи. На нас таращились, но не слишком. Нам предложили на выбор четыре группы, в которых мы могли бы наилучшим образом проявить свою сущность: группы Углубления ("углюбления" - значительно выговаривал брат Армин), Молчания, Дискуссий и Работы.
От работы мы отказались мгновенно. нам хотелось дискуссий, но Армин поостерегся и записал нас в Углюбление. И мы углюблялись - до тех пор, пока однажды, сидючи в кружке, не услышали от толстущей немки со злыми глазами слова про "Маленький Свет", который она любит в своей персоне.
На этом углюбление благополучно закончилось, и мы с товарищем приступили к дискуссиям.
Впрочем, мы не были спорщиками и охотно соглашались со всем, что говорили наши оппоненты. В конце концов мы вызвали бурный восторг у компании итальянцев, которые спросили, признаем ли мы верховенство Римского Папы. Я не слишком разобрался в вопросе и проявил покладистость, сказав им, что почему бы и нет.
В результате случился прорыв в отношениях между Востоком и Западом. "Ура! - вопили итальянцы. - Ортодоксы признали Папу!"
Мы вежливо улыбались и не спешили их разочаровывать.
А большую часть свободного времени, равно как и молитвенного, мы проводили в созерцании двух ослов, которых югославы зачем-то подарили брату Роже, отцу-основателю общины. Под доморощенные гимны, представлявшие собой окрошку из песнопений всех времен и народностей, под кукующую "Аллилуйю" мы наблюдали за этими тихими, безгрешными животными, печалясь о собственной суетности.
Дальше, когда уехали из Тезе, все как-то вообще пошло на убыль и почти прекратилось. Грех, что и говорить.
апрель-сентябрь 2002
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18